— У тебя вид лакея, которого допускают в покои барыни! Чесать пятки.

— Постарайся сравняться, — невозмутимо посоветовал Илья.

Валерия вышла из ванной комнаты. Ее упругое, гибкое тело было туго затянуто длинным серебристо-голубым платьем, из-под которого виднелись кончики золоченых туфелек, а голову покрывала белая чалма с коротким султанчиком. Скорее всего — единственный шикарный наряд, сшитый собственными руками, долго обдумываемый. А еще больше ушло времени на размышления — где же в нем появляться и перед кем блистать? Да и кто поймет- оценит весь изыск вечернего туалета, если круг знакомых — люди скромные, тихие, скудной жизнью повседневно озабоченные, а входа в мир так называемого в газете «Ночной досуг» московского высшего света, в чертоги принцев и принцесс нет. Но платье — должно быть. Одно шикарное платье есть у каждой молодой женщины — вдруг подвернется негаданный случай?! Вдруг пробьет час выхода Золушки на менуэт с принцем, а подходящих хрустальных туфелек да наряда не будет?

По сияющим глазам Валерии было понятно, что она уверовала — ЕЕ час пробил. И лакейский облик Ильи был для нее тому подтверждением. Так что торжественный выход принцессы из ванной требовал восхищенной оценки, потому что праздник души должен начинаться сразу, с места, и грохотать до самого своего завершения, чтоб навеки отложиться в памяти.

Он улыбнулся и сказал:

— Американцы в таких случаях говорят — ты выглядишь на миллион долларов. По-русски это означает — ты прекрасна, как богиня.

И такая мелкая пошлость срабатывает — ведь многого не надо.

— Куда мы идем? — озабоченно спросила она.

— На маленькое представление, — небрежно ответил Илья. — Увидишь московский высший свет. Элиту. Наших хозяев жизни, «новых русских», как теперь говорят. Актеры, режиссеры, банкиры и жулики. Цвет нации.

— А мне что? — заголосил Спартак. — Тоже башку маслом мазать?

— Сойдешь и так. У тебя вечер трудовой.

— Понятно. Тебе приятно всех унижать, да? В любой форме, но унизить, чтобы доказать…

— Прекрати! — закричала Валерия. — Первый раз в жизни я иду в хорошее место, первый раз мы выползаем из этой проклятой берлоги, а тебе надо все изгадить!

— Сделай сестре праздник, Спартак, — поморщился Илья. — Хоть она порадуется по-детски.

Спартак тут же стушевался, торопливо облачился все в тот же пиджак, в котором ходил на работу, захлестнул шею галстуком, и они все вместе спустились к автомобилю Ильи.

Дверцу машины Илья раскрыл перед Валерией с подчеркнутой услужливостью вышколенного швейцара — праздник так праздник, — и она впорхнула на сиденье с непринужденным видом царственной особы, будто делала это каждый день. Молодец, отметил Илья, во всех вас, девочках всех прослоек и любой среды обитания, отродясь заложен вкус к шикарной жизни — этому учить не надо.

Спартак забился на заднее сиденье, пыхтел, клокотал, но благоразумно молчал всю дорогу.

— Значит, будет бал? — спросила Валерия, когда они уже приехали на Тверскую-Ямскую.

— Воспринимай как бал, — согласился Илья.

И — грянул бал! Чуть за полночь весь приукрашенный подвал залили светом, включили музыку, гости вваливались организованной толпой и многие тут же кидались к стойке в углу, где орудовал повеселевший Спартак, а некоторые с интересом разглядывали квадратную яму посреди зала, заполненную густой грязью. Кроме тех зрителей, что знали о представлении заранее, удалось, как и рассчитывал Альберт, сманить несколько компаний из казино, расположенных поблизости, и публика блистала вечерними туалетами — модными клубными пиджаками бурого или красного цвета и немыслимыми нарядами дам. Низкие своды подвала и его сырые стенки общего настроения не портили. Мелькали в толпе знакомые всем лица артистов и актрис, популярных телеведущих, чемпионов, певцов эстрады — достаточно, чтобы глаза Валерии разгорелись до солнечного сияния.

Илья отдавал последние распоряжения в закутке, за тяжелой портьерой, которая отделяла эти рабочие углы от зала. Изредка он оглядывался на Валерию, а та, замерев, глядела сквозь щель в портьере в зал, не решаясь выйти. Он подошел к ней и сказал решительно:

— Сейчас я тебя усажу. Только сними чалму.

— Зачем? — вздрогнула она и схватилась руками за голову.

— Затем. Посмотри на них повнимательней. Дамочки вовсе не стесняются своих кривых ног и ходят в мини. А вот эта уродина нацепила на себя золота больше, чем может поднять. Каждый жаждет выпендриться в меру своей болезненной фантазии. Каждый желает выглядеть особенно, отличаться от других. А ты индивидуальна — без особых усилий и совершенно бесплатно. Смелей, Валepa.

— Ты для этого меня позвал? Для эксперимента? — с трудом выговорила она.

— Для этого — тоже. Не бойся. Пошли.

Она медленно сняла с головы чалму, Илья подхватил ее под руку, и они вышли из-за портьеры. Илья чувствовал, как мелко дрожит ее рука на его локте.

Какие-то незнакомые люди здоровались с Ильей, будто закадычные друзья, срабатывал железный закон — раз оказался здесь, на полутайном сборище, среди званых и избранных — значит, свой, значит, все мы здесь знакомы.

Илья довел Валерию до передней скамьи около ямы с грязью и сказал:

— Садись и не смущайся. Я тебя все время буду видеть. И Корвет за тобой присмотрит. Твоя прическа, как ты, наверно, уже заметила, никого не испугала. Ничего оригинального. Есть и похлеще.

Она изо всех сил попыталась улыбнуться и покорно села на скамью.

Илья вернулся за ширму, где уже подпрыгивал в предельном возбуждении Альберт.

— Илья! Сверх ожиданий! Сверх всяких ожиданий! В зале трое депутатов Госдумы! Тьма журналистов, моих друганов! Эх, черт, поскромничали мы! Размаху нету! Надо было бы сразу арену в Лужниках арендовать!

— Бойцы готовы? — спросил Илья. — Давай начинать.

— Сейчас! Ты выходишь после девочек и руководишь парадом! А я сейчас заряжусь и начнем!

Он юркнул за ширму и устремился в тот угол, где публика толпилась вокруг Спартака.

Через минуту Илья выключил музыку. Потом выглянул в зал. Вокруг Валерии уже сидели молодые люди, в руках у нее оказался высокий стакан с какой-то жидкостью, лысая красавица улыбалась, смеялась — шикарная жизнь началась с места в карьер.

Но Лученков с Марией — это еще половина сюрприза! От стойки Спартака, к первым рядам около грязевой ванны прошел неторопливой походкой Куприянов! За ним с портфелем в руках семенил мистер Чанг и две дамы в довольно вульгарных туалетах. Эта группа, кажется, была всем окружающим известна и шла сквозь частокол приветствий, как сквозь чащу леса. Куприянов, всего лишь несколько дней назад объявивший Илье войну, вальяжно уселся на стул, невесть где раздобытый для него незаменимым Чангом.

— Господа! — зазвенел под сводами подвала голос Альберта. — Господа! Начинаем зрелище века! Прошу внимания!

Он выскочил к яме в яркой жилетке, с трубкой в руках, откровенно хмельной и счастливый до повизгивания в каждом слове.

— Сегодня! Впервые в Москве! Газета «Ночной досуг» организовала невиданное прежде на родных нивах зрелище! Отрывайтесь от стойки, занимайте места, я гарантирую вам незабываемые минуты!

В зале заорали, завизжали так, будто в гарнизонном клубе истомившиеся службой солдатики увидели живьем стриптиз.

— Итак, парад-алле! Туш! Перед вами выступает чемпионка штата Алабама — Боевая Машина!

Под бравурную фонограмму из боковых дверей появилась чемпионка Алабамы. Илья не знал, что ее имя на ристалищах — Боевая Машина. Размахивая многозвездным американским флагом, она двинулась по проходу между рядами. Приодета она была в узенькие трусики и тряпочку, намекающую на лифчик.

Публика взвыла. Боевая Машина обошла яму, мощно передергивая выпуклыми ягодицами, и застыла, приняв скульптурную позу. Силовой выход произвел добротное впечатление.

— Ей противостоит чемпионка Сибири — Золотая Рысь!

Силы небесные! — при чем тут Сибирь и при чем тут рысь, да еще золотая?!