Предложение Сан-Мигеля поддержал О’Дали:

— Даже такая рискованная операция, — настаивает он, — лучше опасного бездействия, разлагающего солдат.

Но артиллеристы Арко-Агуэро и Лопес-Баньос стали решительно возражать против подобной затеи. Операцию можно предпринять, только имея военные суда. Стрельба с плотов при неспокойном зимою море будет безрезультатной.

Снова все молчат.

Риэго шагает из угла в угол, поглощенный одной настойчивой мыслью. Пассивное ожидание неминуемо приведет к поражению. Он не хочет умирать в капкане, не померявшись силами с врагом!..

Он продолжает вслух:

— Кирога предлагает ждать… Выжидающая революция!.. Да это бессмыслица! Как если бы луч света задумал передохнуть на полдороге. Восстание, которое застыло, подобно библейской жене, оглянувшейся на Содом… Кирога рассчитывает на помощь народа, но народ поможет только живым, а живые борются за свою жизнь!

Рафаэль остановился. Пять человек спросили в один голос:

— Что же ты предлагаешь?

— Надо отобрать наиболее преданных людей и перебросить их на «твердую землю». Остальные будут оборонять остров. Нам нужна подвижная колонна. Она станет зовом революции к народу, зовом проснувшихся к спящим! Испанцы увидят, наконец, бодрую, как полыхающее пламя, действенную силу восстания. Только она одна может вызвать сочувствие и подражание… Колонна подымет города, весть о ней разнесется по всей стране. Абсолютисты трубят, будто мы испугались и укрылись от них на острове. Мы докажем всему свету противное! Мало того, подвижная колонна обеспечит и длительную оборону Леона. Пусть-ка попробует Фрейре атаковать остров, когда над его затылком будет висеть крепкий, готовый обрушиться кулак!.. Кирога прав: мы должны продержаться как можно дольше. Рейд в тылу противника и поможет этому в высшей степени.

Предложение Риэго вызвало общее одобрение. Военная диверсия в тылу могущественного, вдесятеро более Сильного врага, возможно, кончится гибелью храбрецов. Но дерзкий вызов, брошенный абсолютизму, сразу повысит престиж движения, укрепит уверенность восставших в собственных силах и в конечном успехе. Да, это может спасти революцию!

Кому же возглавить рейд? Тут не могло быть сомнений.

Риэго просил полторы тысячи человек и в помощники себе, начальником штаба колонны, Эваристо Сан-Мигеля.

Сорок кавалеристов с трудом сдерживают застоявшихся в конюшнях лошадей. За ними, на сером коне, — Риэго. Он поминутно натягивает поводья, оглядывает щетинящиеся штыками ряды пехоты и отдает распоряжения адъютантам. Новый мундир перехвачен широким красно-зеленым шарфом. Над каждым батальоном в сером небе плещется красно-зеленое знамя. У командующего, офицеров, у полуторы тысячи бойцов на шапках такие же кокарды — цвета борьбы и надежды.

Четко отбивая шаг, пехота под переливы фанфар всходит на мост Суасо. Она идет в боевом строю. Впереди — батальон астурийцев, за ним — севильцы, далее — конвойные, а в арьергарде — две роты Валенсийского полка.

Накануне выступления офицеры вместе с капралами просмотрели списки всех людей. Не внушающие доверия, физически недостаточно закаленные оставлены на острове. В поход идет цвет маленькой армии, колонна верных солдат.

Противник заметил вылазку, но не проявил никакой решимости. Оттянув передовые части, он уклонился от боя и без выстрела пропустил отряд на свой берег.

Риэго тотчас повернул колонну к югу, на Альхесирас. Этот богатый город, известный своими либеральными настроениями, должен был, казалось ему, стать вторым опорным пунктом революции, наряду с Леоном.

Не останавливаясь, не замедляя быстрого марша, восставшие прошли через Чиклану-де-ла-Фронтера, оглашая ее улицы непрерывными, сотни раз повторенными криками: «Да здравствует конституция!»

Отряд двигался все дальше к югу вдоль берега океана и, не встречая нигде неприятеля, в этот первый день рейда, 27 января, к закату солнца достиг Кониля. Риэго расположил здесь людей на ночлег.

Жители. Кониля по требованию офицеров снабдили отряд провиантом, но никак не. выказывали своего сочувствия делу революции. Они были уверены, что переворот обречен на провал, и боялись, как бы проявление симпатии к «бунтовщикам» не обошлось впоследствии слишком дорого.

После такого приема Риэго со стесненным сердцем выступил назавтра в сторону Вехера-де-ла-Фронтера.

Здесь колонну ждала дружеская встреча, подготовленная местными либералами. Звонили колокола, жители выносили усталым от похода солдатам вино и хлеб.

Пока отдыхали в Вехере, Риэго направил разведчиков- в расположение армии О’Доннеля. Разведчики донесли, что генерал готовится атаковать отряд. Между тем либералы Альхесираса настойчиво требовали Риэго к себе, обещая поддержку людьми, провиантом и деньгами.

В последний день января выступили в направлении Альхесираса. Преодолев крутые склоны охенских холмов, к вечеру следующего дня вошли в город.

Улицы были запружены народом. Из окон проходящим батальонам бросали цветы, до поздней ночи раздавались приветственные возгласы. Риэго и его офицерам пожимали руки, приносили горячие поздравления. Казалось, что назавтра тысячи альхесирасцев пополнят ряды повстанцев, что щедрость богатых негоциантов города позволит снабдить всем необходимым не только колонну Риэго, но и оставшиеся на Леоне войска.

Увидев, наконец, воплощенной в жизнь свою мечту о слиянии армии с народом, Сан-Мигель излил свои чувства в звучных стихах. А семнадцатилетний Гуэрта тут же переложил их на музыку. Так родился «Гимн Риэго» — испанская «Марсельеза». Слова и мелодия этой песни на протяжении всего XIX века сопутствовали борьбе испанских либералов против самодержавия Бурбонов.

Надежды, которые Риэго возлагал на Альхесирас, уже на следующий день развеялись как дым. Церковники пустили по рукам прокламацию; в которой говорилось, что бунтовщики значительно слабее войск, верных правительству, что они скоро будут раздавлены, и тогда связавшиеся с ними неосторожные, доверчивые люди поплатятся за свое легкомыслие головой. Угрозы раздавались с церковных, амвонов. Монахи шныряли в рыночной толпе, заходили в дома.

Настроение альхесирасцев сразу упало. Не было уже и речи о добровольцах. Малейшую услугу повстанцам оказывали теперь тайком, с оглядкой.

Риэго обратился к населению с воззванием, надеясь оживить горячим словом угасший энтузиазм горожан. Все было напрасно. Ему ничего не оставалось, как уйти, из города. Но куда? Части О’Доннеля широким фронтом приближались к Альхесирасу. Они взяли Сан-Роке, Лос-Барриос, Тарифу.

В это время доставили депешу Кироги. Главнокомандующий ожидал дальнейшего усиления армии абсолютистов вокруг Леона и требовал возвращения колонны на остров.

Малодушие Кироги глубоко возмутило Риэго. Но он привык повиноваться и тотчас же приказал готовиться к обратному походу через Вехер к Сан-Фернандо.

Отряд выступил из Альхесираса 7 февраля на рассвете. Он снова прошел по холмам Охена, не встретив вражеских войск, и остановился лагерем в одной из горных долин.

На другой день двинулись дальше к северу. Через час показалась группа кавалеристов противника, завязавшая перестрелку с авангардом. Прошло немного времени, и колонна Риэго оказалась в полукольце кавалерии, численностью в тысячу сабель. А за нею расположилась правительственная пехота. Местность была равнинная, удобная для кавалерийской атаки.

Риэго построил своих людей в три тесных боевых ряда, приказал отвести обоз в тыл. В таком строю двинулись дальше медленным шагом, с ружьями наперевес, готовые встретить удар.

Несколько бойцов Астурийского батальона затянули новую песню повстанцев, ее подхватили севильцы, валенсийцы, и скоро в лицо врагу полетели гневные слова гимна свободы: