— И что тут необычного? Такие лихие парни, как Юнни Фаремо, если не сидят, то гоняют на дорогих спортивных машинах и пьют «Хеннесси». Собственно говоря, из-за своих привычек они в конце концов и попадают за решетку.
— Значит, шикарная квартира — показуха?
— Нет, по-моему, она досталась им в наследство. Они владеют ею на правах собственности. Кажется, о квартире заходила речь на суде.
— Досталась им в наследство? Кому — «им»?
— Ему и его сестре. Юнни Фаремо проживает с сестрой. Во всяком случае, проживал раньше.
«Ура! Она не замужем! Он ее брат!»
С каменным видом Фрёлик спросил:
— А она?
— Что — она?
— Тоже рецидивистка?
— Вряд ли. Она заботится о нем, как мамаша. Хотя она и моложе. Да я особо не вникал. Мой дядя говаривал: не тронь дерьмо, вонять не будет. Он был фермером.
«Не тронь дерьмо…» Фрёлик прищурился.
— Что значит «как мамаша»?
Иттерьерде пожал плечами:
— Да я ведь просто так сказал… На самом деле я о ней понятия не имею. Почему ты спрашиваешь?
— О ком? — Фрёлика снова бросило в жар.
— О Фаремо, — раздосадованно пояснил Иттерьерде. — Почему тебя так интересует Фаремо?
— Конфиденциальная информация. Кое-кто попросил меня взять его на заметку.
Иттерьерде состроил удивленную мину и принялся открывать бутылку кока-колы.
Фрёлик зажмурился. «Скорее бы он ушел, а то в кабинете все провоняет мятой!»
— Конфиденциальная информация? — задумчиво переспросил Иттерьерде.
Видимо, ответ Фрёлика его не удовлетворил.
— Не бери в голову, — с трудом проговорил Фрёлик. — Мне просто нужно было вспомнить, кто он такой… Ну а как вообще дела? Ты по-прежнему встречаешься с той красоткой тайкой?
— Джентльмены предпочитают блондинок!
— Значит, она тебя бросила?
Иттерьерде пальцем выковырял изо рта табачную жвачку и расплылся в ухмылке, обнажив коричневые зубы.
— Вообще-то бросаю обычно я!
Франк Фрёлик отправился в туалет. Ему хотелось побыть одному и подумать. Его встревожила собственная реакция. Почему он так обрадовался, когда выяснилось, что Элизабет — сестра, а не жена Юнни Фаремо? Правда, братец-уголовник — тоже серьезно. И как ему, спрашивается, теперь быть? Он посмотрел в зеркало и сказал себе:
— Самое правильное — спросить ее обо всем открыто, поговорить о ее братце. А лучше всего — порвать с ней!
Он сел на унитаз и прикусил костяшки пальцев. «Как же теперь быть? Прекратить все контакты по телефону? Бекать, мекать и в конце концов признаться, что не имеет права встречаться с сестрой бандита? Но в ответ, скорее всего, она скажет: Франк, кто тебя интересует, я или мой брат?»
Он провел по лбу тыльной стороной ладони. Неужели его положение в самом деле такое необычное? Нет, не может быть. Наверняка в сходной ситуации бывали и другие его коллеги. Он попытался вспомнить подходящие примеры. Начальник налоговой службы однажды обнаружил, что его жена подделывала счета за такси и уменьшала тем самым свои налоги… Нет! Это ерунда. Надо вспомнить что-нибудь посерьезнее. Социалисты спят с правыми… Женщины-охранницы крутят романы с заключенными…
От последнего примера его бросило в пот.
Консервативный священник, выступающий против того, чтобы женщины становились священниками, ухаживает за женщиной-священником… Воинствующий неонацист заходит не в ту пивную и понимает, что он — гомосексуалист…
«Какая глупость лезет в голову! Напряги извилины!»
Председатель местного отделения правой экстремистской партии выясняет, что его дочь помолвлена с чернокожим, который оказывается замечательным малым.
Франк Фрёлик покачал головой. «Может быть, я беспокоюсь потому, что сейчас речь идет обо мне? Неужели все дело в том, что у меня паранойя? А может, проблема в том, что ее братец сидел не за кражу кур или двоеженство?»
Он снова представил себе их разговор: «Элизабет, ты должна понять: я полицейский! Твой брат — главарь банды. Такие ребята, как он, терпеть не могут пустопорожней болтовни об общечеловеческих ценностях. Им поздно начинать жизнь заново, нюхая розы и слушая скрипки. Юнни и его дружки — закоренелые рецидивисты. Речь идет об организованной преступности!»
Фрёлик снова покачал головой. Как будто Элизабет не знает, какой у нее брат!
Но разве в брате корень проблемы? Пожалуй нет. Корень проблемы в том, что она до сих пор держала язык за зубами. Она знает, что он полицейский; она знала это с самого начала. Они и познакомились-то потому, что он полицейский. Ей давно следовало рассказать о своем братце!
Фрёлик оторопел от такого вывода. Ему показалось, будто он долго просидел под водой, задерживая дыхание, а потом вдруг вынырнул на поверхность. Вот с чего надо начинать. Элизабет молчала о своем брате, она ловко манипулировала им, умалчивала о важном, использовала его!
Решение пришло сразу.
Он умылся холодной чистой водой, вытер лицо бумажным полотенцем и вернулся к себе в кабинет. К этому времени уже пришел Гунарстранна.
— Ты какой-то бледный, Фрёлик, — заметил он. — Устал?
Фрёлик снял куртку с вешалки, накинул на плечи и направился к двери.
— Нет, просто чертовски надоела бумажная работа.
Гунарстранна посмотрел на него поверх очков:
— Расслабься! Скоро Рождество. А в канун Рождества какой-нибудь ревнивый сопляк наверняка отомстит своей подружке за то, что она наставила ему рога.
Сиплый, одышливый смех Гунарстранны слышался даже из коридора.
Когда Элизабет позвонила в следующий раз, он сразу ответил. Все сомнения тут же развеялись, как только он услышал ее ласковый голос с хрипотцой.
Она предложила пойти в кино. Он согласился. Они встретились у входа в кинотеатр «Сага». Первым делом отправились в «Бургер Кинг». Фрёлик взял бургер с беконом, Элизабет заказала молочный коктейль. Ванильный.
— Бургеры я ем только в «Макдоналдсе», — сообщила она, когда они сели за столик у окна, выходящего на улицу.
Кроме них, на втором этаже сидел только папаша с двумя дочками, размазывающими по себе кетчуп.
— Так, может, пойдем в «Макдоналдс»?
— Нет. Сейчас я хочу коктейль. Когда ты придешь ко мне в гости, я сделаю тебе банановый. Тебе понравится.
— Ты хочешь пригласить меня в гости?
Она вскинула на него удивленный взгляд:
— Почему бы и нет?
— В самом деле, почему бы и нет?
Молчание — неловкое молчание. А потом — как будто она прочла что-то у него на лице, как будто вдруг что-то сообразила:
— В чем дело?
— М-м-м?..
— Я ведь вижу: что-то не так. Ну-ка говори, в чем дело!
Фрёлик откусил бургер, который на вкус казался картонным. Но лучше набивать рот картоном, чем слететь с тормозов. И потом, он не знал, как лучше выразиться. Ему сразу же стало жарко и душно. Здесь ему не нравилось: воняло прогорклым маслом, воздух был спертый, стены холодные, а резкий свет придавал коже нездоровый оттенок и обесцвечивал глаза.
— Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — быстро сказал он.
— Подожди, — велела она.
— Ладно, — ответил он.
— Во-первых, я сама должна кое-что тебе рассказать. О моем брате.
Он затаил дыхание. «Неужели она умеет читать мысли?»
— О моем брате Юнни. Он…
Элизабет задумалась и принялась комкать салфетку. Тонкие пальцы складывали ее — вдвое, вчетверо. Она задумчиво смотрела в окно. Фрёлик услышал собственный голос:
— Что там с твоим братом?
Она прикусила губу.
— Мы с ним живем в одной квартире.
— Ну и что?
Она разорвала салфетку пополам.
— Юнни, он… в общем… он сидел.
Элизабет посмотрела на него в упор. Фрёлик не отвел взгляда. Вирус куда-то улетучился. Яд, который лишал его сил в ее присутствии, окружал толстой пеленой, отделял от остального мира, враз выветрился из организма. Ему показалось, будто он выбрался на волю из кокона. С него сияли неприятную, липкую смирительную рубашку. Дышать стало легче, сердце больше не колотилось громко, как барабан, в ушах не стучала кровь. Напротив него сидело хрупкое создание с сухими губами и сапфировыми глазами, которые упорно смотрели в сторону. Она как будто придумывала, как лучше выразиться. Совсем как на допросе, если допрашиваемые лгут. У лгунов точно так же пересыхают губы, и они то и дело их облизывают.
