Нарвесен молча смотрел на него в упор. Люстад продолжил:

— Сейчас меня интересуют не сами деньги, а другое. За что вы могли бы заплатить ей пять миллионов? Вряд ли ваш адвокат решит, будто вы заплатили ей такую сумму за постельные утехи в ее номере.

В кабинете стало тихо. Адвокат откашлялся. Люстад, неприязненно покосившись на него, сказал:

— Сейчас у вашего клиента два варианта. Либо он во всем признается, либо откажется давать показания. Последнее будет неразумно. Но вы можете пару минут обсудить с ним его перспективы. Устроим перерыв.

Инспектор Люстад вышел из кабинета. Фрёлик и Гунарстранна еще некоторое время следили за происходящим в соседнем помещении.

— А Люстад молодец, — заметил Франк Фрёлик. — Но сейчас самое главное — найти Мерете Саннмо.

Они вышли в коридор.

— Как тебе известно, она в Греции, — сказал Гунарстранна.

— Мы просто обязаны ее найти!

— Зачем?

— Затем, что только она может объяснить, для чего встречалась с Нарвесеном. И еще рассказать о таинственном четвертом. Вообще-то им могла оказаться она сама — Мерете Саннмо.

— Вот как?

— Я не перестаю думать о ней, — признался Фрёлик. — Всему можно найти логическое объяснение. Мерете не закоренелая преступница и потому испугалась. А может, ее привлекли к соучастию против ее воли? Тогда понятно, почему она не уехала на машине, когда на место происшествия прибыл охранник. Может быть, ее мучила совесть и поэтому она выдала своих сообщников полиции. Кроме того, становится понятно, почему она назвала три имени, а не четыре. И почему Элизабет Фаремо, в свою очередь, вынуждена была обеспечить алиби своему брату и двум его дружкам. Кроме того, теперь становится понятно, почему позже банда распалась. Возможно, именно после той операции Мерете Саннмо бросила Юнни Фаремо и переметнулась к Видару Балло.

— Конечно, в жизни и не такое бывает. Но кое-что в твой рассказ все же не укладывается.

— Что?

— Видар Балло мертв.

Фрёлик застыл на месте:

— Когда это случилось?

— Давно. Очень давно. Его обнаружили дома, после того как соседи начали жаловаться на запах. Возможно, он умер в тот же день, как я видел их с Мерете на улице.

— Значит, он был мертв, когда сгорел загородный домик?

— Очень, очень возможно, что да.

— Отчего он умер?

— От передозировки. Обычное дело: героин, зависимость, большая доза и так далее. В его смерти ничто не вызывает подозрений.

Фрёлик молчал. Гунарстранна кашлянул и мотнул головой в сторону Люстада. Тот ждал их у стола.

— Может, выпьем кофе, пока перерыв? Нас с тобой пригласили принять активное участие в следующем раунде.

Фрёлик покачал головой:

— Наверное, мне не стоит показываться Нарвесену на глаза.

Гунарстранна удивленно поднял брови.

— Как только я появлюсь, Нарвесен и его адвокат начнут забрасывать меня грязью.

Глаза Гунарстранны сверкнули.

— А ну, рассказывай, что ты натворил! — вскинулся он.

— Он, скорее всего, обвинит меня в том, что я причинил ему крупный ущерб.

— Что ты натворил?!

Франк Фрёлик пожал плечами:

— Разбил застекленную дверь его веранды.

— Ты идиот!

— Успокойся. Я просто отомстил ему. Око за око — за мой загородный домик, который он поджег. Ему смелости не хватит что-нибудь сделать. Он может только забрасывать меня грязью. И все его обвинения, что бы он ни сказал, будут голословны. Немножко полает и заткнется. Но сейчас мне лучше держаться от него подальше. Не хочу зацикливаться на Нарвесене. Мне нужно спокойно подумать.

Гунарстранна сел рядом с Люстадом; тот мрачно проводил Фрёлика взглядом и спросил:

— Какая муха его укусила?

Гунарстранна пожал плечами:

— Он такой уже давно. Ничего, пройдет.

Франк Фрёлик ехал на машине куда глаза глядят. Оказавшись на Хаусманнгате, он вдруг оживился и повернул на Марибюэсгате. Нашел пустое место для парковки напротив входа в «Рокфеллер мюзик-холл» и пошел пешком по Торггата.

Он снова оказался рядом с магазином Бадира. Купил сосиску в одном из киосков на Остерхаусгате — скорее по привычке, чем от голода. На углу с Торггата остановился перед входом в купальни. Он думал о Нарвесене. Теперь маклеру придется попотеть, объясняя, с какой целью он снял со своего счета пять миллионов крон наличными. Интересно, что он придумает. Может быть, подаст жалобу на него, Фрёлика, и его очень скоро выкинут с работы. Фрёлик вздохнул, распрямил плечи. На душе у него полегчало.

«Какое это имеет значение?»

Он улыбнулся и, жуя сосиску, стал наблюдать за прохожими. Темные фигурки быстро шагали в сторону Стургата. «Хорошая новость: мне наплевать. Плохая новость: мне наплевать. Ну а на что мне не наплевать? Я должен выяснить, кто убил Элизабет и почему».

Интересно, скажет ли Нарвесен о картине? Если скажет, ему же хуже. Придется объяснять, как картина оказалась у него. Скорее всего, он будет помалкивать, чтобы не навлечь на себя подозрений в более тяжком преступлении — убийстве. Ну а если его выкинут с работы, не страшно. Он пострадает за правое дело.

Взгляд его упал на магазин Бадира, и он подумал об Элизабет и Нарвесене. Магазин был еще закрыт. Фрёлик вздрогнул, когда на него чуть не наехал какой-то одержимый велосипедист. Видимо, он дал клятву давить всех нахалов-пешеходов, которые осмеливаются стоять на велосипедных дорожках. Фрёлик машинально жевал сосиску, смотрел вслед велосипедисту и вдруг чуть не подавился. Женщина на велосипеде! Картинка из недавнего прошлого… В тот день, когда они брали контрабандистов в магазине Бадира, он тоже стоял на ступеньках бывшей купальни и ждал условного знака. Тогда-то он и увидел ее — женщину, которая ехала на велосипеде, низко склонившись к рулю. Она сосредоточенно крутила педали, двигаясь в сторону Торггата. Тогда он тоже ступил на велосипедную дорожку, но услышал звонок и вынужден был уступить дорогу. Потом ему передали сигнал, и он поменял дислокацию — встал напротив магазина Бадира. «Так вот откуда она тогда взялась!» Велосипедистка проехала мимо магазина Бадира, явно направляясь куда-то по своим делам. Она поравнялась с ним, когда он спускался с крыльца бывшей купальни. Неужели той велосипедисткой была Элизабет?!

Франк Фрёлик пришел к выводу, что такое вполне возможно. В тот день он был сконцентрирован на операции и не заметил лица велосипедистки. Зато она его заметила. И вспомнила. Она ведь наверняка видела его на суде над Ильязом Зупаком. Потому незаметно для него спешилась, вернулась назад, ведя велосипед в поводу, понаблюдала за ним и успела проскользнуть до того, как магазин оцепили. Он снова заметил велосипедистку у самого магазина. Точнее, услышал, как она с трудом заталкивает колесо в ржавую ячейку. Потом она направилась в магазин, а он бросился следом за ней.

Интересно, что означает его внезапное озарение? Фрёлику стало не по себе. В голове зазвучал голос Гунарстранны:

«Фрёлик, меня тошнит от твоей наивности! С твоей подружкой что-то нечисто! И как бы ты сам ни относился ко всему, что ты тут мне наплел, по-моему, она аферистка!»

Старый лис, как всегда, оказался прав…

Франк Фрёлик заторопился.

Он позвонил Гунарстранне на мобильный.

— Я думал, ты хотел уйти и спокойно подумать, — протянул Гунарстранна.

— Я поэтому и звоню, — ответил Фрёлик. — Нарвесен раскололся?

— Еще нет, но допрос перешел в очень интересную фазу. Могу сказать лишь вот что. Речь сейчас идет о частном доме Нарвесена, о разбитой двери на веранду и о некоем полицейском в отпуске.

— А об искусстве он не разглагольствовал?

— Об искусстве? Нет. С чего бы?

Фрёлик лихорадочно соображал.

— С чего бы? — раздраженно повторил Гунарстранна.

— Мне тут кое-что пришло в голову, по-моему, важное. Помнишь, управляющий банком в Ашиме сказал, что в хранилище спускался Ильяз Зупак и что-то взял в ячейке, верно?

— Ну да.

— Так вот, я только что сообразил, что Ильяз — имя довольно экзотическое.