С Подола я поехал вместе с губернатором Гессе с докладом к генерал-губернатору Дрентельну, что было во втором часу ночи. Приезжаем. Гессе не желает входить и отказывается от доклада Дрентельну, прося меня доложить все. Я настаиваю на входе и докладе Дрентельну. От последнего Гессе наотрез отказался, но решается только войти со мною. Входим в квартиру генерал-губернатора, все спит непробудным сном, бужу всех от сна, швейцара, дежурного в приемной комнате, подполковника Трепова, бывшего затем киевским губернатором, которого прошу разбудить Дрентельна; выходит Дрентельн от сна в халате, затем, увидев губернатора Гессе, извиняется, возвращается в кабинет, выходит одетым в сюртук и выслушивает мой доклад, после которого приказывает запрячь лошадей в экипаж и предлагает мне следовать за ним на Подол. Гессе, оставшись наедине со мною, говорит, что он на Подол не поедет, а если о нем спросит Дрентельн, то чтобы я сказал, что он уехал на Демиевку, где происходят также беспорядки. Затем Гессе уезжает. Выходит Дрентельн из кабинета и спрашивает меня:

— Где же губернатор Гессе?

Я ответил, что поехал на Демиевку, где происходят беспорядки, по его, Гессе, словам.

Дрентельн ответил:

— Врет, поехал спать домой.

Поехали на Подол, где все доложенное мною подтвердилось вполне; войска, без начальников частей и офицеров, стоят посреди улиц и дремлют, толпы с бревнами переходят из одного магазина в другой, выбивают бревнами двери, вскакивают в магазины и отменно грабят все.

Я ехал в дрожках, позади Дрентельна; на Александровской улице в мою лошадь брошена была вывеска, лошадь, испугавшись, бросилась в сторону, и я с жандармом Ждановым едва успели соскочить с дрожек, а лошадь понеслась назад по улице; мы следовали пешком сзади экипажа Дрентельна и поотстали на порядочное расстояние от него. Как вдруг видим следующую картину: Дрентельн, выйдя из коляски, направился в разбитый только что в его глазах магазин и, войдя в двери магазина, с площадною руганью выгонял из магазина хулиганов и босяков, подняв руки в кулаках над своей головой; толпа хлынула из магазина, ее он удержать не мог, и толпа его смяла под ноги, опрокинув его на землю спиною. Я с жандармом Ждановым бросились в толпу и благодаря только атлетической силе жандарма Жданова пробились чрез толпу и подняли Дрентельна с земли из-под ног толпы и едва нашли его фуражку. Дрентельн был весь в земле и в песке, от коих его очистили, надели фуражку и запахнули в пальто. Через некоторое время он, придя в себя, благодарил, крепко пожимая мне руку и кивая благодарственно головою жандарму Жданову, которого потом наградил тремя сотнями рублей. Оправившись, Дрентельн пошел по Александровской улице, поддерживаемый под руки мною и жандармом Ждановым. Толпу мы гнали словом, причем я кричал, что если толпа не разойдется, то генерал-губернатор тотчас же прикажет стрелять, и толпа двигалась вперед скорыми шагами до мельницы Бродского, откуда разлилась по берегу реки Днепра.

Подполковник Трепов в это время бегал по магазинам, откуда выбивал погромщиков, от коих ему, как говорили, досталось порядочно еще накануне.

Затем я с Дрентельном объехал весь Подол, всюду представлявший страшные картины разрушений. Возвращаясь в верхний город, на полугоре Дрентельн позвал меня к себе и сказал, что он очень сожалеет о том, что в первый же день не приказал стрелять по громилам, которые почти разрушили город. Разрушительная картина всего Подола отлично была видна с Александровской горы, так как в этот момент уже наступило утреннее апрельское солнце.

На следующий день Дрентельну уже не приходилось отдавать приказание о действиях против громил огнестрельным оружием, так как войска, находившиеся на Жилянской улице вблизи вокзала, сами, без всякого приказания даже своих непосредственных начальников, открыли огонь по толпе громил, которые обратились в бегство от пуль и казачьих нагаек; причем убитых и раненых оказалось 3–4 человека, но и то не из громил, а из числа любопытных из публики. И как только огласилась весть по городу, что войска стреляли, погромы по всему городу тотчас же прекратились и больше уже не возобновлялись нигде.

Этот факт истины.

Приехал на другой день рано утром к Дрентельну и доложил ему о прекращении беспорядков в городе, он очень усердно поблагодарив меня и выразив особую благодарность жандарму Жданову, сказал мне, что его очень помяла толпа, что он чувствует боль груди от навалившихся на него хулиганов; при чем добавил, что хорошо, что лицо его не пострадало и что он просит, чтобы о падении его я не доводил до сведения Петербурга. Вручил мне 300 р. для передачи жандарму Жданову, приказав последнему молчать обо всем виденном им.

Впоследствии в г. Киев был командирован, по высочайшему повелению, свиты его величества генерал-майор граф Кутайсов для исследования причин противоеврейских беспорядков и действий местных властей, что крепко сердило и возмущало генерал-губернатора Дрентельна, который видел в этом недоверие к нему.

Изложу в нескольких видах не безынтересную характеристику бывшего обер-полицмейстера Царства Польского во время восстания 1864 г., а затем С.-Петербургского обер-полицмейстера же и градоначальника г. С.-Петербурга, генерал-адъютанта Федора Федоровича Трепова, которого по слухам я знал с 1875 г., а лично за десять лет последней его жизни во врьемя приездов его в Киев, в которой, прибывая на свидание к детям его и выражения памяти к умершей его жене, похороненной в Выдубецком монастыре, находящемся около г. Киева, всегда заезжал ко мне, едучи с могилы жены, и этим, как он высказывал, выражал мне особое внимание за несенную мною продолжительную и тяжелую службу в г. Киеве в смутное время.

После известного дела Засулич, стрелявшей в упор в Трепова, личный кредит Ф. Ф. Трепова как у государя Александра II, так и в обществе пал и, по слухам, государь возлагал на Шефа жандармов Мезенцева поручение собрать сведения о нажитых Треповым миллионах и, как говорили и приходилось мне слышать от высокопоставленных лиц, имение Треповым в несколько миллионов состояния подтвердилось и доходило до 3 миллионов руб. Объяснялось нажитие состояния Треповым от сумм, отпускавшихся в его распоряжение безотчетно по должностям обер-полицмейстера Царства Польского, градоначальника г. С.-Петербурга, от полученного им гонорара, куртажа за исходатайствование дополнительной сметы на постройку Литейного моста в С.-Петербурге, и от получения значительных сумм от императрицы Марии Александровны с специальною целью охраны личности императора Александра II. Устанавливать состояние Трепова я не берусь, но скажу верно то, что он мне сам лично рассказал в г. Киеве, где он болел и умер, что он спокойно умирает, обеспечив всех своих 9 человек детей ежегодным доходом каждого от 13 до 15 тыс. руб. в год и вручил уже подлежащие доходные имущества детям при жизни. Сколько же, сверх этих состояний, он имел капиталов при себе, он мне не говорил, но они должны были находиться у него, ибо он по своей крайней и выходящей из ряда обыкновенных скупости не мог расстаться со всем своим состоянием и наличными капиталами.

Детей Трепова я знал лично и хорошо. Феодор, ныне член государственного совета, бывший киевский губернатор, человек, хотя не умный, но сумевший увеличить свое состояние покупкою при посредстве, конечно, евреев имения в Киевской губернии, за которое заплатил 100 тыс. руб., а продал его за 200 тыс. руб., о чем он сам рассказывал волынскому губернатору барону Штакельбергу; он располагал еще купить имение в Киевском уезде с помощью киевского земельного банка, с целью выгодной распродажи земли крестьянам и леса, чему воспротивился и не допустил управляющий киевскою казенною палатой Самохвалов, состоявший от министерства финансов членом названного банка, без согласия которого купля Ф. Треповым этого имения состояться не могла, о чем мне рассказывал названный Самохвалов. Этот Ф. Трепов сумел настолько подделаться к министру фон-Плеве, что получил, как мне говорили, единовременное денежное пособие в 7 тыс. руб. Отец его несколько раз мне говорил, чтобы я подвинул его сына хотя к какому-либо чтению, добавляя, что сын его рассчитывает быть губернатором, а не читает даже местных газет и журналов губернского правления во время состояния его в должности чиновника особых поручений при киевском генерал-губернаторе А. П. Игнатьеве, который Федора Трепова назвал прямо глупым.