Что касается древесных куп на моем лугу и у соседей, то им тоже досталось. Иные обломились, другие потеряли много сучьев, а три ясеня и вовсе полегли с вывороченными корнями.
В Турский лес, пожалуй самый высокий, какой можно от нас увидеть, и вовсе скатилась снежная лавина и снесла много деревьев; еще и сейчас невооруженным глазом видна оставленная ею прогалина.
Спустя некоторое время, когда дороги были расчищены, разнеслись вести о несчастных случаях, приключившихся в тот злополучный день, а также о чудесных спасениях. Егерь по ту сторону гор, которого нельзя было удержать дома, отправился наведать свой участок и был убит обвалом ледяных наростов, сорвавшихся со скалистой стены и увлекших за собой такие же наросты с нижних скал. Его нашли под ледяными глыбами, когда на следующий день, несмотря на сильнейшую бурю и размякший снег, пошли его искать; помощник егеря знал, куда направился хозяин, он прихватил с собой собак, и они подняли тревогу в том месте, где лежал труп. Два крестьянина, заночевавшие в Ротберге и шедшие мимо лесных хижин в Рид, были раздавлены упавшими деревьями. В Нижнем Астунге утонул мальчик, которого послали за чем-то к соседям. Он увяз в снеговой жиже, скопившейся в глубокой яме, и так оттуда и не выбрался. Полагают, что, оскользнувшись на скошенной обледенелой тропе, он провалился в сугроб над широкой канавой, куда весь день просачивалась вода, предательски подрывшая снег. Работник из хижин, что на ротбергском косогоре, был в лесу; он не придал значения начавшемуся гулу и падению сучьев и, когда бежать было уже поздно, спасся только тем, что лег в углубление, вырытое двумя крест-накрест упавшими деревьями; это укрыло его от других падающих деревьев и от рушившегося сверху льда: ударяясь о стволы, лед отскакивал или разбивался на мелкие части. Однако и натерпелся же он страху! Случись упасть на это место кряжистому дереву, оно вдавило бы прикрывавшие его стволы в снег и человеку бы несдобровать. В таком положении провел он полдня и всю ночь, вымокнув до нитки и не имея при себе ничего, чем бы подкрепиться и утолить голод. И только с наступлением дня, когда поднялся сильный ветер и не стало слышно падения деревьев и льда, рискнул он выползти из своего убежища и побрел, проламывая местами ледяную корку и увязая в глубоком снегу, к ближайшей дороге, которая и привела его домой.
Вызывала опасение и судьба Йози-разносчика. В то утро, когда хватило гололедицей, он спозаранок вышел из Хальслюнга, чтобы Дустерским лесом добраться до Клауза. Однако в Клаузе его не видали, не видали нигде и в окрестных селениях. Отсюда и предположение, что он погиб в Дустерском лесу, где пешеходная тропа и в обычное время не очень-то надежна. На самом же деле он с последних взгорий, которые еще видны из Хальслюнга, спустился в долину, что поднимается к отвесным стенам и утесам Дустерского леса и ведет в непролазную глушь. Йози поднялся напрямки к той круче, усеянной многочисленными камнями и редколесьем, что глядит на юг; летом внизу под нею шумит ручей, который теперь замерз и лежал под глубоким снегом. Так как тропа эта далеко тянется по карнизу и на нее с высоты рушились то камни, то снежные лавины, Йози привязал к ногам кошки, ибо хоть на крутизне много снегу не задерживается и ему не угрожала опасность увязнуть в сугробе, однако он по опыту знал, чем грозит дождь, который тут же схватывает морозом, и боялся оскользнуться на неровной тропе и сверзиться вниз. Когда он еще до полудня проходил мимо распятия, поставленного в оны времена благочестивым крестьянином из Зелли, до него уже доносилось бряцание льда и все учащающееся его падение наземь. Чем дальше уходил Йози, тем больше нарастала опасность, и тогда он укрылся неподалеку в издавна знакомой ему пещере, где он и прежде, случалось, спасался от проливных дождей. Йози не раз бывал в подобных переделках, он знал, что за гололедицей последует теплая погода, и поскольку имелся у него хлеб и другие припасы, так как ему не впервой было обедать где-нибудь в лесу, то он особенно и не тревожился. Когда он на следующее утро проснулся, над его каменистой пещерой шумел водопад. Теплый ветер, тянувший с юга, заплутался тут, задержанный противолежащей стеной, а поскольку росшие на скалах тонкие сосенки не представляли надежного прикрытия, то он и накинулся на снег, скопившийся по склонам, и растопил его с неимоверной силою и быстротой. Оглядывая окрестности поверх потока, разлившегося перед входом в пещеру, Йози видел повсюду на склонах пенистые белые ручейки, низвергающиеся вниз. Слышать он ничего не слышал, так как все звуки заглушал рев водопада. Он видел также клубящуюся внизу алмазную пыль от непрерывно скатывающихся сверху лавин; дело в том, что вдоль верхнего карниза тянется по стене узкая глубокая мульда, где в течение зимы скапливается уйма снегу — того, что падает с неба, и того, что скатывается с расположенных выше наклонных гладких стен. Растаяв, этот снег обратился в море воды, что и обрушилась на тропу, по которой шел Йози, а отсюда стекала вниз, в бурливый ручей, представлявший мутную смесь воды и снега неизведанной глубины. Скатывались сверху и летели вниз по скользкой земле и снежные комья, они разбивались о деревья и рассеивались нежной пылью. Кроме этого первого дня, Йози еще двое суток просидел в пещере. Чтобы защититься от холода, на который обрекала его долгая неподвижность, он достал из короба грубое сукно и сделал себе из него подстилку и одеяло. Но Йози и после этого не попал в Клауз, ибо разносчика с его коробом на четвертый день видели в окрестностях Хага. Он направлялся в Гурфельд, чтобы привести там в порядок свое пострадавшее сукно.
Поздним летом наткнулся я в лесу на иссохшие останки лани, убитой поваленным деревом.
Мне вовек не забыть красоты и величия того зрелища. Быть может, один лишь я и мог его оценить, ведь я что ни день бываю под открытым небом и наблюдал все своими глазами, тогда как наши лесовики сидели по домам, а если случайно и оказывались лицом к лицу с природой, то не испытывали ничего, кроме страха перед ней.
Мне еще и потому его не забыть, что этой весной началось то, что вовеки пребудет в моем сердце… О превеликий, преблагий господь! Это, конечно, навсегда со мной пребудет.
Снег сошел так дружно, что все открылось и зазеленело куда раньше обычного, и даже в самых глубоких низинах зашумели ручьи — и это в ту пору, когда поля обычно еще усеяны островками снега. Вскоре установились теплые солнечные дни, и талые воды, которых мы так боялись, исчезли без следа. Они либо просочились в землю, либо разлились по долинам чудесными плещущими ручьями. Деревья быстро оделись свежей листвой; казалось, нанесенные им зимою увечья пошли им не во вред, а на пользу. Они выбрасывали веселые задорные побеги, а на сильно пострадавших деревьях, чьи сломанные сучья сиротливо торчали вкривь и вкось, особенно же там, где они стоят купами, — закудрявилась юная поросль, небольшие ветки с особенно сочной листвой, вскоре образовавшие своим переплетением густеющий день ото дня зеленый шатер.
Когда слежавшийся снег сошел, а запозднившийся, выпавший в иной хмурый апрельский день надолго уже не задерживался, когда земля оттаяла, так что годилась под распашку, в наши места приехал полковник. Он приобрел по соседству со мной большое владение и заложил в дубовой роще фундамент жилого дома. Это было чуть ли не то самое место, о котором я уже давно думал, что хорошо бы построить здесь дом, из него откроется чудесный вид на окрестные леса.
Я не был еще знаком с полковником, но от ротбергского трактирщика слышал, что какой-то приезжий, по всему видать, человек состоятельный, ведет переговоры о покупке большого участка и собирается у нас поселиться. Потом до меня дошло, что сделка состоялась, называли даже уплаченную сумму. Я знаю цену подобным слухам: скажут на ноготок, а перескажут с локоток, — однако у меня не было ни времени, ни желания обратиться к первоисточнику, чтобы их проверить; эта зима принесла больше заболеваний, нежели любая другая, и работы у меня было только поспевай. Весной стало слышно, что в Дубках приступили к постройке, возчики завозят камень, а в Зиллерской роще обтесывают лес, заготовленный местным плотником еще прошлой осенью, и что копают землю под фундамент.
