Заместитель командующего фронтом поздоровался с нами и сразу же спросил:
— Где немцы? Сможем ли мы проехать в дивизии?
Бондарев коротко доложил обстановку, показал на карте, где прорвались танки противника.
У нас на промежуточной точке между нашим командным пунктом и передним краем находился связист — капитан Никишов. Располагаясь на господствующей высоте, он хорошо просматривал всю местность. Генерал А. А. Гречко приказал вызвать его по телефону и сам взял трубку.
— Докладывайте, что наблюдаете впереди.
— В Соловьевке группа немецких танков, более тридцати, правее — вторая группа, около двадцати, — доложил офицер.
— Что в деревне Водотый?
— Село занято немцами. Вижу там скопление пехоты и танков противника. К вам тоже движется группа танков.
Минут тридцать пробыли на КП корпуса товарищи А. А. Гречко и С. С. Шатилов. Уезжая, поставили задачу: продержаться сутки на этих рубежах, дать возможность подходящим из-за Днепра резервам занять оборону.
Генерал Гречко дал указание использовать в обороне все артиллерийские бригады, позвонил в штаб, распорядился, чтобы сюда подбросили снарядов. Потом добавил:
— Надо смелее использовать всю артиллерию на прямой наводке против танков. У немцев пехоты здесь мало, она без танков не идет вперед. Необходимо всеми средствами уничтожать танки противника.
— Корпус рубеж удержит, — заверил А. Л. Бондарев.
События развернулись в тот день с молниеносной быстротой. Едва отбили танковую атаку, как последовала жестокая бомбежка. Особенно неистовствовали фашисты на участке обороны 70-й дивизии. Над боевыми порядками соединения стояла черпая стена разрывов. Группы немецких бомбардировщиков беспрерывно висели в небе.
Вскоре вновь началась атака. Вражескую пехоту поддерживало до тридцати танков.
Генерал Гусев после первого удара доложил:
— Держимся, сожгли шестнадцать танков. Противник отошел.
Через сорок минут гитлеровцы повторили удар, по уже с другого направления, севернее во фланг 70-й дивизии. Отбили и этот натиск. Комдив сообщил по телефону:
— Погибли мой заместитель, инженер дивизии, два штабных офицера. В полках вышли из строя почти все командиры рот и батальонов. Активных штыков почти нет. По-видимому, придется отойти на новый рубеж.
— Стоять! Стоять насмерть! — крикнул в трубку Бондарев.
Потом, успокоившись, добавил:
— Учти, мы рядом... Стоять надо. Отступать некуда, позади Киев.
Генерал приказал, как он выразился, «для крепости духа» послать во все дивизии письменное распоряжение «Ни шагу назад!».
Корпус в тот день выполнил свою задачу. Большую помощь нам оказала 241-я дивизия, которую в ходе боев подчинили нам. Откровенно говоря, мы обрадовались этому решению. В соединении начинал свой путь прославленный военачальник И. Д. Черняховский. Все мы хорошо знали командира дивизии полковника Павла Григорьевича Арабея и начальника политотдела подполковника Якова Григорьевича Кириченко. В те тяжелые дни это соединение вело ожесточенные бои, не имея связи с армией, а порой и с корпусом. С севера на дивизию навалились танковые части противника. Однако они не смогли заставить наших солдат отступить. Люди стояли насмерть.
В наше подчинение перешла и 68-я гвардейская стрелковая дивизия. Пришлось сразу же выехать к гвардейцам для выяснения обстановки. С генерал-майором Владимиром Филипповичем Стениным, командиром дивизии, и начальником политотдела полковником Николаем Филипповичем Ведехиным мы встретились в полуразрушенном подвале (здесь находился командный пункт).
— Стоим твердо, — ответил генерал, когда я спросил, как идут дела.
А Николай Филиппович Ведехин добавил с хитрецой:
— Мы ведь получили ваш приказ «Ни шагу назад!». Так что к Киеву немца не пустим.
Уточнив обстановку, я передал приказ командира корпуса продержаться до темноты.
Во второй половине дня натиск противника усилился. Враг лез напролом, не считаясь с потерями. Его танковые клинья угрожающе нависли над флангами. Поздно вечером Бондарев, склонившись над картой, анализировал обстановку. Начальник штаба полковник В. И. Шуба и я стояли рядом, молча слушали командира.
— Сегодня в 22 часа противник потеснил соседа справа — пятьдесят четвертый корпус. Смотрите, куда танки полезли: на Костовцы, к нам в тыл, — показывал он по карте синие стрелы. — А на левом фланге противником взята Ястребинка. У нас остался узкий проход в четыре-пять километров с выходом на Лазаревну. — Генерал положил на стол синий карандаш, которым помечал обстановку, и повернулся ко мне:—Что скажешь, Никита Степанович?
— Корпус задачу выполнил. Эти сутки мы продержались. Надо отходить.
— Тоже такого мнения, — поддержал меня полковник Шуба.
Командир корпуса задумался.
— Верно. Задачу выполнили. Теперь можно и отойти.
Бондарев немедленно доложил обстановку командарму генералу Москаленко и отдал приказ подготовиться к отходу. Была создана группа прорыва на случай, если кольцо замкнется.
В эту ночь, выходя из клещей, корпус оставил Брусилов. Отходили скрытно. Строго соблюдали маскировку: противник все время освещал местность ракетами. Технику взяли всю. Фашисты вели методический обстрел всех дорог, теснин и мостов, но корпус все же сумел оторваться от противника, почти не понеся потерь...
Так закончился один из важнейших этапов сражения за Киев. В этих боях наши войска перемололи отборные части гитлеровцев, обеспечили выдвижение из-за Днепра резервов, выполнили возложенные на них задачи.
До 20 декабря корпус простоял в обороне, а потом получил задачу готовиться к наступлению в общем направлении на Грузкое — Казатин. 211-я дивизия сосредоточилась у Веселой Слободы, 68-я заняла рубеж правее ее, а 241-я — во втором эшелоне. Штаб корпуса развернул активную работу по подготовке к наступлению. Командующий артиллерией корпуса Александр Михайлович Смирнов планировал артиллерийское обеспечение наступления.
Работники политотдела корпуса дни и ночи проводили в частях: беседовали с воинами, пропагандировали опыт фронтовиков, создавали резерв парторгов, инструктировали их.
Незадолго перед началом наступления я приехал в 68-ю дивизию. С полковником Ведехиным заглянули в рогу «на огонек». В блиндаже завязалась беседа. Я рассказал о предстоящем наступлении. Изложил содержание Обращения Военного совета армии. Но тут слова попросил старшина Широкий, немолодой уже человек, бывалый воин.
— Вы за нас не беспокойтесь, товарищ полковник, — заявил он. — Собьем немца с позиции. Задачу выполним. Нас особенно агитировать не надо. У солдат душа давно горит — уж больно злы на фашиста.
К полковнику Ведехину подошел парторг роты, сообщил, что за два дня подано восемь заявлений с просьбой принять в партию. Красноармеец Пономаренко в заявлении писал: «В час освобождения своей родной Украины хочу идти в бой коммунистом. Прошу принять меня кандидатом в члены партии». Этот солдат вскоре отличился. Он заменил выбывшего из строя командира взвода и поднял людей в атаку.
— Сколько всего коммунистов в роте? — спросил я у парторга.
— Девять. Три члена партии, остальные кандидаты. Но шесть из них прибыли лишь недавно.
Ведехин достал свой блокнот, просмотрел записи и пояснил:
— Прибыли сюда коммунисты из тыловых частей и госпиталей. Во всех ротах дивизии есть парторганизации. А вот тылы ослаблены. Везде сильным не будешь...
Я попросил командира роты собрать новичков, призванных из освобожденных областей Украины. Их оказалось немного — человек восемь. Пока подходили солдаты, спрашиваю командира роты:
— Оружие получили все?
— Нет, только двое...
Приказал перед строем вручить вновь прибывшим боевое оружие. Потом побеседовал с молодыми солдатами.
Полковник Ведехин, когда мы ушли из роты, позвонил своим политотдельцам, дал указание организовать торжественное вручение оружия молодым солдатам.
Наступление началось на рассвете 24 декабря. Побудку гитлеровцам устроили «катюши». На немецких позициях заплясали вихри огня. Затем загрохотала наша ствольная артиллерия. Я так и остался в 68-й дивизии и с НП следил за артподготовкой. Рядом со мной командир. Оторвавшись от бинокля, генерал Стенин удовлетворенно сказал:
