— Молодцы артиллеристы, хорошо работают!

В восемь часов поднялись в атаку полки. Нам с НП были видны ротные цепи. Стремительным броском пошли солдаты на штурм гитлеровских позиций. Они двигались почти вплотную за огневым валом. Первую траншею взяли с ходу. Завязался бой в глубине обороны.

68-я дивизия, наступая в высоком темпе, стремительной атакой овладела важным опорным пунктом гитлеровцев в селе Хомутец и перерезала шоссейную дорогу Фастов — Брусилов.

В последующие дни положение корпуса ухудшилось: в полках не хватало людей, отстала артиллерия, тылы. Зима выдалась малоснежная, дороги раскисли.

К 10 января наступление приостановилось. Нас, правда, усилили 183-й дивизией, но пробиться вперед корпус не смог. Вскоре последовала еще одна мощная контратака противника. Около ста танков и самоходных установок при поддержке артиллерии и авиации ударили по боевым порядкам передовых полков. На следующий день контратаки повторились.

По указанию командующего армией части перешли к жесткой обороне. Полки начали зарываться в землю. Штаб корпуса расположился в деревне Нападолка. Впрочем, нам почти не приходилось бывать там: все время в полках. Комапдир корпуса требовал создать устойчивую противотанковую оборону. Он подчеркивал, что противник усиленно готовится к нанесению сильного контрудара. Все данные говорили за это: над частями корпуса часами висела вражеская авиация, гитлеровцы беспрерывно атаковали наши позиции.

Начальник штаба Василий Иванович Шуба как-то вечером зашел ко мне в землянку с картой в руках. На ней были нанесены все контратаки гитлеровцев за последние дпи.

— Ни одного повтора, — грустно пошутил он. — Всякий раз меняют направление удара: ищут слабые места в нашей обороне.

Он положил на стол сводку разведданных. Неутешительные сведения: противник сосредоточивал крупные силы. Замечено много танковых колонн.

Утром раздался звонок из штаба армии. Генерал Москаленко предупредил, что в ближайшие часы возможен переход противника в наступление. Корпусу приготовиться к отражению атак.

23 января лавина огня и металла обрушилась на наши позиции. В воздухе появились большие группы немецких бомбардировщиков. Основной удар гитлеровцы наносили по левому соседу — 74-му стрелковому корпусу, и нашему левому флангу.

Генерал Бондарев связался со штабом 74-го корпуса. Выяснилось, что там гитлеровцам удалось потеснить соседа. Левый фланг оказался под ударом.

Позднее мы узнали, что противник сосредоточил восточнее Винницы сравнительно крупную группировку — шесть дивизий и два дивизиона штурмовых орудий. Эта группировка получила задачу нанести контрудар по вырвавшимся вперед соединениям 1-й танковой и 38-й армий.

В состав нашего корпуса в это время входило четыре дивизии (389, 309, 107 и 68-я), 32-я истребительно-противотанковая бригада, 47-я гаубичная бригада, шесть артполков, в том числе гвардейские минометы. Средств вроде бы много. Но реальных сил нам явно недоставало.

— Штабов много, — как не раз говорил командир, — а активных штыков маловато.

Но самая большая беда: нехватка снарядов.

Несмотря на это, дивизии стойко оборонялись. В первый же день противник потерял более сорока танков, около двух тысяч солдат убитыми и ранеными.

Под вечер 24 января генерал-полковник Москаленко вызвал к телефону командира корпуса. Командарм предупредил, что он вводит в бой из армейского резерва 211-ю дивизию. Ей ставится задача контратакой полностью восстановить положение. Корпус должен помочь в осуществлении этого замысла. Ночной атакой наша левофланговая дивизия и 211-я выбили передовые гитлеровские части лишь из села Брицкое, выполнив задачу частично. Утром, после бомбежки, вновь начались танковые атаки противника. «Тигры» смяли некоторые стрелковые батальоны у села Ротмистровка. Сутки, не стихая, здесь шел бой. С большим трудом удалось сдержать натиск врага.

Утро 25-го застало меня на фланге корпуса, в 68-й дивизии. Вскоре с НП, расположенного в церкви села Зозово, позвонил Бондарев, спросил, как дела.

— Здесь все в порядке, — сообщил я. — Держится дивизия стойко.

— Выезжай ко мне, поедешь в Нападалку, — сказал комкор.

Из Зозово на Нападалку я выехал по лощине. Только машина выскочила на бугор, вижу слева от дороги, метрах в семистах, танки. «Вот, — думаю, — расхлябанность. Мы их в оборону поставили, а они в тыл на ночлег пришли. Поеду, дам им чертей...» Повернули к танкам, проехали метров двести. Дальше машина не идет: пахота. Мы с ординарцем Василием вылезли и направились к танкам пешком. Иду, а сам ругаюсь:

— На переднем крае атаку отражать нечем, а эти вояки сбежали, да еще танки подставляют под бомбы.

Метров за триста увидели на танках кресты. (До этого распознать вражеские машины по конфигурации было трудно: они стояли в кустарнике.) Василий побелел. Я, конечно, тоже испугался, увидев, что за нами наблюдают экипажи.

— Не бежать, пойдем тихо, — говорю Василию.

Повернули в сторону. А местность открытая. Вижу, смотрят на нас танкисты, о чем-то переговариваются, по-видимому, приняли за своих (десантная одежда и трофейная машина сбили их с толку). Огонь по нас открыли лишь тогда, когда мы по дороге повернули на восток в направлении Нападалки.

Когда приехал на НИ, Бондарев встретил меня как выходца с того света. Оказывается, оп тоже пытался проехать в этот район. Его обстреляли, машину сожгли. В общем, тоже уцелел чудом.

— Мы думали, что с тобой беда случилась... Я уже подмогу тебе выслал.

— Поторопился. Не поверил, что твой замполит и бегать от немцев умеет, — отшутился я. Но, честно говоря, мне тогда было не до смеха. И дело не только в личных переживаниях. К нам в тыл прорвались танки противника. Надо было срочно принимать меры. Командир снял часть сил противотанковой артиллерии в центре и перебросил на левый фланг. Корпусной резерв пришлось тоже задействовать. Но это не спасло положения.

Во второй половине дня гитлеровцы смяли боевые порядки левофланговой 107-й дивизии. Наша контратака успеха не принесла. Группы противника проникли в тыл. После бессонной ночи, ранним утром, выбрав несколько свободных минут, я решил побриться. Вдруг на КП вбегает солдат-связист, кричит:

— Немецкие танки входят в Нападалку.

Все офицеры штаба корпуса и рота охраны заняли оборону. Гранатами отбивали нападение. Но потом пришлось отходить за Нападалку к озеру, находящемуся на восточной окраине деревни. Лед был неокрепший, трещал, ломался. Мы едва перебрались на противоположную сторону.

В течение двух последующих дней противнику удалось сковать наши части на рубеже Россошь — совхоз «Большевик», выйти в тыл, отрезать нам пути отхода. Корпус подвергался ожесточенной бомбежке. Во второй половине дня 28 января по приказу командующего армией генерал Бондарев стал стягивать основную часть сил к населенному пункту Скитка и к совхозу имени Тельмана. На прежних рубежах остались лишь отряды прикрытия. Командир принял решение пробиваться на соединение с основными силами армии. Если раньше в тылу у нас были лишь небольшие танковые группы, то теперь, по нашим данным, гитлеровцы, подтянув пехотную дивизию, прочно заняли деревню Скитка, крепко замкнули кольцо окружения.

В 22 часа 28 января 68-я и 309-я дивизии пошли на прорыв. Всю ночь продолжался бой восточнее города Липовец. Три раза поднимались в атаку подразделения. Одну из них возглавил начальник штаба 68-й гвардейской стрелковой дивизии Герой Советского Союза гвардии полковник Борис Демидович Шевченко. Батальон под его командованием прорвался в населенный пункт, но в этом бою Шевченко был сражен вражеской пулей.

В ту же ночь геройски погиб и заместитель командира дивизии полковник Демидов, поднявший в атаку один из полков. При выходе из окружения все командиры и политработники показывали пример бесстрашия, вели за собой людей.

К рассвету противник в Скитке был уничтожен. Наши части пробили брешь в кольце и вышли из окружения.

29 января активные боевые действия прекратились. По приказу командования фронта корпус закрепился на занимаемом рубеже. Несмотря на отчаянные контрудары гитлеровцев, нашим войскам удалось сохранить стратегические плацдармы для будущего решительного наступления, которое завершилось полным освобождением всей Украины.