Казалось бы, решение напрашивается само собой: надо всего-навсего добавить к очагу практичную дымовую трубу. Труба, однако, появилась нескоро — не потому, что это никому не пришло в голову, а из-за технических трудностей. Огонь, пылающий в большом очаге, дает много жара, а значит, нужны прочный дымоход и хорошая заслонка. Эти приспособления научились делать только примерно к 1330 году, когда дымовая труба впервые упоминается в английских текстах. Камины к тому времени уже давно существовали (их принесли с собой еще норманны), однако не отличались высоким качеством. Для того чтобы устроить в камине тягу, в толстой внешней стене норманнского замка проделывали отверстие, через которое дым выходил наружу. Но тяга при такой конструкции была плохой, огонь получался слабый и тепла он давал немного, поэтому такие камины редко использовались где-либо еще, кроме замков. К тому же в деревянных домах, в которых жило большинство населения, они попросту были опасны.

В конце концов ситуацию изменило появление качественных кирпичей, которые по жаропрочности значительно превосходили почти любой камень. С другой стороны, дымовые трубы позволили перейти на другое топливо: теперь в камине можно было жечь уголь, что было весьма кстати, поскольку британские запасы древесины резко сократились. Едкий и ядовитый угольный дым приходилось удерживать в камине, не давая ему наполнить комнату, и направлять вверх по дымоходу. В результате в доме стало чище, а в окружающем мире гораздо грязней — и, как мы увидим далее, это существенно отразилось на внешнем виде и конструкции зданий.

Между тем отказ от открытого очага обрадовал далеко не всех. Многим не хватало плывущего по комнате дыма; им казалось, что они были здоровей, когда постоянно «коптились в древесном дыму», записывает один мемуарист. Даже в 1577 году некий Уильям Харрисон вспоминает, что во времена открытых очагов «у нас никогда не болела голова». Кроме того, дым не давал птицам гнездиться под стропилами; и к тому же, как полагали, он делал стропила более прочными.

Мало того, люди жаловались, что в домах стало гораздо холоднее, чем раньше (и это как раз было правдой). Чтобы увеличить эффективность каминов, их размер постоянно увеличивали. Некоторые были такими огромными, что в них встраивали скамейки: обитатели дома сидели прямо внутри камина — только там и можно было как следует согреться.

Однако, проиграв с точки зрения тепла и комфорта, британцы выиграли с точки зрения свободного пространства, и это оказалось самым веским аргументом в пользу каминов. Их появление стало одним из важнейших поворотных моментов в истории быта — наконец стало возможным освоить пространство выше человеческого роста: настелить доски поверх потолочных балок и создать на втором этаже целый новый мир.

Когда дома начали расти в высоту, это изменило все. Число комнат стало увеличиваться: богатые домовладельцы поняли, какое это удовольствие — иметь личное пространство. Прежде всего на втором этаже стали устраивать большое помещение, где помещик и его родные занимались всем тем же, что раньше делали в холле — ели, спали, отдыхали и развлекались, — только в отсутствие остальных (и весьма многочисленных) домочадцев. Они возвращались в холл только во время пиров и других особых мероприятий. Слуги перестали считаться частью семьи и стали… просто слугами.

Идея личного пространства, которая сейчас кажется нам совершенно естественной, была воспринята как откровение. Люди пытались выжать из этого нового удовольствия как можно больше. Вскоре состоятельным людям показалось уже недостаточно жить отдельно от своих слуг и захотелось проводить время в полном одиночестве — даже без тех, кто был равен им по социальному статусу.

По мере того как дома разрастались, а бытовые условия становились все более сложными, возникали и переиначивались слова, которые описывали разные виды новых комнат: кабинет, спальня, личные апартаменты, кладовая, молельня, гостиная, домашняя библиотека — все эти понятия появились в XIV веке или ненамного раньше. За ними вскоре последовали и другие: галерея, приемная, гардеробная, салон, апартаменты, гостиничный номер. «Как резко все это отличается от древнего обычая, согласно которому все домочадцы и днем и ночью жили вместе в большом холле!» — пишет Джон Альфред Готч с необычной для него многословностью. Правда, он не упоминает еще один новый тип комнаты — будуар, который с самого начала стал ассоциироваться с любовными играми.

Несмотря на то, что люди начали все чаще прибегать к относительному уединению, их жизнь все равно оставалась куда более общественной и открытой для окружающих, чем сегодня. В уборных обычно имелось несколько отверстий рядом — для удобства общения, а на изображениях того времени мы нередко видим, как парочки милуются в постели или в бане, а вокруг них суетятся слуги, тут же сидят друзья — играют в карты или разговаривают как ни в чем не бывало.

Функции этих новых комнат были определены не так строго, как сейчас. Все они отчасти были своего рода гостиными. На итальянских чертежах эпохи Ренессанса и более позднего времени комнаты вообще не подразделяются на какие-то конкретные виды, потому что они не использовались постоянно для одной и той же конкретной цели. Хозяин дома мог выбрать себе наиболее прохладное (или солнечное) место в доме, часто туда же переставляли и часть мебели. Поэтому если комната на плане и имеет название, то какое-нибудь вроде mattina («утренняя») или sera («вечерняя»).

Англичане в этом вопросе тоже не были слишком последовательны. В спальне не только спали, но и ели (отдельно от других домочадцев), а также принимали особенно дорогих гостей. Спальня прежде всего стала местом уединения, где можно было бы отдохнуть от бесчисленных домочадцев. (Слово bedroom[30] впервые употребляет Шекспир в пьесе «Сон в летнюю ночь», написанной примерно в 1590 году, однако он имел в виду всего лишь кровать. В значении «комната для сна» это слово начало широко использоваться только в следующем столетии.)

Маленькие комнатушки, примыкавшие к спальням, использовались для самых разных целей, от отправления естественных потребностей до тайных свиданий, поэтому дошедшие до нас названия таких помещений на удивление многообразны. Сначала появилось пространство под названием closet[31], которое, по словам Марка Жируара, автора книги «Жизнь в английском загородном доме», «имело давнюю и славную историю, прежде чем было разжаловано до большого буфета или комнаты с раковиной и швабрами для горничной». Изначально же это помещение представляло собой скорее кабинет, чем кладовую. Что же касается слова cabinet[32] (сокращенное от cabin[33]), то в середине XVI века оно еще не получило современного значения и означало просто футляр для ценных вещей. Однако довольно скоро так стали называть и целую комнату. Французы, как обычно, усовершенствовали английскую идею, и к XVIII веку в большом французском шато можно было увидеть не только простой кабинет, но и «кабинет для компаний» (cabinet de compagnie), «кабинет для собраний» (cabinet d'assemblée), «кабинет для ценных вещей» (cabinet de propriété) и «туалетный кабинет» (cabinet de toilette).

В Англии кабинет сделался самой укромной комнатой в доме — это была святая святых, где, например, устраивались тайные свидания. Потом со словом произошла странная метаморфоза, и к 1605 году оно уже стало означать не только комнату, где король совещался со своими министрами, но и самих министров. В результате сейчас одним и тем же словом именуют и правительство, и шкафчик в ванной, где мы держим лекарства.

Часто при комнате-кабинете имелась маленькая каморка (или просто закуток), обычно именовавшаяся «укромным уголком» (privy). В каморке имелась скамья с дырой, стоявшая над выгребной ямой, заполненной водой, или просто над глубоким колодцем. Иногда приходится слышать, что от этого слова произошли названия атрибутов английской власти — Малой государственной печати (Privy Seal) и Тайного совета (Privy Council). На самом же деле эти термины пришли в Англию вместе с норманнами примерно за два века до того, как слово privy приобрело значение «уборная». Впрочем, придворный, отвечавший за королевский сортир (он назывался groom of the stool, «чистильщик седалища»), со временем превратился в обер-камергера (groom of the stole), одного из самых приближенных к монарху вельмож.