Вместе со всей свитой я дошел до казармы. И там после недолгого ожидания пожилой, худощавый капрал с подвитыми усами рассказал мне о том, что произошло.

— Два жандарма, патрулируя по ущелью, увидели автомобиль, выезжавший отсюда, — он указал на приоткрытые ворота со стороны темной улицы, которая в данную минуту была совершенно пустынной. — Они крикнули: «Стой!» — и машина остановилась. Они подошли к машине и увидели двух человек: этого покойника и женщину.

— Что стало с женщиной?

— Дайте мне договорить. Это очень важно. Жандармы потребовали у них документы, как положено по закону, но каково же было их удивление, когда они увидели, что покойный — прошу вас это учесть — выхватил из-за пояса револьвер, собираясь выстрелить. Естественно, жандармы отреагировали должным образом и выстрелили в него из своих ружей.

Капрал снял с головы треуголку и вытер пот цветастым носовым платком. Появился рядовой и почтительно доложил:

— Вот «Уголовный кодекс», который вы просили.

Капрал положил треуголку на стол и достал из кармана очки в проволочной оправе.

— Клади сюда, Хименес. Этот сеньор — владелец автомобиля. Я беру у него показания. Потом я вызову всех вас.

Рядовой поднес руку к треуголке и ретировался, пятясь спиной к двери. Капрал водрузил на нос очки и стал листать «Уголовный кодекс».

— Взгляните сюда, сеньор Миранда, здесь черным по белому написано: «Нападение и сопротивление властям». Вы это видите не хуже меня, верно? Я не хочу никаких осложнений.

— Да, я вижу. Но вы не объяснили мне, каким образом вашим жандармам удалось остаться целыми и невредимыми после нападения на них.

Капрал закрыл «Уголовный кодекс» и воспользовался им как наглядным пособием.

— Смотрите, у иностранца были револьверы малого калибра. Чтобы выстрелить поверх дворцы автомобиля, ему надо было высоко поднять руки, — он выставил палец поверх «Кодекса». — Жандармы были вооружены и выстрелили быстрее и точнее сквозь кузов. — Он положил «Уголовный кодекс» рядом с треуголкой и заключил: — Этот иностранец, наверное, был наемным убийцей из города.

— А где женщина, которая ехала с ним? — снова спросил я.

— То, что произошло с ней, самое невероятное во всей этой истории. Смотрите, у дороги с одной стороны скалистая гора, с другой — пропасть, — теперь «Уголовный кодекс» превратился в шоссе. — Так вот, когда жандармы разрядили свои ружья, женщина вскочила на спинку заднего сиденья и прыгнула в пропасть.

— О, боже!

— Подождите, самое удивительное впереди. Жандармы заглянули вниз, думая, что она разбилась, но не обнаружили там никаких следов. Она испарилась.

— Слава богу! — воскликнул я и объяснил капралу: — Она цирковая акробатка.

— Значит, ей удалось соскользнуть со скал, как козе. Но так или иначе, зря она совершила столь геройский поступок. И скоро вернется, если еще жива.

— Почему вы так решили?

— На ней легкое платье, а здесь тепло только пока светит солнце, по ночам очень холодно. К тому же она сбросила с себя туфли перед тем, как спрыгнуть вниз, мы нашли их на заднем сиденье автомобиля. Чувствуете, чувствуете, как холодает?

Я посмотрел сквозь зарешеченное окно казармы. Дул ледяной ветер, и мне показалось, что со стороны гор донесся волчий вой.

— В этих краях водятся волки?

— Если верить словам местных жителей, водятся. Сам я ни разу не видел их, — равнодушно ответил капрал. — Ну, а теперь, если не возражаете, запишем ваши показания.

Я старался отвечать как можно уклончивее. Впрочем, для этого мне не приходилось делать особых усилий. Я действительно не знал ни фамилии Макса, ни сколько ему лет, ни откуда он родом, ни каких-либо других сведений относительно его личности. Что же касается Марии Кораль, то тут я, надо сказать, покривил душой, заявив, что ничего о ней не знаю: мне хотелось превратить ее в неопознанную жертву. Капрал со своей стороны не настаивал. Видно было, что вся эта история ему неприятна. Пользуясь этим, я сказал ему на прощание:

— Если найдете женщину, обращайтесь с ней поделикатнее. Она еще несовершеннолетняя.

Капрал похлопал меня по плечу.

— Вы, барселонцы, никогда ни в чем себе не отказываете.

Всю ночь я провел в ожидании Марии Кораль, сидя на крыльце перед домом сеньоры Клары, но настало утро, а цыганка не возвращалась. Среди дня я решил позвонить по телефону Леппринсе и посоветоваться с ним. Как я и предполагал, ни в одном доме селения телефона не оказалось, и я отправился в контору электростанции в надежде на то, что мне помогут инженеры.

Однако мои надежды не оправдались. На тропинке, которая вела от шоссе к зданию компании, я наткнулся на группу рабочих; они преградили мне путь.

— Куда вы идете? — спросил один из них.

— В контору позвонить.

— Нельзя. Контора закрыта.

— Закрыта? Сегодня? Почему?

— Забастовка.

— Под угрозой жизнь человека.

— Очень сожалеем, но забастовка есть забастовка.

— Разрешите мне хотя бы попытаться.

— Хорошо, проходите.

Они пропустили меня, но все оказалось напрасным. У железной ограды патрулировала группа бастующих рабочих, вооруженных металлическими кольями и другими предметами, которыми можно нанести тяжелый удар. Но вокруг все было спокойно. Я подождал: на меня никто не обращал внимания. Спустя некоторое время из здания вышло человек двенадцать. По меньшей мере двое из них имели ружья, а на шее у всех были повязаны красные платки. Те, кто стоял снаружи ограды, открыли им ворота. Вскоре появился черный автомобиль инженеров, битком набитый людьми, точно трамвай. Он выехал за ворота на шоссе и устремился в сторону Барселоны. Рабочие вошли в здание и заперли за собой двери. Какое-то время я бежал за машиной, делая знаки, чтобы она остановилась, но меня, разумеется, никто не заметил.

Я вернулся в селение и пошел в казарму жандармерии. Капрал уже ушел. Я попросил разрешения послать телеграмму.

— Телеграф не работает. Забастовщики отключили электричество, — сказал мне жандарм.

— Есть какие-нибудь новости о девушке?

— Нет.

— Вы, наверное, предпримите рейд в горы?

— Не надейтесь. У нас полно мороки с этой забастовкой. Пока вроде бы все спокойно, но посмотрим, что будет через несколько часов. Если кончится вся эта заварушка, может, тогда и пойдем в горы.

— А как по-вашему, долго это продлится?

Рядовой пожал плечами.

— Кто знает? А вдруг это революция.

В полдень мы похоронили Макса. Пользуясь тем, что местные власти не проявляли интереса ни к чему, кроме забастовки, я добился того, чтобы Макса похоронили вместе с его револьверами, решив, что туда, куда отправляются мертвые, он должен попасть со своим оружием. Когда засыпали могилу землей, появилось несколько забастовщиков с поднятыми вверх красным флагом и знаменем анархистов. Они склонили их в честь Макса. Я спросил, почему они это делают, и они ответили, что не знают, кем он был, но им вполне достаточно того, что его убили жандармы.

Прошло пять дней после смерти Макса, а Мария Кораль так и не вернулась. Потеряв всякую надежду на содействие жандармов, занятых забастовкой, я прибег к небескорыстной помощи местного невежественного крестьянина, и мы отправились с ним в горы. За то, что он взялся служить мне проводником, он потребовал у меня что-нибудь «из золота», и я отдал ему свои часы. Но должен сказать, справедливости ради, что сделка эта была обоюдомошеннической, поскольку часы были из позолоченной меди, а он, пользуясь тем, что я не ориентируюсь в здешних краях, водил меня вокруг да около села, не углубляясь в дебри и малодоступные места. Тем временем сельский кузнец отремонтировал автомобиль Леппринсе. Сделал он работу кое-как, а содрал с меня втридорога, сославшись на то, что «в связи с забастовкой работать приходилось по ночам, да и то рискуя головой». Так что я заплатил за штрейкбрехерство и за то, что довел до полного морального разложения и без того разложившегося элемента.