Литмир - Электронная Библиотека

Девушки были некрасивы, одевались плохо и говорили банальности. Когда я находился рядом с ними, меня переполняла досада, и я с тоской вспоминал Тересу. Они беспрерывно подшучивали над моим холостяцким положением, а их мамаши обхаживали меня, приглядываясь с видом оценщиков и ублажая медовыми речами своден.

Моя семья жила более чем скромно не только из-за недостатка денег, но и потому, что в доме царил монастырский дух. Картезианский образ мыслей[20] заставлял их отказываться, я уж не говорю, от роскоши, но даже от элементарных удобств. В доме всегда стоял полумрак: солнце казалось им греховным и «пожирало ковровую ткань». Еда не имела вкуса, поскольку они не употребляли специй и приправ. А мерилом всего служила «просвирка». Мои сестры обрели вид монашек и скользили по комнатам, словно души в чистилище, касаясь стен и пытаясь пройти незамеченными. Они терпеть не могли выходить на улицу, а на людях начинали вести себя как патетичные марионетки, и страдали от собственной робости и неумения противостоять окружающему их миру.

И хотя они относились ко мне с нежностью, которой так жаждала моя душа, родной город надоел мне. Если бы я осел в нем на долгое время, мне пришлось бы искать себе работу, восстановить старый круг знакомств, жить в семье, отречься от женщин, отказаться от своих привычек. Поразмыслив как следует, я принял решение вернуться в Барселону. Сестры умоляли меня встретить с ними хотя бы Новый год. Я согласился, но решительно отверг их просьбы задержаться дольше. На следующий же день после Нового года, пресытившись ролью денди и тем, что меня здесь никто не понимал, я собрал свои вещи и снова сел в поезд.

ПИСЬМО СЕРЖАНТА ТОТОРНО КОМИССАРУ ВАСКЕСУ ОТ 30–10-1918,
В КОТОРОМ СООБЩАЮТСЯ НОВОСТИ И ДАЮТСЯ НАСТАВЛЕНИЯ

Свидетельский документ приложения № 7-ж.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Барселона, 30–10-1918.

Уважаемый шеф!

Извините, что я не сразу ответил, слишком уж мало было новостей, заслуживающих вашего внимания. Но несколько дней тому назад случилось нечто, на мой взгляд, важное, о чем и спешу вас уведомить. Дело в том, что снова арестовали Н. К. Г. за то, что он в голом виде попрошайничал на главной галерее собора. Так что он опять среди нас, но теперь его приговорили к шести месяцам лишения свободы, и он еще никогда не был таким взвинченным. Но самое главное, что у него изъяли личное имущество, среди которого, судя по словам моего приятеля из управления (о нем я уже писал вам в предыдущих письмах), оказались кое-какие бумаги, якобы не представлявшие ценности, и разные мелочи. Я сильно подозреваю, что «бумаги, не представлявшие ценности», на самом деле очень важные, вот только не знаю, как до них добраться. Что вы мне посоветуете? Всегда остаюсь к вашим услугам.

Остерегайтесь мавров, они сущие варвары и очень кровожадны.

С уважением

Подпись: Сержант Тоторно.
ПИСЬМО КОМИССАРА ВАСКЕСА СЕРЖАНТУ ТОТОРНО ОТ 10–11-1918 ГОДА
В ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

Бата, 10–11-1918.

Дорогой друг!

Я слег в постель, измученный какой-то странной болезнью, которая изнуряет меня. Врачи говорят, что это тропическая лихорадка и что она пройдет, как только я покину здешние неприветливые края, но я уже не верю в свое выздоровление. Я заметно похудел, глаза ввалились, лицо стало небесно-голубого цвета и покрылось пятнами, которые страшно зудят. Всякий раз, глядя на себя в зеркало, я с ужасом замечаю, что болезнь моя прогрессирует. Я совершенно потерял сон, желудок отказывается принимать пищу, которую я с трудом заставляю себя проглатывать, в голове непрерывно звучит грохот барабанов, и стук этот, кажется, отдается во всем теле. Боюсь, что мы уже никогда не увидимся.

Что касается Н. К. Г., то пусть ему дадут кровяной колбасы с рисом и луком.

С приветом

Подпись: Васкес.

Часть вторая

I

Была половина десятого ненастного декабрьского вечера. На улице шел мерзкий проливной дождь. Роса Лопес Феррер, известная больше по прозвищу «Роса-Идеалистка», профессиональная проститутка, дважды судимая (один раз за продажу краденых вещей, а другой — за укрывательство опасного преступника, разыскиваемого полицией и впоследствии арестованного за участие в террористических действиях), отхлебнула глоток вина и тут же выплюнула, обрызгав посетителя, который вот уже некоторое время молча смотрел на нее.

— С каждым днем вы все больше разбавляете вино водой и подмешиваете туда какой-то бурды, кобели вонючие! — завопила она во всю силу своих леших, обращаясь к хозяину таверны.

— Может быть, сеньора маркиза хочет лечь со мной в постель? — невозмутимо парировал тот, убедившись прежде, что никто не слышит его откровенного выпада, кроме посетителя.

— Придержи язык, приятель! — прервал свое молчание посетитель.

Роса-Идеалистка посмотрела на него так, словно только теперь заметила его, хотя он уже больше двух часов сидел на низком табурете, не поднимая глаз.

— А ты не суй нос, куда тебя не просят, воришка! — съязвила Росита.

— С вашего позволения, я только хотел восстановить справедливость, — извинился посетитель.

— Так катись отсюда к шлюхам на панель, там будешь ее восстанавливать, если тебе так приспичило, паскуда! — крикнул хозяин таверны, возвышаясь над стойкой в полтуловища. — От таких гнид, как ты, вся торговля застопорилась! Торчишь здесь весь вечер, а не истратил ни сантима. Пугало огородное! Тобой только ворон стращать, а вони — не продохнешь!

Всей своей скорбной позой посетитель выражал боль, причиненную ему этим жестоким оскорблением.

— Я ухожу, ухожу, только не ругайся.

Росе-Идеалистке стало жаль его.

— На улице дождь. У тебя есть зонт?

— Нет, но ты не беспокойся за меня.

Росита приблизилась к хозяину таверны, который все еще злобно смотрел на посетителя.

— Слушай, у него нет зонта.

— А мне какое дело? Не сахарный, не растает.

— Пусть переждет здесь, пока дождь не утихнет, — попросила она.

Хозяин таверны вдруг потерял всякий интерес к происходящему и занялся своими обычными делами. Посетитель снова уселся на табурет и молча уставился на Роситу.

— Ты ужинал? — спросила она его.

— Нет еще.

— «Еще» с каких пор?

— Со вчерашнего утра.

Великодушная проститутка, воспользовавшись тем, что хозяин таверны отвернулся, стащила с прилавка кусок хлеба и дала посетителю. Затем протянула ему тарелку с тонко нарезанными ломтиками ветчины.

— Возьми несколько кусочков, пока он не видит, — шепнула она.

Посетитель запустил руку в тарелку, но хозяин заметил его воровской жест и заорал:

— Клянусь матерью, я выпущу из тебя кишки, ворюга паршивый!

И выскочил из-за прилавка, размахивая кухонным ножом. Посетитель спрятался за Роситу-Идеалистку, успев при этом отправить в рот несколько ломтиков ветчины.

— Гони его в шею, Росита, иначе я проткну его ножом! — кричал хозяин, намереваясь осуществить свою угрозу.

И в ту же минуту дверь таверны отворилась и вошел пожилой господин среднего роста, седовласый, хмурый. Элегантная одежда хорошего покроя, сшитая из дорогого материала, свидетельствовала о его достатке. Он остановился и с любопытством оглядел помещение и его обитателей. Заметно было, что он не привык к такого рода заведениям, и хозяин, Росита и посетитель сразу предположили, что незнакомец ищет укрытия от дождя, так как пальто и шляпа на нем промокли.

вернуться

20

Имеется в виду образ мыслей монахов, принадлежавших к монашескому ордену картезианцев, которые получили это название по первому монастырю, основанному в 1086 г. близ Гренобля в местности Шартрез. Монахи этого ордена жили в кельях, соблюдали строгий пост и налагали на себя обет молчания.

33
{"b":"245525","o":1}