Когда он договорил, я встал, поблагодарил его за все и собрался уходить, но он задержал меня.
— Чем ты собираешься заняться теперь?
— Не знаю. Прежде всего как можно скорее найти работу.
— Для тебя здесь всегда есть место, хотя заработок и не велик.
— Большое спасибо. Я предпочитаю заняться каким-нибудь другим делом.
— Понимаю, понимаю. Ах да, совсем забыл! Пресвятая божья матерь! До чего же я стал рассеян! Леппринсе заходил ко мне за два дня до смерти и просил кое-что передать тебе.
— Мне?!
По-видимому, Кортабаньес ложно истолковал мою реакцию, потому что поспешил добавить:
— Не строй никаких иллюзий. Это всего-навсего пакет с бумагами… написанными от руки. Я не вскрывал его, честное слово. Просто посмотрел на свет, уж ты прости мое любопытство. Старикам и детям простительны некоторые слабости, верно? Как бы в компенсацию за нашу ущербность. Вот, вот, именно ущербность…
Он порылся в ящиках письменного стола и извлек оттуда квадратный конверт, запечатанный сургучом. Думаю, что именно это и помешало ему решиться его вскрыть. Я узнал почерк Леппринсе. Это было уже второе письмо, которое я получал из небытия менее чем за сутки.
— Если в нем что-нибудь интересное, скажешь мне потом, хорошо? — попросил Кортабаньес, пытаясь скрыть свое беспокойство.
На улице по-прежнему лил дождь. Я остановил извозчика и отправился домой. Дома я распечатал конверт. В нем оказались письмо и документ. Леппринсе писал, что ему уже известно о смерти Макса и Марии Кораль. «Теперь, дорогой Хавиер, мне остается только ждать своего конца: все рухнуло». Он знал о возвращении комиссара Васкеса и так комментировал его: «Этот старый лис проклял меня, он не успокоится, пока не увидит меня мертвым». Признавал ли он тем самым свою вину? Трудно сказать. Он об этом ничего не говорил. Он просил у меня прощения и выражал свое искреннее уважение ко мне. В письме не было никаких признаний, и оно кончалось словами:
«Несколько месяцев назад, предвидя неминуемую катастрофу, я подписал страховой полис с одной американской компанией. Об этом не известно ни одной живой душе. Вся документация находится на хранении у фирмы Хиндер, Маладхустед энд Мангле, Нью-Йорк, у моих адвокатов. Сохрани все в тайне и не пытайся получить страховку сразу же: кредиторы набросятся на деньги и не оставят ни сентима. Подожди несколько лет, ровно столько, сколько сочтешь нужным, пока все не уляжется. Тогда свяжись с моими адвокатами в Нью-Йорке и получи страховку. Чтобы избежать подозрений, ты фигурируешь там как концессионер. Когда получишь страховку, разыщи мою жену и сына и отдай им эти деньги. Их ждут тяжкие испытания, и деньги пригодятся им, когда мальчик пойдет в колледж. Если к тому времени ты еще будешь видеться с ними и поддерживать дружеские отношения, сделай все возможное, чтобы мальчик не узнал правды о своем отце и не стал адвокатом. А теперь, Хавиер, прощай. Если дочитаешь письмо до конца, знай, при жизни я всегда имел верного друга. Искренне твой:
Пауль-Андре Леппринсе».
X
В течение пятнадцати дней я тщетно искал работу, Моя очевидная причастность к Леппринсе закрыла передо мной все двери. Скудные сбережения, имевшиеся у меня, иссякли, и я стал распродавать свои вещи. Я даже подумал было вернуться в Вальядолид, чтобы прибегнуть к помощи старых отцовских друзей, хотя знал, что таким образом похороню себя заживо. Да и по правде говоря, мне не хватало решимости начать все заново. Вероятно, я кончил бы свои дни в нищете, если бы провидение не сжалилось надо мной. Случилось самое невероятное, единственное, что могло вывести меня из состояния депрессии.
Однажды вечером, когда я тянул время, не желая ложиться спать на голодный желудок, кто-то тихонько постучал в дверь. Я никого не ждал и с явным любопытством мгновенно откликнулся на стук. На пороге появилась скорбная фигура, закутанная в старую шаль. Я чуть было не лишился чувств, узнав в этой жалкой фигуре Марию Кораль. Я бросился ей навстречу, и она, обессиленная, рухнула в мои объятия. Да, случилось самое невероятное! Мария Кораль спаслась от волков и холода, найдя приют в доме пастухов. Она тяжело болела, и пережитые ею физические и духовные страдания лишили ее возможности сохранить ребенка, которого она носила под сердцем. Много дней ее жизнь висела на волоске, но молодость взяла свое, и Мария Кораль постепенно оправилась от болезни. Она жила у пастухов — двух стариков и молодого парня — и помогала им по хозяйству, пока не окрепла достаточно, чтобы вернуться в Барселону. Добиралась она долго и не без приключений. Не имея ни денег, ни еды, она могла существовать и продолжать путь только благодаря милости более или менее сердобольных людей. Мария Кораль не решалась возвращаться ко мне, думая, что я встречу ее с презрением. Она ничего не знала о смерти Леппринсе и о том, что произошло с той минуты, как мы с ней расстались.
Возвращение Марии Кораль окрылило меня, потому что я ее любил и люблю до сих пор. Я брался за любую работу, лишь бы заработать деньги, чтобы восстановить ее пошатнувшееся здоровье. Когда она окончательно пришла в себя и воспрянула духом, мы стали строить планы на будущее.
— Хавиер, помнишь, как мы собирались поехать в Голливуд? Чего мы ждем?
И мы уехали из Барселоны, чтобы уже больше никогда туда не возвращаться. Деньги на дорогу нам одолжил Кортабаньес, то ли проявив неожиданное великодушие, то ли стремясь отделаться от людей, слишком много знавших о нем.
Но мы не добрались до Голливуда, а поселились в Нью-Йорке, где все сложилось совсем не так, как представляла себе Мария Кораль. Несколько лет мы провели в борьбе с нищетой, не зная языка, добиваясь разрешения на дальнейшее жительство в стране, разыскивая работу. Какую только работу я не выполнял! Чего только мы не пережили! Мария Кораль устроилась статисткой в третьеразрядный малюсенький театр на Бродвее. Но не теряла надежды добиться успеха в кино. И однажды даже отправилась с визитом к Дугласу Фэрбанксу, но тот даже не принял ее. Лишь неколебимая любовь друг к другу позволила нам мужественно противостоять испытаниям тех лет.
Когда мы скопили немного денег, я тут же отослал долг Кортабаньесу. В ответ от него пришло письмо. Он сообщил мне о самых важных событиях, которые произошли в Барселоне после нашего отъезда. Все показалось мне удивительно далеким и чуждым, кроме известия о смерти Долоретас, последовавшей летом 1920 года.
Наконец получив американское подданство и вступив в финансовый мирок Уолл-стрита в качестве коммерческого агента с солидным окладом, я забрал Марию Кораль с подмостков сцены и решил выполнить поручение, которое когда-то дал мне Леппринсе. Страховая компания очень удивилась моим требованиям и отказалась выплатить деньги. Тогда адвокаты Леппринсе посоветовали мне передать дело в суд. Показания, которые мне пришлось давать в суде, напомнили мне обо всем, что я пережил.
Сейчас я дома один, суд закончился и остается только дождаться завтрашнего дня, чтобы узнать решение. Адвокаты говорят, что мои показания произвели благоприятное впечатление и были вполне убедительными и разумными, Мария Кораль куда-то вышла. Детей у нас нет, потому что она лишилась возможности быть матерью после неудачной попытки родить ребенка Леппринсе. Мы состаримся, наша любовь перейдет в привязанность и дружбу, которая будет освещать всю нашу жизнь.
Неожиданно я получил письмо от Марии Росы. Думаю, оно послужит наилучшим завершением этой истории.
«Уважаемый друг!
Вы даже представить себе не можете, какую огромную радость мы испытали с Паулиной при вести о том, что вы собираетесь выслать нам деньги из Нью-Йорка. Пока мы не получили письма от адвоката, мы и понятия не имели о существовании страховки, которую мой муж подписал перед своей смертью. Адвокат объяснил нам причину задержки выплаты страхового полиса. Поверьте, мы прекрасно понимаем, что побудило вас действовать подобным образом, и никоим образом вас не упрекаем.
За эти три года нам с Паулиной пришлось многое пережить. Мама умерла после тяжелой, продолжительной болезни. Сначала мы существовали на те деньги, которые давал нам Кортабаньес. Он проявил себя по отношению к нам настоящим кабальеро и добрым христианином. После его смерти мы боялись, что совсем пропадем. Но, к счастью, влиятельный адвокат по имени Д. Педро Серрамадрилес время от времени давал мне работу, и мы кое-как сводили концы с концами. Можете себе представить, каково было мне, никогда прежде не работавшей, исполнять обязанности машинистки. Сеньор Серрамадрилес всегда был со мной учтив, добр и терпелив.
Все это время я стремилась только к одному — чтобы маленькая Паулина ни в чем не нуждалась. К сожалению, опасаюсь, что воспитание, которое я сумела ей дать, оставляет желать лучшего. Поскольку я уже продала все имевшиеся у меня драгоценности и денег у нас нет, бедняжке приходится вращаться в кругу среднего сословия, никак не отвечающего ее происхождению. Однако девочка достойна своего рода. Вы были бы поражены ее благородством и манерами. Без ложной материнской скромности смею заверить вас, что она очень красива и очень похожа на своего отца, память о котором глубоко чтит.
Деньги, которые вы вышлете, будут как нельзя кстати. Я возлагаю большие надежды на удачный брак Паулины, когда она достигнет совершеннолетия, а это не так-то просто, если нет достаточных средств. И хотя я уверена, что многие молодые люди из обеспеченных семей будут относиться к ней благосклонно, вряд ли кто-нибудь их них осмелится бросить вызов общественному мнению. Теперь вы понимаете, как нам необходимы деньги, которые вы собираетесь выслать нам в скором времени.
Знайте, что мы всегда к вашим услугам, и наша благодарность за вашу бескорыстную помощь безмерна. Поверьте, она помогла немного скрасить нашу мрачную жизнь и восстановить добрую память о таком выдающемся человеке, каким был Пауль-Андре Леппринсе.
Признательная вам
Мария Роса Савольта».
