— А что произошло через два года?

— Старцев вдруг объявил, что направляет меня заместителем резидента. И не куда-нибудь, а в одну из крупнейших точек, в Токио. Я засомневался: в токийской резидентуре были сотрудники, которые и по возрасту, и по опыту работы в «поле» годились мне если не в отцы, то уж, по крайней мере, в старшие братья. Но дядя Вася остался при своем мнении. И во время моей подготовки, в течение нескольких месяцев, играл роль опекуна, постоянно учил уму-разуму. Подробно анализировал вместе со мной состояние работы в точке, давал объективную оценку каждому сотруднику, отмечал сильные и слабые стороны, наиболее рациональные направления его использования. Мы перемыли косточки всему агентурному аппарату и «продвинутым», то есть близким к завершению, вербовочным разработкам. Наконец, он упорно вдалбливал мне, насколько важно с первого дня правильно поставить себя в коллективе, во взаимоотношениях с каждым сотрудником. Так он «лепил» из меня заместителя резидента.

Когда через пару лет мне вручили орден боевого Красного знамени, я без колебаний заявил, что награду нужно вручать не мне, а Старцеву, потому как своими вербовочными результатами я всецело обязан ему. Я и сейчас так думаю.

— А случалось ли, что Старцев был несправедлив с подчиненными?

— Такое бывало, но крайне редко, — рассказывает ветеран 7-го отдела, полковник в отставке К. — В 1967 или в начале 1968 года, точно не припомню, из сингапурской резидентуры поступила информация: появилась реальная возможность задействовать, причем на конспиративной основе, одну из местных газет на китайском языке для разоблачения «антимарксистской, раскольнической деятельности маоистов в международном коммунистическом движении и, в частности, их антисоветских происков в Юго-Восточной Азии». В те годы, напомню, враждебность в советско-китайских отношениях достигла пика. Поэтому информация о газете вызвала живейший интерес в ЦК КПСС.

Через некоторое время моему коллеге-китаисту передали для анализа несколько номеров этой газеты и указание Старцева подготовить проект записки на Старую площадь, в котором отразить «антимаоистское политическое лицо газеты» и предлагаемые нами пути ее использования в интересах КПСС.

Оперработник тщательно проштудировал все номера газеты и ужаснулся: иначе, как, пользуясь принятой тогда терминологией, махрово антисоветской, газету нельзя было назвать. Об использовании ее в наших интересах не могло быть и речи. Старцев, таким образом, оказывался в весьма пикантном положении: его попросту подставили. Понимая это, оперработник решил подстраховаться — обратился к двум ведущим китаеведам нашей службы. Не вводя их в подробности дела, попросил дать письменные отзывы на газету. Они, к сожалению, подтвердили его предположения.

В назначенный день он положил на стол Старцеву свою справку и отзывы экспертов. Дядя Вася все внимательно прочитал и, взглянув на оперработника исподлобья, процедил: «Вы свободны». Конечно, у него тогда были неприятности, в том числе со Старой площадью. Но мы не предполагали, что он, в свою очередь, отыграется на оперработнике: очередное воинское звание тому было присвоено значи-телыю позже положенного срока, потому что на представлении не хватало визы начальника отдела. Конечно же, в данном, конкретном случае дядя Вася был не прав. Его грубая ошибка была очевидна. Это был срыв. Но что поделаешь?! Говорят, что не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

— Может быть, такие «ошибки и срывы» как раз и послужили причиной его увольнения из разведки?

— Нет. Однозначно нет, — утверждает генерал-майор запаса А. — Его «ушли» потому, что взгляды на принципы подбора и выдвижения кадров у Старцева, ставшего заместителем начальника разведки по кадрам, и у Крючкова, тогдашнего шефа разведки, оказались взаимоисключающими.

Старцев старался как мог оградить разведку от случайных людей. Брал лишь тех, кто по своим личным, моральным и деловым качествам, по интеллекту отвечал жестким требованиям нашей работы. За пятнадцать лет, в течение которых он возглавлял 7-й отдел, не было ни одного случая предательства. А ведь этот отдел охватывал полмира, от Японии до Пакистана, включая Индию, Индонезию и еще добрый десяток государств Южной и Юго-Восточной Азии.

Крючков же придерживался иных принципов. Личные и деловые качества, профпригодность — все это постепенно отодвигалось на второй план, а на первый выходил принцип личной преданности. В сугубо специальную организацию, каковой является разведка, потянулись «позвоночники», представители партноменклатуры, их дети, племянники, да и просто друзья. Результаты такой кадровой политики не заставили себя долго ждать. Сошлюсь на общеизвестный факт.

Сергей Моторин, сынок высокопоставленного партийного босса, еще не получив диплома об окончании МГИМО, уже хвастался однокурсникам, что будет зачислен в разведку и после спецподготовки в разведшколе поедет не куда-нибудь, а в США. Так и получилось:

неоперившийся птенец от разведки вместе с семьей проследовал в Вашингтон, где активно включился в… приобретение японской бытовой техники. Причем не за наличные, а по бартеру. Аудиосистему «Сони» — за пару ящиков «Столичной», которая в посольском магазине стоила на порядок дешевле, чем в американских супермаркетах. На этой элементарной сделке ФБР его и «спеленало». Причем сам Моторин воспринял содеянное с легким сердцем. Его больше волновало другое — как договориться с ФБР об оплате номера в дешевенькой гостинице, чтобы регулярно развлекаться там с секретаршей одного из советских учреждений в Вашингтоне. Договорился — по сто «зеленых» за каждое посещение гостиницы. Всего-то!

В двухтомнике своих воспоминаний В. Крючков признает, что в период 1973–1981 годов американцы добились «существенных успехов в приобретении агентуры» среди советских разведчиков. Такое признание дорогого стоит, ибо шефом разведки именно в этот период был он, Крючков Владимир Александрович.

Впервые же это случилось в марте-апреле 1953 года, когда Лаврентий Берия отозвал из загранкомандировок практически всех резидентов. Он лично решал их дальнейшую судьбу.

В числе отозванных был и наш резидент в Израиле В. И. Верти-порох. Его отчет понравился Лаврентию Берии. Но еще больше наркому понравился сам Вертипорох: высокий, статный, импозантный. Отпустив резидента и сопровождавшего его Старцева, Берия поинтересовался у начальника управления: «Кто Вертипорох по должности и как вы намерены его использовать?» На это последовал ответ: «Мы планируем его на должность заместителя к товарищу Старцеву». Берия поморщился и сказал: «Как же так? Этот — такой красивый, такой представительный, со свежим опытом оперативной работы, а тот — совсем невыразительный, невидный такой… Давайте сделаем наоборот!» Так, по капризу Берии, дядя Вася был снят с должности начальника отдела, на которую он вернулся только в 1957 году.

По прихоти же Крючкова дядю Васю не просто сняли с должности, а отлучили от разведки. Его соратники утверждают, что после того позднего звонка Старцев, смирив гордыню, сам позвонил в Ясенево и сказал, что хотел бы еще поработать. А ему ответили: «Вы хотели бы, но с вами не хотят».

И последнее. Все мои собеседники рассказывали о том, что Старцев имел немало высоких государственных и ведомственных наград, был кавалером орденов Ленина, Трудового Красного знамени, Красной Звезды, знака «Почетный сотрудник госбезопасности». Но никто и никогда не видел его при орденах и медалях. Не щеголял он и в генеральских лампасах. Считал, что разведчику ни к чему выставлять себя напоказ. Даже в узком кругу друзей предпочитал не распространяться о делах и зигзагах своей служебной карьеры. Известно лишь, что в 1938 году он был принят на работу в контрразведывательное подразделение НКВД. Оттуда перешел в разведку. «Пахал в поле» в нескольких странах Азии, и Европы. И имел, выражаясь казенным языком разведки, конкретные вербовочные результаты.