Сначала Сакурай, поймав взгляд Такино и Такаяси, ничего не сказал. Но Такино сам окликнул его. «Эй, я хочу перемолвиться с тобой словечком», — произнёс он. Сакурай снова заказал выпивку для женщины, поднялся со стула с видом человека, который рад возможности ускользнуть отсюда.

«Я не дерусь с непрофессионалами, — ответил он. — Я понимаю, парни, что вы не очень-то чисты. Но вы и не профи. А я не уверен, могу ли я бить полудурков типа вас».

Сакурай стоял на аллее за баром и ждал, спрятав руки в глубину карманов. Сначала Такино не собирался звать на помощь Такаяси. Он вовсе не хотел, чтобы это походило на грязное избиение, когда двое идут против одного. Правда, они не всегда так заботились о приличиях. Однако в конечном итоге нет разницы, двое парней бьют одного или нет. Такино напал первым, но получил такой удар в живот, что упал на колени. Не успев встать, на коленях оказался и Такаяси. Всё это заняло у Сакурая меньше времени, чем женщине потребовалось на то, чтобы допить свой бокал.

Вскоре после этого они узнали, что Сакурай только что появился в одной банде якудза, где шла борьба за власть и которая начала разваливаться. Они не спрашивали, откуда он взялся.

Кулак мужчины в костюме врезался ему в челюсть. Затем с короткими интервалами последовало ещё несколько ударов. Парень знал, что он делает. Удары были не столь сильными, сколь неожиданными. Угадать промежутки между ними очень трудно. Думаешь, что это, возможно, последний — и в тот же момент следует очередной удар.

Такино осторожно попытался перенести правую ногу вперёд. Движение далось так трудно, будто его держит мешок с песком. Он выпрямился, стараясь зафиксировать тело в этом положении. А затем силы совершенно покинули его.

— Он выдохся, — услышал Такино голос где-то рядом со своим ухом.

Парень, удерживающий правую руку, отпустил его. Головорез с левой стороны сделал то же самое. Но Такино не упал. Удерживаясь на ногах, он ударил правым кулаком, вложив в этот удар вес всего своего тела. Он видел, как мужчина в костюме пошатнулся. Такино упал на пол.

Новая серия ударов. По животу, по спине, по шее. Они ощущались удивительно тихо и миролюбиво, словно бьют в боксёрских перчатках. В любом случае реальной боли не было, только ощущение, будто тело колышется из стороны в сторону.

Мурасава провёл большую часть субботы в доме Такаги. Утром он позвонил по телефону в несколько мест, а потом выбежал кое-что проверить. Вернулся он незадолго до ланча.

Такаги сидел в кабинете. Когда прибыл Мурасава, шеф только показался в гостиной, однако весь день провёл за своим письменным столом.

Они обедали с Мурасавой, когда пришёл Кацуо. Наконец представилась отличная возможность пообщаться с сыном, но Такаги не сказал ни слова. Он просто не знал, о чём говорить.

Кацуо поздоровался с Мурасавой и немного поболтал с ним о школе, но затем ушёл в свою комнату. Как он вырос за последнее время. А на подбородке даже появился лёгкий пушок.

— Я не думаю, что нам следует много ждать от спецгруппы, если они собираются так бросаться по каждому ложному сигналу, как этот, — заметил Мурасава.

Специальная группа расследования поверила слуху, будто Сугимуру обнаружили в Йокогаме. Мурасава тоже рванул за ними, как только это услышал. И они вытащили пустышку. А вот «Марува» и пальцем не пошевелила.

— Трудно расслабиться, когда ничего не делаешь, — произнёс Мурасава.

— Ты пытаешься пошутить?

— Нет, думаю, я просто нервный неугомонный тип.

Специальная команда бросилась по фальшивому следу, а банда «Марува» — нет. Это его тревожило.

— Можно, я кое о чём спрошу у вас, господин? — Мурасава старательно накручивал лапшу на вилку. — Чего именно мы ждём?

— Без понятия.

— Вы думаете, что-то должно случиться?

— Да, не знаю я. Нам нужно ждать. Представить, будто мы в отпуске.

— «Марува» в четверг что-то узнала, вот это точно. До этого времени они метались, как лунатики, а потом вдруг всё бросили. Это лишено здравого смысла.

— Должно быть, они пришли к выводу, что он покинул страну. А если он не в Японии, то он никак не может выступить свидетелем в суде.

— Если хорошо подумать, то приказы шефа тоже похожи на акт отчаяния. Арестовать Оваду любой ценой, любыми способами…

— Да, и мы единственные, кому он это сказал.

Такаги глотнул бренди. У него не было аппетита. Перед ним стояла почти нетронутая тарелка лапши.

— А что такого ты хочешь сделать? — спросил он.

— Не знаю. Полагаю, вы думаете, что я просто потратил время впустую, пытаясь разузнать что-нибудь в полиции Сайтамы?

— Если они нашли ложные следы, то пусть сами и идут по ним.

— Но вы всегда напоминаете про одно золотое правило: чтобы быть хорошим детективом, надо всё время двигаться, всё время идти по следу, пусть даже это кажется просто потерей времени.

— Это разные вещи. Больше похоже на азартную игру.

— Итак, на что мы делаем ставку?

— «Марува» прекратила поиски.

— Понятия не имею, что бы это значило.

— И я. Вот поэтому я выжидаю. Почему бы тебе не пойти домой и не заняться стиркой или чем-то подобным?

— Уже постирал. И пропылесосил. Обычно я всегда поддерживаю чистоту в квартире.

— На самом деле, есть одна вещь, которую тебе нужно сделать, — заметил Такаги. — Ты можешь выйти в сад и собрать оставшиеся плоды хурмы. Моя жена уже сняла с дерева немного хурмы, но там, высоко, куда она не дотягивается, осталась ещё целая куча. Если ты сбросишь их вниз, то я пошлю Кацуо их собрать.

— Заняться хурмой? Хорошо. Я не возражаю.

Такаги закурил «Голуаз»:

— Если ты действительно рвёшься что-нибудь сделать, то почему бы тебе не попытаться ещё немного узнать о том, что замышляет Такаяси? Не ездил ли он вчера куда-нибудь?

— Знаю только то, что мне рассказал менеджер его клуба. Похоже, что он отсутствует практически все выходные: играет в гольф.

— А на каком поле он играет?

— Я не спросил.

— Узнай, но так, чтобы это не выглядело слишком навязчивым. Менеджер — правая рука Такаяси. Лучше навести справки где-то в другом месте.

— Хорошо. Я вообще рад, что хоть что-то могу делать.

Вошла Марико с чаем.

— Приготовь стремянку. Он говорит, что соберёт нам хурму, — сказал Такаги.

— На самом деле в этом нет никакой необходимости. Пусть птички едят.

— Я, честно говоря, совсем не против, — отозвался Мурасава. — Особенно если вы и мне дадите немного хурмы.

Кацуо слушал музыку в своей комнате. Её звуки доносились до Такаги, сидящего в кабинете. В течение десяти минут он мирился с этим. Он не знал, как они там сейчас называют такую музыку: джаз, рок — значения не имеет, Такаги не было до этого никакого дела, кроме того, чёрт возьми, что она ужасно гремит.

— Выключи. Она мне думать мешает, — сказал он, открыв дверь в комнату Кацуо.

Внутри комнаты шум был ещё ужаснее, чем снаружи. Кацуо лежал на кровати, скрестив ноги.

— Эй, ты меня слышишь? Говорю же тебе: выключи музыку!

— Подожди немного, песня почти закончилась.

— Сейчас соседи начнут жаловаться.

— А как насчёт пианино в доме рядом?

Кацуо сел на кровати и качал головой в такт ритму.

— Я о тебе говорю. Какое отношение к этому имеет соседний дом?

— Ладно, ладно. Подожди минутку. Подумаешь, большое дело? Ты пьян?

Такаги вошёл в комнату, приблизился к кровати, сгрёб Кацуо за воротник и, прежде чем тот осознал, что происходит, швырнул сына в другой конец комнаты. Упав на колени, Кацуо очутился на полу и, когда он посмотрел на Такаги, у него даже рот приоткрылся от удивления.

Такаги вернулся в кабинет. Музыка больше не гремела.

Он сел за письменный стол, открыл поэтический журнал, но слова будто ускользали от него: он не мог ухватить их смысл.

Что-то пошло не так. Он на самом деле разозлился. Не то чтобы раньше он не мог ударить Кацуо. Но тогда, в прошлом, он выступал в качестве родителя, занимающегося воспитанием своего ребёнка. Он никогда не выходил из себя и не накидывался на сына.