По телу Такаги разлилось тепло. Он встал перед открытым окном, чтобы немного охладиться. В саду Марико снова занималась стиркой. Маленькая лужайка, группа деревьев, потом бетонная стена и крыша соседского гаража. Он взял в рот кубик льда и подождал, пока он растает.
Он зажал губами «Голуаз». Зажигалка сработала с первого раза.
Было несколько минут двенадцатого. Такаги взял томик Такубоку и открыл его. Страница не содержала стихов. Он пробежался глазами по тексту. «В этом зыбком печальном мире слаб и часто терпит поражение тот, кого называют преступником».
Эту фразу Такубоку написал в своём дневнике, когда, будучи ещё молодым человеком, вернулся в свою деревню Сибутани в возрасте двадцати одного года с женой и матерью. После смерти поэта эти записи были опубликованы в «Субару»[35] под названием «Дневник моей жизни в лесу».
Такубоку чувствовал тогда, что проиграл первое в своей жизни сражение, и поэтому дневник представлял собой незрелые ещё рассуждения о собственной личности. Такаги вспомнил, что раньше он уже читал эти отрывки. Вынужденный из-за бедности проводить жизнь в лесах в окрестностях Сибутани, поэт пытался посмотреть на себя самого как на молодого, задавленного бедностью преступника.
Такаги медленно перечитал отрывок ещё раз. В отличие от стихов, дневник трудно назвать лирическим: здесь всё пронизано юношеской яростью.
Его позвала Марико. Зазвонил телефон. Такаги надел на книгу её картонную обложку.
— Ты рано вернулся.
Мурасава звонил со своего рабочего места.
— Я взял машину на станции в Яватагаме, знаете, одну из тех, что можно арендовать в одну сторону, чтобы проехать в нужное место. Я быстро домчался до аэропорта и успел на рейс в 9.30.
— Ты можешь сейчас уйти оттуда?
— Думаете, нам лучше сидеть у вас дома?
— Ситуация, вернее наше задание, в целом изменилось. Когда ты сюда приедешь, я всё подробно объясню тебе. — Такаги положил трубку и снова пошёл в кабинет.
Он вставил пробку в бутылку с бренди. Местного производства, но пока ещё не дешёвое. Такаги любил выпить. Если у него было время, то он просто порой не мог без этого обойтись. Интересно, как бы он жил, если бы не стал полицейским? Когда дела шли по-настоящему плохо, ему приходилось бороться с искушением выпить пораньше утром, сразу, как только встал с постели. Других хобби у него не было. Такаги мог расслабляться, только читая стихи за бокалом с бренди.
— Удон[36] на ланч подойдёт? — Марико оделась как девочка-подросток: она была в джинсах и бежевой хлопчатобумажной рубашке. — Я вот думаю, нам надо вытащить стремянку и что-то сделать с этой хурмой, — заметила она. — Её так много, и она почти поспела. Если мы её не соберём как можно скорее, её всю объедят птицы.
В углу сада было единственное дерево с хурмой. Большое и старое. Такаги даже не знал, сколько ему лет. Спелые фрукты прекрасно годились для еды.
— Пусть Кацуо соберёт хурму.
— Ты же знаешь, что он боится высоты. Думаю, лучше бы тебе это сделать.
— Сейчас Мурасава придёт. Почему бы тебе не попросить его?
— Я не могу обращаться с такой просьбой к гостю. Хорошо, я соберу их сама. Как ты думаешь, он будет с нами обедать?
— А ты приготовь так, чтобы и на него хватило, просто на всякий случай.
Такаги потянулся к книгам и взял первую попавшуюся. Этого поэта он любил не особенно, но он всё равно открыл томик и начал читать. Стихотворение о бамбуке. Он попытался читать вслух. Из личного опыта он знал, что мелодика стихотворения может иногда помочь восприятию. Слова начали звучать подобно музыке. Странно, как это отличается от того, как если бы ты просто читал текст глазами.
Мурасава сидел и хлебал лапшу; на его лбу блестели капельки пота.
Такаги читал заметки Мурасавы, написанные, как всегда, аккуратным мелким почерком. Он совсем не ассоциировался с внешним видом Мурасавы. Буквы напоминали крошечных червячков-трубочников, расползшихся по странице.
Они нашли подтверждение тому, что Такино и Хиракава сидели в ресторане суши за станцией, останавливались в одном отеле, а также встречались на различных улицах и аллеях по всему городу. Несколько людей видели Такино на берегу в компании пожилого владельца судов «Таро-мару».
— Мы точно знаем, что Такино и Хиракава оба были в Яватагаме и что они разговаривали со стариком, которому принадлежат траулеры «Таро-мару». Но больше я ничего накопать не смог, — сказал Мурасава.
— По крайней мере, мы можем прийти к выводу, что Сугимура в порядке и на самом деле уехал.
— А что вам удалось в конечном итоге узнать о людях «Таро-мару»? — спросил Мурасава, продолжая поедать лапшу.
— На них есть досье в Главном управлении. Примерно лет десять назад или чуть больше эти люди, очевидно, находились в поле нашего зрения.
— Там ходили слухи, что их пассажиры порой попадали на обед к акулам, — заметил Мурасава.
— Это только разговоры. Шесть лет назад они согласились взять на борт одного человека, который хотел присвоить общественные деньги. Они договорились довезти его до Тайваня, но затем высадили этого парня на острове Йонагуни, который расположен в непосредственной близости от Тайваня. Ещё одного человека они должны были отвезти на Филиппины, а вместо этого он оказался выброшенным на острове Хатерума.
— Думаю, вряд ли они поступают так со всеми своими пассажирами.
— Но о двух случаях стало известно. После этого залётные преступники уже больше не просились на борт судов «Таро-мару». Я думаю, что в действительности старик это сделал специально.
— Но время от времени они всё же берут пассажиров?
— Возможно.
— Похоже, что эти суда весьма привлекательны как средство перевозки контрабанды для различных группировок якудза. Но как Такино сумел договориться, чтобы Сугимуру взяли на борт?
— Брюзгливые старые ублюдки порой удивительно нерешительны.
— Они должны были проезжать через остров Исигаки, — заметил Мурасава.
В соответствии с записями Мурасавы, «Таро-мару № 6» находилось в доке на Исигаки. Судно № 7 плавало где-то в Восточно-Китайском море. Если Сугимуру вывезли на каком-то из кораблей компании «Таро-мару», то это почти наверняка было судно под номером шесть.
— Прямых рейсов на остров Исигаки нет. Это нужно сначала добраться до Окинавы, а потом в Наха пересесть на один из рейсов «Саутвест Эйрлайнз». Думаю, что можно посмотреть их списки пассажиров.
— Не много ли мы хотим на этом этапе?
— Всё лучше, чем сидеть и ничего не делать.
— Я думаю, мы можем оставить это дело спецгруппе.
— А не стоит ли нам тогда рассказать им хотя бы о «Таро-мару»?
— Нет надобности. Мы ведь не хотим, чтобы нас обвинили, будто мы послали их искать ветра в поле.
Вошла Марико и принесла несколько очищенных спелых плодов хурмы.
«Почему нельзя оставить их птичкам?» — подумал Такаги.
Именно так и было во времена его детства. Никто из его родителей не любил хурму. Сам Такаги мог иной раз погрызть эти плоды, если они были спелыми и мягкими. И даже в этом случае, ему хватало и половины.
— Хурма из нашего сада, — объявила Марико.
— Bay! — воскликнул Мурасава. — Правда, ведь у вас растёт такое огромное дерево.
— А я не люблю фруктовые деревья: они привлекают птиц, — заметил Такаги.
— Он просто хочет сказать, что не любит собирать плоды, — пояснила Марико, составляя на поднос посуду.
Она даже не попыталась присесть с ними. Женщина инстинктивно понимала, когда ей лучше присоединиться к ним, а когда лучше этого не делать.
— Итак, каков наш план действий? — спросил Мурасава сразу же, как Марико вышла из комнаты.
Такаги поднёс ко рту «Голуаз» и закурил сигарету.
— А не стоит ли нам просто подождать и посмотреть? Пусть у нас с сегодняшнего дня будет что-то вроде небольшого отпуска. Ты ведь согласен, что две недели — это немалый срок?