— Или лучше поговорим о чём-нибудь другом?

— Вы пришли сюда вести долгие беседы?

— Извините. Извините, у меня на самом деле нет конкретной темы…

— В таком случае, я боюсь, что не смогу помочь вам. Мне нужно работать. Я уделил вам время только потому, что вы сказали, будто работаете в полиции.

— Я детектив Первого детективного отдела городского департамента полиции. Пытаюсь найти убийцу. Он убил двух женщин — мать и дочь. Но человек, за которым я следил, тоже умер. Теперь стараюсь найти убийцу убийцы. Парня по имени Тосио Сугимура — якудзу из банды «Марува».

Голос Старого Пса вызывал в памяти сюжет какой-то скучной телевизионной драмы. Лицо вообще ничего не выражало, только морщинки двигались.

— Сугимуру поймали на торговле наркотиками. Ему на хвост села и его собственная банда. Обычно в такой ситуации человека устраняют или на долгое время сажают в тюрьму, но никто не знает, где он сейчас.

Такаги поднёс ко рту ещё одну сигарету «Голуаз» и некоторое время молчал, щёлкая зажигалкой. Такино ждал, пока он продолжит свой рассказ, но похоже, что его собеседнику больше было нечего сказать. Время шло. Сигарета в руках Такаги медленно сгорала. И вдруг он, запинаясь, начал что-то напевать. Сигарета между пальцами детектива уже тлела.

— Извините.

Было непонятно, то ли он извиняется за песенку, то ли за то, что просыпал пепел.

— Вы сейчас что-то напевали? — спросил Такино.

— Дурацкая привычка. Песенка «Старый пёс Трей».

— Вы что-то хотели этим сказать?

— Не знаю. Я порой и не замечаю, что пою её. Думаю, это происходит, когда перспективы неутешительны.

— Как сейчас?

— Извините, одна глупость за другой, — рассмеялся Такаги.

Почему-то улыбаясь он делался ещё угрюмее.

— Я слышал о Тосио Сугимуре, — сказал Такино. — Мне говорил о нём Такаяси.

— Такаяси?

— Я догадываюсь, что вы наводили обо мне справки. Поэтому вы здесь.

— Если говорить честно, то да. И что вам рассказал Такаяси?

— Сказал, что его достали все эти люди, постоянно ошивающиеся в его клубе. Кажется, одни пытались найти Сугимуру, чтобы получить у него какие-то показания, а другие старались их остановить.

— Показания по поводу чего?

— Я не спрашивал, а он не говорил.

— Вы всё ещё общаетесь с людьми из прошлого, да?

— Только с Такаяси. Я даже приглашал его на свадьбу. Правда, он не пришёл. Раньше у него на лице был большой шрам. Думаю, из-за него он постеснялся принять приглашение.

— Пластическая хирургия?

— Да. Такаяси больше не идёт прежней дорогой. Кроме того, сегодня он настоящий бизнесмен. Я видел его офис некоторое время назад.

— Вы больше уже не дети, да?

— Думаю, мы оба выросли. Так и должно быть, правда? Прежняя жизнь нас многому научила. Ведь наш путь не был усыпан розами.

— Большинству парней так никогда и не удаётся вырваться. Даже если они получают шанс, они просто прячутся в свою раковину, как испуганная улитка, и упускают представившуюся возможность.

— Это была последняя воля нашего брата, того, кто нас опекал. Перед самой смертью он сказал нам: «Уходите. Вставайте на честный путь. И не марайте руки».

— Джузо Сакурай?

— Таких людей, как он, убивают. А такие, как мы, выходят из дела.

Такино сложил в стопку разбросанные на столе рекламные листовки и проспекты. Иногда они снабжали рекламки фотографиями, но чаще всего это были просто обычные листовки — только название продукта и цена. Именно цифры привлекали внимание людей.

— Странно, что вы оба сумели избежать уголовного преследования.

— Да, это так. Мы, вернее, каждый из нас, наверное, четыре-пять раз мог попасть под суд. Но Сакурай позаботился об этом. Он опекал нас. А мы тогда были такими дураками. Разве мы думали о том, чтобы уйти из банды? Но всё произошло именно так. Мы оказались в ужасной ситуации, да ещё и Сакурай как сумасшедший кричал на нас. Сейчас я очень благодарен Сакураю.

Такаги встал. Казалось, он внезапно утратил интерес к разговору. Он начал медленно ходить по офису.

— Будто клетка, правда?

— Вы имеете в виду клетку для животных? Да, мы используем эту комнату ещё и как склад.

— Да я не о комнате говорю. Я имел в виду жизнь.

— Вы говорите так, будто много знаете обо мне.

— На самом деле нет. Это просто интуиция. Вы живёте словно бы в клетке.

Такаги рассмеялся. Его глаза уже не светились любопытством. Казалось, что он сейчас совершенно спокоен. Понятно, почему его называют Старый Пёс. Его седые волосы идеально гармонировали со светло-коричневым костюмом. А вот яркий рисунок цвета шоколада на небесно-голубом полицейском галстуке, который носил Такаги, отличался некоторой смелостью — последний писк моды для стареющего мужчины, живущего с молодой женой.

На прощание полицейский слегка приподнял правую руку. Такино наклонил голову, но не встал из-за стола.

Юки сидела на кровати, работая над кружевом.

Такино вспотел, хотя он надел только банный халат.

— Хочешь выпить? — Такино присел на кровать и налил пиво в свой стакан. Юки потрясла головой — и её длинные волосы заплясали из стороны в сторону.

— Ты слишком долго принимал ванну, — заметила она.

Обычно Такино входил в ванну и выходил из неё довольно быстро, подобно тому, как ворона купается в луже. Частенько он просто споласкивался под душем, не погружаясь в воду. Но сегодня, раздумывая о жизни, он решил полежать в ванне.

Юки сказала, что он переменился с той ночи, как свозил мальчишку в парк и избил его за скандал, учинённый в кафе. Он и сам не знал, почему так случилось, но понимал, что жена права. Что-то изменилось. Где-то там, внутри, он уже не был тем человеком, который женился на Юки пять лет назад.

Такино бросил взгляд на Юки: её тонкие пальцы всё время двигались, дёргая туда-сюда белую нить. Когда они только встретились на верхнем этаже офиса строительной компании, она уже увлекалась кружевами. Был тихий спокойный день. Даже сейчас Такино отчётливо это помнил. Он искал, кому бы продать некоторое количество железа, которое они получили, переплавив металлолом. Он поднялся наверх, чтобы подождать, когда с обеда вернётся босс. На Юки была однотонная тёмно-синяя форма. Она выглядела просто ослепительно.

С того дня миновало пять лет и восемь месяцев.

— Что-то не так? — пальцы Юки перестали двигаться. Она заметила, что Такино не отводит от неё пристального взгляда. — Почему ты так смотришь на меня?

— Любуюсь тобой. Ты всегда целиком погружаешься в работу.

— Не тебе говорить. Ты сам похож на маленького мальчишку, когда сидишь со своими трубками.

Такино налил в стакан ещё немного пива. Бежевый ковёр, две кровати, столик, тяжёлые коричневые шторы. Он снова отхлебнул пива. Не такое вкусное, как поначалу.

— Ты не думаешь, что надо уже что-нибудь решить с комнатой Мизу? — сказал он.

Ещё до того как девочке исполнилось два годика, родители устроили ей собственную комнату. Они застелили там пол толстым ковром, чтобы она не ударилась, если упадёт, выстроили все её мягкие игрушки аккуратными рядами, развесили на стенах картины с изображением лошадей и кроликов. Когда дочь умерла, они не стали трогать эту комнату. Такино вообще практически не заглядывал туда, а Юки появлялась там раз в неделю ради уборки.

— Зачем?

— Ты же понимаешь, что нельзя её оставить в таком виде навсегда.

— Это будет неправильно. Бедная Мизу.

Такино уже раскаивался, что начал этот разговор. Он же знал, как отреагирует Юки. Он опустошил третий стакан пива. Сейчас он чувствовал лишь горечь.

— Ты неправильно поняла меня, Юки.

— Знаю. Я всё понимаю. — Юки перестала работать спицами и положила их на прикроватную тумбочку. — Я знаю, что тебе нелегко видеть её комнату такой, как она была.

— Нет. Просто…

Такино не мог объяснить, в чём дело. Но комната выглядела как-то не так, неправильно. Трудно сказать, что именно его тревожило. Он просто чувствовал: нельзя, чтобы Юки вспоминала о дочери, которую они потеряли, всякий раз, когда она проходит мимо бывшей спальни девочки. В его памяти всплыло лицо Мизу: вот она улыбается, плачет, спит. Он ощутил, как берёт дочь на руки; воспоминания были ещё слишком живыми и слишком болезненными.