Можно было бы составить специальную огромную книгу по этому вопросу за 1000 лет католического насилия над самой Польшею, а через неё и над соприкасающимися странами, сначала — над Литвой, а потом над Белоруссией и Украиной. Приведу несколько фактов. И притом — не из посторонних свидетельств, а из документов самих поляков. Я не буду закапываться далеко вглубь тысячелетней истории; возьму факты из более позднего времени. И притом — более глубокие и важные.
Много пролилось крови поляками, много было употреблено усилий, чтобы из русских хлопов Белоруссии, Украины, Карпатья сделать верных сынов Польши. И, однако, это не удавалось вполне. Тогда, по инициативе римского духовенства, видным выразителем которого был тогда ксёндз Скарга, вводится религиозная уния, столь хорошо известная в Америке, от которой и доселе ещё не все очнулись здесь. Это совершилось в 1596 году в Брест-Литовске. Зачем?!
Ясно: чтобы через единство веры ополячить, окатоличить православных; и тем самым совсем оторвать их от ненавистного Востока, от "проклятого" православия. [.] [.] Этого, слава Богу, не случилось. [.] Вспомним казацкие восстания. Их было много: Носинский, Лобода, Наливайко, Жмайло, Тарас, Сулима, Павлюк, Остряница, Гуня, Железняк, Гонта и другие. За что же поднимались эти люди и шли на страшный риск, а иногда и на жестокие потом муки (как, например, Железняк)?
На это даже советский историк отвечает, что, помимо вражды к панам и их ставленникам арендаторам евреям-факторам, "из которых по преимуществу состоял довольно многочисленный класс арендаторов помещичьих имений" (ст. 68), казачество становится за православие против воинствующего католицизма, который был главным образом "панской религией", и против ополячивания. Польша уже почти погибает: уже частью поделена между соседями. Идёт сейм.
На нём поднимается вопрос о даровании прав свободы веры православным и протестантам. Члены сейма, католики паны, не говоря уже о духовенстве, яростно восстают против этого: они-де от своих дедов и прадедов получили убеждение, что кроме католика, все иноверцы — еретики, проклятые Богом; и их ни в чём нельзя поставить на одну доску с католиками… И только угроза екатерининского генерала Репнина перевесила вопрос в пользу некатоликов; помогла и угроза Пруссии.
Ещё перед нами герой Польши, генерал Костюшко. Он не был религиозным человеком; это был революционно-политический национальный вождь. Но и он знал силу не только шляхты, но и ксёндзов. В письме к одному из своих сотрудников он писал: "О, если бы иметь 100 000 линейного войска, но его нет. А 300 000 разных людей собрать можно", — но добавил, — "если только помещики и ксёндзы захотят этого". Такова сила ксёндзов… Возьмём восстание поляков в 1861–1863 годах.
Кто не знает: какое горячее участие приняли в нём именно ксёндзы, а также и высшие духовные лица?! Но будем говорить собственным языком поляков, несомненно, писавших под диктовку своих пастырей, а ещё проще — ими самими это писано. Я разумею знаменитый "польский катехизис" для революционеров. Там много вообще интересного. Возьмём лишь несколько отрывков оттуда. Вот, например, о духовенстве православном совет:
"Если будем пользоваться тупоумием и неразвитостью тамошних попов; то, действуя на корыстолюбие их деньгами, можем усыпить и этих лютейших по своему изуверству наших врагов; усыпив же сих (далее пропущено слово неудобное для печати) и действуя с хитростью и умом на народ (русский), будем в состоянии если не отвратить его от своей раскольничьей веры, то поколебать доверие к своим попам, чего и достаточно, чтобы народ неприязненно на них смотрел". Это в 1-м пункте катехизиса…
Пункт 4-й. "Старайся всеми мерами… нажиться за счёт русской казны: это не есть лихоимство; ибо, обирая русскую казну, ты через то самое обессиливаешь враждебное тебе государство и обогащаешь свою родину… И Святая Церковь (разумеется католическая. — М. В.) простит тебе такое преступление; Сам Господь Бог, запретивший убивать ближнего, разрешает через святых мужей обнажать оружие на покорение врага Израилева". Пункт 5-й. "Старайся достигнуть всякого влиятельного места…
Для достижения этой цели всякие средства дозволительны, хотя бы они и казались для других низкими… Лесть… в особенности употребляй везде, где из неё можешь извлечь выгоду в своих планах". Пункт 10-й. "Помни, что Россия — первый твой враг, а православный есть раскольник (схизматик); и потому не совестись лицемерить и уверять, что русские — твои кровные братья, что ты ничего против них не имеешь, а только — против правительства, но тайно старайся мстить каждому русскому…"
"Духовный лик" Польши… Пункт 11-й. "Между русскими говори всегда, что немцы — первые враги русских и поляков. И будешь способствовать к уничтожению одного врага посредством другого". Пункт 13-й. А когда нужно, то, наоборот, "посредством содействия влиятельного немца" "старайся… уничтожить" русского. Кто не поймет, что здесь дышит дух католичества и ещё проще сказать: иезуитизма! Или вот документы-прокламации уже к православному духовенству в бывших областях Польши:
"Духовенство греческого исповедания! Свобода совести была искони (вот уж неправда. — М. В.) свойственна польскому правительству и его законодательству, сроднилась с народными нравами… Борьба с нашествием (Московии) не есть борьба религиозная, но борьба за свободу, война народная". А значит: помогайте в революции против русского правительства. Но конец прокламации очень далёк от этой "свободы совести":
"Если кто-нибудь из вас остался слепым и презренным орудием Москвы… тот будет казнен, как преступник". Это говорило тайное правительство революционного "ржонда"… Такая прокламация была напечатана в Вильне 18 апреля 1863 года… А через 3–4 недели вышла другая, уже более резкая, без всякой "любви". Она составлена была, наверное, ксёндзом, из коих многие принимали прямое участие в восстании. Начинается так: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Братья во Христе, бывшие униатские священники!..
О, не воображайте себе, что мы не знаем сокровенных замыслов ваших, замыслов, подстрекающих злополучных крестьян, лишённых вами святой веры (то есть бывшей римской унии. — М. В.). Вы сами себя погубили через вашу алчность к звонкой монете, которою вас наделяло московское правительство… Вы отреклись от святой веры (католичества)… Вы осудили и осуждаете на вечную муку столько душ, вверенных вашему попечению. Помните, что Царствие Небесное не есть от мира сего"…
И почти рядом такие слова, совсем не "небесные": "Месть поляков за святую веру ужасна!.. Помните, что настала минута мести за ваши преступления и казни за грехи ваши"… Католическая Церковь, не принимая будто бы прямого участия в восстании, действовала возбуждающе своими, будто бы "церковными", методами. В Польше и Литве были разосланы от консисторий распоряжения объявить траур по всем храмам.
Он выражался в следующем: повелевалось, чтобы "замолкли в церквах колокола, органы, музыка и пение"… богослужение должно было совершаться "начётом". Правда, при этом наказывалось удаляться вообще "от всякого греха" и молиться. Но всякий понимал, что этот траур есть пассивная забастовка, церковный саботаж… Этот траур простирался даже на веселье свадебное: запрещена была игра на скрипках.
Ю. Ф. Самарин, объезжавший самолично польские сёла после усмирения бунта 1861–1863 годов, рассказывает престранный случай, который в православной нашей стране совсем непонятен, а у католиков был святою заповедью. В одном селении крестьяне стали просить Самарина "выпросить им разрешение на ближайшей свадьбе снять с гвоздя висевшую в шинке опальную скрипку". В чём дело? Он не понимал.
"Но скоро сам шинкарь разъяснил нам всё дело, предъявив полученный им письменный приказ от войта (вроде волостного старшины) об уплате штрафа за нарушение запрета, наложенного ксёндзом. Последний стоял невдалеке от сходки (созванной Самариным. — М. В.); и мы просили его объяснить, что дало повод к этой строгости? Ксёндз, видимо, растерялся; заговорил было о том, что его обязанность поддерживать "моралитет", но, впрочем, сознался, что нет причины воспрещать игру на скрипке вне церкви.
