А затем начали падать десантные капсулы, прорываясь сквозь атмосферную турбулентность и спорадический зенитный огонь со сверкающих окраин внизу.

Собственная десантная капсула Железного Шлема, нареченная «Хекьярр», была одной из первых приземлившихся в восточной посадочной зоне. Она выбросила огромный столб красный грязи при посадке, адамантиевый корпус был все еще раскаленный от атмосферного спуска. С шипением отстрелились пироболты, и внешние сегменты корпуса ударились о поверхность кратера. Сверху опустились болтеры и вступили в дело в тот самый момент, когда ограничители безопасности поднялись и с треском зашли в свои гнезда.

Когда металлические обручи, удерживающие Железного Шлема, отошли, Великий Волк с грохотом спустился по рампе на землю Гангавы. Ночное небо было цвета старой крови, испещренное темными следами от стремительно спускающихся машин его Ордена. Со всех сторон их окружали здания, огромные черные шпили из железа, которые тянулись вверх, соединенные мостами и массой транзитных труб. Прожекторные огни кружились, отважно пытаясь дать цели канонирам защитников, и где-то далеко завывали клаксоны. К его позиции уже начал приближаться неравномерный гул огня тяжелого оружия, отражаясь от отвесных стен зданий.

Железный Шлем глубоко вдохнул, наслаждаясь звуками и запахами войны, проникшими в его шлем. Желание убивать уже пульсировало по его телу, до предела насыщая его и поддерживая накатывающее неистовство.

— Наконец мы пришли к этому, братья, — прорычал он, подняв ледяной клинок и включив энергетическое поле. — Приступим к убийству.

В Клыктане кипела работа. Священное место было наполнено хриплыми криками трэллов, спешащих выполнить приказы своих хозяев. Все больше ящиков с бронебойными снарядами выгружалось с грохочущих машин и аккуратно складывалось позади башен с тяжелыми болтерами и орудиями. Возведение баррикады у западного края гигантского зала было близко к завершению.

Морек мрачно смотрел на это. Он слышал доклады о противнике, и имел приблизительное представление о его силе. Такие баррикады и артиллерийские позиции только замедлят его. В прошлом он верил, что Небесные Воины выстоят против чего бы то ни было, но они уже дважды истекали кровью. В свете этого он больше не был уверен в том, что знал.

Морек встряхнул головой, пытаясь избавиться от депрессивных эмоций, которые вцепились в него с момента путешествия к телотворцам. Он находился посреди импровизированного полевого госпиталя. В восточном конце зала под пристальным взглядом огромной статуи Русса, были расставлены ряды металлических коек.

Как пробирки на столе Вирмблейда.

Койки были предназначены для смертных; космодесантников забирали в специализированные операционные высоко в Ярлхейме. Когда Морек шел по проходам между рядами, то видел искаженные выражения агонии на лицах раненых. Трэллы-телотворцы работали быстро и квалифицированно, накладывая швы и прижигая. Их методы были эффективны, но мало способствовали облегчению боли. Морек видел ледяной твердости фенрисийцев, закаленных испытаниями и лишениями, которые рыдали в агонии, когда их разрезали стальными лезвиями.

У одного человека отрезали ногу ниже бедра. Если он выживет, то со временем получит основную аугметическую конечность, но он больше не будет участвовать в битве. Морек смотрел на гримасу человека, когда ножи взялись за дело. Пациент оцепенел от обезболивающих, но был все еще в сознании, чтобы понимать происходящее. Он сильно сжал челюсть, мышцы натянулись. Когда телотворцы делали свою работу, он сжал края кровати, костяшки пальцев побелели и дрожали.

Морек отвернулся. Повсюду слышались стоны и низкие, душераздирающие стенания. Сотни людей были приготовлены к оперированию. Еще сотни лежали в проходах, их тела уже остыли. Впервые с начала битвы Морек обрадовался тому, что железный жрец забрал Фрейю в Подклычье, а не бросил в первые ряды сражения.

С момента ее возвращения с нижних уровней они поговорили только раз. После этого их обоих вызвали по служебным обязанностям, так что встреча была короткой.

Морек вспомнил их объятия. Он крепко прижал ее, снова почувствовав, что ее коренастое тело в безопасности. Ему не хотелось отпускать ее.

Нуждается ли она во мне сейчас? Или это я нуждаюсь в ней?

— Ты в порядке, отец? — спросила она, с беспокойством глядя ему в глаза.

— Как всегда, дочка, — ответил он.

— Что-то случилось?

Морек засмеялся.

— Война случилась.

После этого они обменялись несколькими словами, всего горсткой, прежде чем ее позвал дредноут, который следовал за ней.

— Теперь я приписана к нему, отец.

Это звучало почти гордо. Прежде она никогда не гордилась работой на Небесного Воина.

— Что ему нужно от смертных?

Фрейя покачала головой.

— Не знаю. Но ему это необходимо. Они странные. Некоторые вещи они помнят, как скальды. Другие забывают. Я помогаю с последними.

Морек посмотрел на ее честное, грубоватое лицо. На ее глаза, как и в детстве, падали светлые волосы. Он подавил желание поправить их. Ее мама всегда говорила ему не делать так. Непроизвольно ему на ум пришли слова.

— Теперь ты все, что у меня есть! Моя единственная связь с той, кто была так прекрасна и свирепа. Будь осторожна, моя дочь, следи за тем, что говоришь, что делаешь. Береги себя. Пусть сгорит Этт и все его залы, только бы ты была в безопасности!

Но он не сказал этого. Он поцеловал ее в лоб.

— По возможности оставайся на вокс-связи.

— Буду, отец. Защити тебя Рука Русса.

— Да защитит она всех нас.

А потом она ушла, торопясь за дредноутом, которого они называли Альдр Раздвоенный Клинок.

Морек вздохнул и посмотрел вверх на статую, возвышающуюся над ним, пытаясь прогнать воспоминания. Огромный образ Русса стоял там, как и прежде, со сцепленными ногами и лицом, искаженным в рыке. Его черты принадлежали истинному Волку — широкая челюсть, резко выраженные клыки, суженные зрачки.

Прошло десять дней с тех пор, как Ярл Грейлок стоял под этим могучим изваянием и воодушевлял Этт на непокорную ярость. Над всем этим стоял Леман Русс, его дух следил за ними.

Знаете ли вы? Знаете ли вы, лорд, что происходит здесь с вашими сыновьями? Проникает ли ваш взгляд в залы жрецов? И потворствуете ли вы этому?

Камень не дал ответа. В этих неподвижных чертах не было ничего, кроме жажды убийства.

Затем из дальнего конца госпиталя раздался шум. Огромный воин в угольно-черном доспехе возвращался с фронта. Его броня была обожженной и во вмятинах, шкуры сорваны. Он пронесся мимо рядов коек, а толпа трэллов старалась держать шаг с ним.

Вирмблейд вернулся. Его голова была обнажена, а в глубоких впадинах сияли золотистые глаза. Он шагал к шахтам лифтов, возвращаясь в свое логово в Валгарде, туда, где была сделана его работа.

Глаза Морека последовали за ним. Он не посмел пошевелиться. Он не знал на кого смотрел — на защитника всего, что было ему дорого или же на губителя этого.

Вдруг Вирмблейд остановился, словно что-то почувствовал. Его угрюмое лицо с крупным, крючковатым носом резко повернулось.

Глаза, эти глаза хищника, впились в Морека. Минуту два человека смотрели друг на друга.

Морек почувствовал, как колотится его сердце. Он не мог отвернуться.

— Он знает! Как он может знать?

Затем Вирмблейд издал рык и продолжил свой путь. Его свита помчалась за ним.

У Морека закружилась голова, и он прислонился к кровати. Он виновато огляделся. Санитары в лазарете продолжали работать, как ни в чем не бывало. Никто не обратил внимание. А почему они должны были среагировать? Он был обычным кэрлом, смертным, расходным материалом.

Он сделал глубокий, судорожный вдох. Морек оттолкнулся от металлического каркаса и продолжил обход. Многое предстояло сделать, и ему надо было держать в узде целый ривен кэрлов. Пытаясь не обращать внимания на крики и стоны, он ускорил шаг.