— Прости, что задержались, майор. — У реклюзиарха даже дыхание не сбилось. — Мы были нужны при прорыве баррикады в южном квартале девяносто два.

— Лучше поздно, чем никогда, — ответил Райкин. — Судя по последнему сообщению от центрального командования, план Саррена в этом квартале работает лучше, чем предсказывали все аналитики. Мы будем передислоцироваться для контрудара?

На башне танка Гримальд описал булавой смертоносную дугу, превращая орков в кровавое месиво.

— Ты еще дышишь, майор. Этого достаточно.

Рассвет не принес ничего, кроме продолжения ночной бойни.

Такого звука я еще никогда не слышал. За два столетия жизни мне приходилось воевать рядом с богомашинами, чьи орудия были громче, чем предсмертные крики звезд. Я противостоял многотысячным армиям, где каждое существо криками выражало свою ненависть. Я видел, как корабль размером с башню улья врезался в поверхность океана в одном из далеких миров. Фонтан воды, который он выбросил в небеса, и приливная волна, что последовала за ним, были подобны божественному суду, что пришел затопить землю и сокрыть все человечество в соленых глубинах.

Но ничто из этого не могло сравниться с защитой Хельсрича.

На улицах схлестнулись люди и ксеносы, грохот оружия и голоса смешались в громадную волну бессмысленного шума. На каждой крыше турели и многоствольные бочкообразные защитные орудия стреляли в небо, и запас их снарядов не заканчивался, ритм огня не замедлялся ни на секунду. Машинный рев сражавшихся титанов был слышен за несколько кварталов от места битвы.

Никогда прежде я не слышал, как целый город был занят войной.

Пока мы сражаемся, чтобы очистить улицы от тварей, осаждающих майора Райкина, и пока сами легионеры оставляют укрытия и присоединяются к нам в битве, я не перестаю следить за главными вокс-каналами.

Райкин не ошибся. Пока мы заняты в запланированном вооруженном отступлении по всему улью, всего лишь несколько кварталов оставлены без приказа.

Вражеские титаны уже в городе. Отчеты об уничтоженных гаргантах поступают от командиров Инвигилаты и вносят свою лепту в общий хаос вокс-сообщений, но это радостный хаос. Хельсрич остается непокоренным на тот момент, когда солнце достигает полудня.

Мои братья все так же рассеяны по городу, поддерживая самые слабые участки обороны и помогая защите там, где прилив орков особенно мощен. Как жаль, что мы не можем собраться вместе в последний раз. Эта упущенная возможность — еще одна ошибка, которую я должен искупить.

Отчеты поступают ко мне каждый час. Пока никакие потери не очернили наши списки. Я не могу ничем помочь, но задаюсь вопросами: кто из нас падет первым и как долго просуществует наша сотня, когда часы станут днями, а дни неделями?

Этот город умрет. Все, что остается, — это только выяснить, как долго мы сможем бросать вызов судьбе. И превыше всего я хочу получить оружие, погребенное в песках пустошей.

Я делаю вдох, чтобы вызвать «Громовой ястреб», когда вокс вдруг разражается паникой. Трудно хоть что-то понять из этой какофонии шума и криков, но ключевые слова я все же могу выловить: титан. Инвигилата. «Герольд Шторма».

И затем голос, гораздо более сильный, чем другие, произносит единственное слово. В нем чувствуется боль.

— Гримальд.

«Громовой ястреб» мчится на юг, все вокруг нас грохочет от свирепого воздушного вихря, поднятого ускорителями корабля. Очень легко вообразить, как взбалтываются при этом плотные облака Армагеддона.

Ветер ревет в кабине экипажа, залетая через открытый люк. Я по праву стою первым у выхода, стиснув одной рукой край шлюза, в то время как ветер когтями пытается сорвать табард и свитки. Под нами расстилается город: стремятся в небо башни, льнут к земле улицы. Первые в огне, вторые наводнены пеплом и врагами.

Многие дальние кварталы полыхают. Это Хельсрич — промышленный город, производящий топливо. Здесь много такого, что хорошо горит.

Языки пламени задымляют небо, когда кольцо огня проглатывает окраины улья, медленно продвигаясь вперед. В десятки раз увеличивается поток беженцев из окраин в центр. Размещение их уже не является самой большой головной болью. Главная проблема забитых горожанами улиц заключается в том, что войска не могут передислоцироваться так быстро, как этого требует план Саррена.

Я не осуждаю полковника за эту недоработку. Его управление городом — а он прибыл в Хельсрич ненамного раньше нас — оказалось настолько эффективным, насколько вообще можно ожидать от человека под воздействием сильнейшего стресса. Я вспоминаю, как на первых инструктажах он был подавлен огромным количеством гражданских, которые отказывались покидать дома даже перед угрозой вторжения. По правде говоря, город строился явно не с переизбытком убежищ. В конце концов Саррен с неохотой позволил им оставаться в домах, зная, что проблема — частично — решится сама собой. Как только ксеносы захватят некоторые районы, численность погибших гражданских окажется катастрофической.

— Ну что ж, — сказал он как-то ночью собравшимся командирам, — значит, будет меньше беженцев.

Тогда я искренне восхитился Сарреном. Его безжалостная ясность мышления достойна высочайшей похвалы.

Накренившись, «Громовой ястреб» начал спуск. Я приготовился, шепча слова почтения духу пристегнутого к доспеху прыжкового ранца. Он громоздкий и древний, покрыт вмятинами, царапинами и нуждается в покраске, но соединение с броней безупречно. Движением век я кликаю по руне активации, и гул внутренних систем ранца сливается с рычанием работающего доспеха.

Я замечаю «Герольда Шторма».

Через мое плечо Артарион видит то же самое.

— Кровь Дорна, — непривычно тихо произносит знаменосец.

Вся сцена запятнана пыльными серыми облаками, поднимающимися от разрушенных зданий. В этом сером облаке, наполовину погребенный в обломках взорванных зданий, титан стоит на коленях.

Шагающая шестидесятиметровая смерть — неудержимая орудийная платформа, чьи плечи украшает прекрасный собор, — повержена и стоит на коленях. Вокруг несколько разрушенных жилых башен. Захватчики, будь прокляты их лишенные душ жизни, заложили взрывчатку в ближайшие жилые блоки и обрушили все это на гиганта.

— Они поставили титана класса «Император» на колени, — говорит Артарион. — Никогда не думал, что доживу до такого.

Сотни тварей столпились на улицах, забираются на спину поверженной богомашины при помощи крюков и дымящих прыжковых ранцев. Они облепляют броню, словно паразиты.

— Гримальд, — зовет меня титан, и внезапно становится понятно, почему в этом голосе столько боли. Не от боли. От стыда. Она наступала без прикрытия фаланг скитариев и оказалась беззащитной против атаки такой массы.

— Я здесь, Зарха.

— Я чувствую, как они ползают по моей коже, словно миллион пауков. Я… не могу встать. Не могу подняться.

— Приготовьтесь, — велю я по воксу братьям. Затем обращаюсь к униженному принцепсу: — Мы вступаем в бой.

— Я чувствую их, — вновь произносит она, и я не могу понять по ее машинному голосу, какие чувства она сейчас испытывает, горечь, ярость или и то и другое одновременно. — Они убивают моих людей. Тех, кто читает мне молитвы… моих верных адептов…

Я прекрасно понимаю Зарху. Для Культа Машины каждая смерть не просто трагедия умирания, а невосполнимая утрата знаний, как настоящих, так и будущих, которые не удастся восстановить.

— Они внутри меня, Гримальд. Как паразиты. Оскверняют собор святилища. Карабкаются в моих костях. Пробираются к сердцу.

Я не отвечаю ей, так как смотрю на разрушенный город внизу. Вместо этого я приготовился к кратковременной дезориентации и прыгнул.

Гримальд первым выпрыгнул из парившего кругами «Громового ястреба».

Артарион, как всегда следовавший тенью и несший знамя, был вторым. Приам с клинком в руке выпрыгнул следующим. Неровар и Кадор последовали за ним — первый нырнул в пике, второй просто шагнул вперед. Последним был Бастилан, значок сержанта на шлеме блеснул в тусклом вечернем свете. Он связался по воксу с пилотом, пожелал ему удачи и вытащил оружие перед тем, как нырнуть в пропасть.