Уберечь сына от влияния большого города, чего больше всего опасалась мать, все же не удалось. Первый же приезд в Кишинев дал богатую пищу для размышлений. Вопрос «почему так» все чаще и чаще волновал его пытливый ум, все больше и больше не давал покоя его пылкому воображению и доброму сердцу.
Он видел расфранченных мужчин и нарядно одетых женщин, едущих в роскошных кабриолетах, и тут же рядом — людей в лохмотьях, голодных…
«Ну почему так?»
Однако ответа на этот мучительный вопрос он еще не находил.
В ночь с 6 на 7 апреля черносотенцы под негласным руководством полиции организовали в Кишиневе еврейский погром. Это событие произвело на мальчика особенно тягостное впечатление. Он видел выбитые стекла в домах, горы разорванных подушек с выпотрошенными перьями, поломанную мебель, плачущих женщин и детей.
«За что? — думал он. — Как могут люди так зверски расправляться с другими людьми?»
Почему это произошло, он понял через несколько лет, уже в старших классах гимназии, когда прочел очерк Короленко «Дом № 13», в котором была описана кишиневская трагедия апрельских дней 1903 года. Но ненависть к насилию, к неравенству людей различных национальностей начала созревать в его душе еще в совсем юные годы.
В начале века недовольство народа царским режимом, который обрекал трудящихся на полуголодную жизнь, полную неизбывной горечи и жестокой эксплуатации, нарастало все больше и больше. Революционные настроения особенно усилились во время русско-японской войны, когда многих кормильцев оторвали от семей и отправили в Маньчжурию сражаться неизвестно за что. Десятки тысяч крестьян и рабочих были ранены и убиты. Плохо вооруженная и мало обученная, руководимая бездарными и продажными генералами, царская армия терпела одно поражение за другим. Россия проигрывала войну. Это было время горьких слез простых людей и невиданной спекуляции буржуазии, наживавшей на этой бойне огромные богатства. Крестьянские хозяйства разорялись. Росло недовольство правительством. Пролетариат поднимался на борьбу с насквозь прогнившим самодержавным строем. Весть о расстреле 9 января 1905 года шедших к царю за помощью петербургских рабочих быстро разнеслась по всей России. Гнев народа потряс царский трон. На «Кровавое воскресенье» рабочие отвечали стачками, а крестьяне — восстаниями. Передовая интеллигенция присоединилась к народу. Началась революция.
Бессарабия, несмотря на ее отсталость и крайнюю малочисленность в ней пролетариата, не стояла в стороне от бурных событий, вызванных революцией. Рабочие и кустари, крестьяне и батраки принимали самое горячее участие в общероссийском революционном движении. В августе 1905 года более десяти тысяч трудящихся вышли на улицы и площади Кишинева с политическими требованиями. После столкновения с полицией среди демонстрантов было немало жертв.
Повсюду в городах и селах возникали сходы, митинги. Российская социал-демократическая рабочая партия звала трудящихся на активную борьбу против самодержавия, помещиков, капиталистов. То в одном, то в другом уезде вспыхивали восстания крестьян, требовавших от помещиков прибавки поденной платы, уменьшения арендной платы за землю. В 1905–1907 годах по всей Бессарабии отмечено свыше ста крупных крестьянских выступлений.
Сергею в то время было всего лишь одиннадцать-двенадцать лет. Однако происходившие события не прошли для него незамеченными. Крестьянские волнения, натравливание черносотенцами одной части населения на другую, еврейские погромы, которыми особенно «славилась» Бессарабия, расстрелы крестьян карательными отрядами, порки, истязания, убийства — все это виденное Сергеем и слышанное им откладывало в его детском сознании памятную зарубку, вызывало чувство еще не совсем осознанного протеста.
В те годы по всей Бессарабии уже широко было известно имя бесстрашного, неуловимого революционера — «разбойника», как его называли в полицейских донесениях, Григория Ивановича Котовского. Отряд Котовского своими смелыми действиями наводил страх и ужас на богатеев в Оргеевском и Кишиневском уездах. Он сжигал усадьбы тех помещиков, которые особенно жестоко относились к крестьянам, уничтожал долговые обязательства крестьян, выданные помещикам, захватывал купеческие обозы, отнимал товары, деньги и все это, как и знаменитые молдавские гайдуки, раздавал бедным. Котовский со своими храбрыми боевыми друзьями совершал дерзкие набеги на царских конвоиров, сопровождавших политических «преступников», освобождал арестованных, выдавая жандармам расписки за подписью атамана Адского.
Сергей Лазо, несомненно, слышал о Котовском в детские годы. По уверениям современников, ему приходилось даже читать объявления, в которых описывалась внешность Котовского и были обещаны крупные награды тем, кто сумеет задержать и передать полиции этого человека.
Приехав в Кишинев для подготовки к переводным экзаменам в третий класс, Сергей увидел на афишной тумбе возле Пушкинского сада необычное объявление.
На таких тумбах всегда висели афиши о концертах, о приезде цирковых артистов, о вечерах в Дворянском собрании, распоряжения полицмейстера. А тут…
«Ко всем рабочим и работницам, крестьянам и крестьянкам Бессарабии».
Мальчик заинтересовался, начал читать.
«9 января петербургский пролетариат шел к царю, чтобы сказать ему: наша жизнь стала нам невмоготу…
— Расстрелять их, — ответил царь…
И потекла пролетарская кровь по улицам Петербурга. Тысячи рабочих, их жены и дети обагрили своей кровью мостовые Петербурга…
Нет, не удержаться им, тиранам, близок час их расплаты…
Скорей же и вы, рабочие и работницы Кишинева, вступайте в ряды РСДРП…»
«Что это РСДРП?» — задумался Сережа. Пять букв… В таком сочетании мальчик видел их первый раз в жизни. Что они означают? Но одно он понял: царь велел стрелять в рабочих, их жен и детей и какие-то люди, скрывающиеся, видимо, за этими таинственными пятью буквами, требовали справедливости.
— Ты что, щенок? — раздался совсем рядом сердитый голос.
Стоявший в размышлении у тумбы Сергей вздрогнул, повернулся и увидел жандарма с рассеченной как бы пополам рыжей бородкой и злыми зелеными глазами.
— Пшел вон отсюда!
Жандарм мгновенно сорвал листовку и с ожесточением омял ее.
Мальчик смутно догадывался, что между царем, сорванной листовкой, пятью буквами и жандармом существует какая-то связь, — иначе, зачем нужно было срывать эту бумажку?
Через несколько лет, когда, как отметил Сергей в своем дневнике, он «стал отчетливо понимать, в чем дело», ему не раз вспоминалась афишная тумба возле Пушкинского сада, листовка на ней и искаженное от злобы лицо жандарма.
Шесть лет Сергей занимался дома, экстерном сдавал экзамены во 2-й кишиневской гимназии.
Круг его интересов выходил далеко за пределы учебной программы. Особенно он увлекался геологией, ему хотелось проникнуть вглубь земли и познать ее тайны. Спускаясь в овраги, поднимаясь на холмы, он находил раковины, разные камни, куски железной руды и туго набивал ими карманы, сумки, корзинки. Дома он раскладывал свои находки и настойчиво требовал от репетитора-студента, от матери, от кормилицы и от всех окружающих объяснений: а что это, отчего, почему и зачем.
С детских лет Сергей стал вести дневник, занося в него короткие описания сделанного, виденного, слышанного.
Он любил наблюдать летние грозы, «когда, — писал он, — тучи все более и более заволакивают небо. Холодный сырой ветер порывами зашелестит по деревьям, как бы предупреждая их о надвигающейся непогоде, затем редкие капли дождя — крупные, они грузно шлепаются о листья и даже подымают пыль на земле, — за каждой следующей все новые и новые — так начинается сплошной дождь. А день после дождя — яркий, солнечный день… воздух насыщен испарениями, а листва деревьев такая свежая и помолодевшая…»
Оставаясь наедине с собой, он размышлял над жизнью, думал о прочитанном в книгах. Приходившие в голову мысли он также записывал в дневник. На первой странице дневника он написал слова, которые считал девизом своей жизни:
