Во втором часу ночи Лазо с Нестурхом вышли на улицу. Оба были возбуждены и продолжали разговор о путях и месте молодежи в борьбе за новую жизнь. Они не заметили, как дошли до бульвара и остановились у обрыва. Перед ними раскинулся залитый огнями порт. Несмотря на позднее время, в порту шла напряженная работа по ремонту, погрузке и разгрузке судов. Скрипели лебедки, слышались монотонные удары пневматических молотов, то и дело раздавались возгласы: «вира», «стоп», «майна», «стоп».

— Вы правы, Сергей! — сказал Нестурх. — Надо итти в армию, надо повернуть эту грозную силу против самодержавия.

— Да, да, обязательно, — подтвердил Лазо.

— Знаете, Сережа, я буду готовить себя для революционной армии, — сказал Нестурх.

Сергей крепко пожал ему руку.

Военное образование… Это стало неотступной мечтой Лазо. Но прошло еще несколько месяцев, прежде чем ему удалось осуществить ее. Это случилось ранней весной 1916 года, когда правительство снова объявило мобилизацию студентов в военные училища, чтобы пополнить сильно поредевшие за время войны офицерские кадры. Призывали главным образом дворянских сынков, детей имущих классов, способных, по мнению царских чиновников, верой и правдой служить престолу и твердой рукой подавлять недовольство народа самодержавным строем.

Елена Степановна и в письмах к сыну и в личных разговорах с ним всегда сдерживала его порыв итти в армию. Теперь же, отлично понимая, что Сергея наверняка ждет военная служба, она пыталась использовать свои обширные знакомства, чтобы оградить сына хотя бы от участи пехотного офицера.

— Если уж нельзя избежать армии, так лучше служить в артиллерии: там меньше опасности, — говорила Елена Степановна. — Пехота — это ужасно, это смерть. Я этого не переживу.

Она втайне от Сергея доставала письма у влиятельных лиц в Бессарабии их друзьям и родственникам в Петроград и Москву, просила, умоляла…

Однако хлопоты Елены Степановны оставались бесплодными. Сергея мобилизовали и направили в Москву, в Алексеевское пехотное училище. Он был очень рад этому. Мобилизация избавляла его от необходимости убеждать свою мать в правильности давно намеченной им цели — получить военное образование.

Перед отъездом Лазо провел вечер в кругу друзей. Юрий Булат, обладавший артистическими способностями, прочитал вслух рассказ Леонида Андреева «В темную даль». Образ Николая, бывшего студента Технологического института, глубоко взволновал Сергея. В судьбе героя он уловил какое-то, пусть и очень отдаленное, сходство со своей судьбой, со своими стремлениями и взглядами на жизнь. Николай бросил богатый дом своего отца и ушел. Куда?.. «Еще минута — он навсегда скрылся в… темной зловещей дали…»

— Позвольте, — сказал Сергей. — Почему автор считает, что Николай уходит в темную даль? Я с ним совершенно не согласен. Автор или умышленно исказил образ своего героя, или не понял его. В светлую, в светлую даль ушел Николай. Из темного царства он ушел искать путей в светлое будущее…

В училище Лазо старался как можно лучше изучить специальные предметы. Это ему удалось. Он окончил училище с отличными оценками в чине прапорщика. Лазо был уверен, что его, точно так же, как и других молодых офицеров, пошлют на фронт. Он мечтал об этом, подготовив себя не для войны с немцами, а для борьбы с теми, кто затеял мировую кровавую бойню. Но «худая слава» вольнодумца, утвердившаяся за ним в Технологическом институте, стала известной в пехотном училище, и царские генералы сочли за благо держать свободолюбивого прапорщика подальше от фронта. Лазо направили в Красноярск в 15-й стрелковый запасной полк. Начальник училища предупредил военное командование о взглядах молодого офицера, написав в секретной характеристике: «офицер-демократ, непатриотически настроенный».

Получив назначение, Лазо на несколько дней приехал домой повидаться с матерью и младшими братьями. Это было в конце декабря 1916 года.

Дыхание войны коснулось и Кишинева, стоявшего как будто в стороне от фронтовых дорог. В городе росла дороговизна, росло недовольство простых людей, потерявших на фронте родных и близких. Но горе и несчастья, которые приносила народу кровавая бойня, менее всего ощущались в «высшем свете».

В те дни в Дворянском собрании бессарабской столицы готовился рождественский карнавал.

— Я приготовила тебе, Сережа, два костюма на выбор, — сказала Елена Степановна. — Испанского гранда с плащом и шпагой, — тебе очень пойдет, — и Алеши Поповича. Ну, какой тебе больше нравится?

— С меня достаточно и мундира прапорщика, мама, — ответил Сергей.

— Это неучтиво, Сережа, — обиделась Елена Степановна. — Мне с таким трудом удалось все это достать, истратила столько денег. Сегодня в собрании будет весь наш бомонд.

— Знаешь, мама, я, пожалуй, совсем не пойду, хорошо?

— Что ты, что ты! Ни в коем случае!

— За время своей студенческой жизни я как-то отвык от пышного общества и боюсь, мама, что не оправдаю твоих надежд.

— А разве тебе не хочется повидаться с мадемуазель Гроссе?

— Мари?

Сергей оживился. Мари… Да, ему хочется ее видеть…

Первое увлечение.

Ему очень нравилась эта светловолосая девушка с темной родинкой над верхней губой и голубыми глазами. Вспомнились гимназические годы, таинственные свидания в Пушкинском саду, робкие поцелуи. Она спросила:

— Мы никогда не расстанемся, Сережа?

— Никогда, Мари.

— А если вы уедете в Петербург?

— Я возьму вас с собой, Мари.

— Меня мама не пустит.

— Я украду вас, Мари!

Он ночью тихо подойдет к окну ее комнаты, бросит на балкон веревочную лестницу… Как в рыцарских романах… На углу их будет ждать тройка самых лихих коней… Он увезет ее в величавую северную столицу, в далекий неведомый Петербург. Они будут вместе. Всегда. Всю жизнь!..

Вспомнил и улыбнулся. Наивные полудетские мечты. Он уехал. Один, конечно. Написал ей из Петербурга несколько писем. Вначале: «Дорогая, любимая», потом: «Милая», а еще потом просто: «Здравствуйте, Мари!» Получил в ответ не то два, не то три письма. Вот и все.

А в памяти остался все же приметный след.

— Ты говоришь, мама, там будет мадемуазель Гроссе?

— Я встретила сегодня в соборе мадам Гроссе, она сказала, что приедет с дочерью непременно.

— А она еще мадемуазель?

— Представь, Сережа, да. Но, кажется, Мари будет скоро уже мадам.

— Хорошо, поедем на карнавал. Разреши мне только обойтись без петушиных нарядов.

— Ну, как знаешь!

Вечером Сергей с матерью поехали в Дворянское собрание. У ярко освещенного подъезда в несколько рядов стояли пролетки, коляски, кареты, слышалась разноязычная речь. Говорили на румынском, молдавском, реже русском и большей частью французском языках.

Появление мадам Лазо с сыном привлекло всеобщее внимание. Густо напудренные пожилые женщины, девушки в маскарадные костюмах не скрывали своего восторга, увидев высокого статного молодого красавца в новом офицерском мундире.

— Сережа! — услышал он за спиной знакомый голос.

— Мари?

Перед ним стояла царевна-лебедь в ослепительно белом платье и осыпанном бриллиантами головном уборе.

Он предложил ей руку, они прошлись по залу к поднялись на балкон. Гремел оркестр. По зеркальному паркету с легким шумом неслись танцующие пары.

— В армию, Сережа? — спросила Мари.

— Да, Мари.

— А если убьют? Я не хочу, Сережа! — И крепко сжала его руку.

— Разве меня одного? Многих убивают. Чем я лучше других? Впрочем, меня убьют еще не так скоро. Пока посылают в Красноярск.

— Правда? — В ее глазах сверкнула искра радости.

Он посмотрел на нее благодарным взглядом.

— Выходите замуж?

Она опустила голову и ничего не ответила.

…К Сергею подходили какие-то отставные офицеры, щеголеватые старички в смокингах с белыми цветками б петличках и орденскими лентами через плечо. Они знали его мальчиком, гимназистом. Как вырос, вытянулся, расцвел!