Между тем, начальника порта нашли спящим в зале ожидания, и нам наконец позволили спуститься на Землю обетованную. В дощатом домике, в углу которого висела электрическая лампочка, сидел за шатким столом некто в шортах, идентифицируемый по беглому идишу как сотрудник по делам иммигрантов.
Мы были глубоко тронуты. Наконец-то, нам впервые разрешили постоять в очереди на новой родине.
После часового стояния я достиг заветного стола. Сквозь линзы очков, постоянно сползавших ему на нос, сотрудник грустно посмотрел на меня.
— Имя?
— Кишонт, Ференц.
Это заметно обескуражило его.
— Какое из двух является фамилией?
— Кишонт.
— Кишон, — поправила меня служащая персона и поправила очки.
— Нет, не Кишон, — настаивал я. — Кишонт, с "т" на конце.
— Кишон, — повторил, не обращая внимания на мои возражения, чиновник. — Имя?
— Ференц.
Он снова строго уставился на меня.
— Эфраим, — решил он наконец и тут же это записал.
— Извините, не Эфраим, — Ференц.
— Такого имени нет. Следующий!
Это прозвучит невероятно, но тогда я не имел ни малейшего представления о том, что мое имя происходит из Библии. Кишон означает библейскую реку, в которой Господь утопил боевые машины ханаанского предводителя Зисера. И разве не на вражеской горе Эфраим прорицательница Дебора[8] предсказала успех еврейским бойцам?
Но всего этого тогда, в порту, я еще не знал и покинул своего крестного отца в глубокой депрессии. Однако, это был момент истины, в который мы, государство Израиль и я, приняли решение совместно писать юмористические рассказы.
* * *
С тех пор утекло много воды Кишона.
Бедный маленький Израиль теперь уже не такой маленький и больше не такой бедный, и время первопроходцев уже относится к библейским преданиям.
Налоговые ставки введены в компьютер в Иерусалиме и наша каждодневная жизнь начинается, копируя телевидение. В либеральных кругах раввина сменил психиатр. Не меньше миллиона русских приехали в нашу страну по еврейским паспортам, и иврит стал лишь вторым государственным языком. Кто сегодня не может пользоваться интернетом, считается отсталым, а кто в сорок ездит на автобусе, считается неудачником. Фитнесс стал для нас давно устоявшимся понятием. Каждый выходной мы идем пешком в бассейн и возвращаемся на велосипедах[9].
Вот и все.
В завершение моего исторического обзора, однако, открывается ошеломляющая истина, которой я делюсь со всеми моими соплеменниками.
Пятьдесят лет мы предпринимаем все возможное, чтобы в корне переустроить наше новое государство. А сейчас жалуемся, что это уже больше не тот Израиль, что встретил нас пятьдесят лет назад.
Я это обещал…
Без крыши над головой
Факт, что одновременно со мной в страну приехал еще миллион переселенцев, доставил соответствующим ведомствам изрядную головную боль.
У них было всего 14 квартир для новоприбывших, причем три из них — для претендентов из числа родственников служащих. Правительство предприняло массу мер, чтобы облегчить ситуацию. Оно откопало старый закон, по которому каждый, кто хоть раз насладился свободной квартирой, с этого момента никогда более не может быть из нее изгнан, и будь то женщина или ребенок, всем без исключения потомкам позволено оставаться в этой квартире до последнего, Судного дня.
Мне повезло. Поскольку я еще был в этом вопросе не сведущ, то решил обратиться к своему другу, старому школьному товарищу Юлиусу Ботони, который как раз хотел сдать на год свою квартиру в Тель-Авиве за 50 фунтов в месяц, поскольку получил годовую стипендию для прохождения учебы в Италии, чтобы там пройти курс бриджа для начинающих. Так что дело было для нас обоих очень важным. Мы скрепили договор дружеским рукопожатием и распрощались приветливыми кивками.
Но Ботони тут же снова догнал меня.
— Не сочти за недоверие, — сказал он. — Но, может быть, нам следует оформить сделку у адвоката. Только, чтобы избежать трудностей. Нельзя же все предвидеть. Ты меня понимаешь?
Я понял, и мы договорились о встрече с адвокатом Ботони, д-ром Авигдором Вахсманом.
Придя в канцелярию адвоката, я сразу обнаружил, что тот уже все обговорил с моим другом. Во всяком случае, Ботони сидел в кресле смертельно бледный и дрожащий. Д-р Вахсманн задумчиво посмотрел на меня.
— Мы стоим перед непростым решением, — начал он. — Г-н Ботони ознакомил меня с деталями. Я считаю 75 фунтов в месяц слишком малой ценой, но в конце концов, это личное дело квартиросдатчика. Предвидя это, я задаю Вам вопрос: какие гарантии Вы можете нам дать, что действительно освободите квартиру через год?
— Извините, — возразил я несколько язвительно, — но, в конце концов, мы старые приятели и школьные друзья. Не так ли, Ботони?
Ботони хотел ответить, но не смог выдавить ни звука. Д-р Вахсман заслонил его собой.
— При съеме квартиры не должно быть никаких сантиментов. Закон о защите прав потребителей четко устанавливает, что квартиру, в которую Вы хоть раз въехали, можно уже больше не покидать. Потому я и прошу у Вас залог в 8000 фунтов.
— Но почему? — спросил я. — Квартира стоит максимум 6000 фунтов.
— Совершенно верно, — подтвердил д-р Вахсман. — Именно потому я и предлагаю большую сумму. Тем более охотно Вы оставите квартиру. Я предлагаю заплатить наличными, а если Вы захотите остаться еще на год, то не попытаетесь сделать это в обход договора. Если Вы согласны с этими условиями, перейдем к заключению сделки.
Я взял в банке кредит и принес деньги адвокату. Когда я клал деньги ему на стол, Ботони с легким вскриком упал в обморок.
— Порядок, — сказал д-р Вахсман, пересчитав сумму. — Осталось лишь отрегулировать одну мелочь. Как поступим в случае девальвации?
Я клятвенно заверил, что съеду из квартиры в любом случае.
— При съеме квартиры не может быть никаких клятвенных заверений. Нам необходимы гарантии. Я предлагаю Вам усыновить г-на Ботони и назначить его единственным наследником вашего имущества, включая право перенайма квартир.
Окончательно и бесповоротно. Это, так сказать, всего лишь формальность.
Я дал свое согласие, усыновил моего школьного товарища Ботони и подписал договор. По желанию д-ра Вахсмана я завещал ему также затраты на погребение и налог на наследство. Я передал ему свои фамильные драгоценности, которые я на экстренный случай захватил с собой из Европы, и на этом процедура завершилась. На следующий день я должен был получить ключ от квартиры.
Мой пасынок все это время сидел в углу съежившись и хныкал.
* * *
На следующий день ключа я не получил. С ангельским терпением д-р Вахсман разъяснил мне, что должен быть установлен твердый порядок и на случай преждевременной смерти его подопечного. А потому мне следует ходатайствовать в Верховном раввинате о расширении понятия "Великий исход", если по истечении года я останусь в квартире еще хотя бы на день.
Едва я подписал документ, Ботони впал в нервный припадок. Он подпрыгнул, начал орать, обвиняя адвоката, что тот был недостаточно осторожен, кроме того, я не настолько религиозен и великий исход меня не касается, и он, Ботони, абсолютно уверен, что теперь его квартира окончательно потеряна.
После короткого совещания их обоих д-р Вахсман сообщил, что согласен с аргументами Ботони. А потому мне необходимо получить гарантии хотя бы одного из членов Совета Безопасности ООН, что в случае несвоевременного освобождения квартиры тот предпримет военную акцию против Израиля.
Мы остановились на Франции. Я мобилизовал все свои связи и вскоре получил эту гарантию от французского посольства, после того, как тому пришло разрешение с Кэ-д'Орсэ[10]. Теперь оставалась последняя формальность, а именно, покупка трехкомнатной квартиры в Тель-Авиве на имя д-ра Вахсмана.