– Девушки, а не поехать ли нам с вами завтра ко мне на дачу? – слегка удерживая меня за локоть и тем не позволяя ретироваться к выходу, возбужденно предложил Николай. – Я теперь живу на роскошной даче со всеми мыслимыми удобствами и всего в сорока минутах езды от Москвы на электричке. Вы знаете, девушки, я наполовину армянин, а что это значит? Это значит, что умею готовить шашлыки, бастурму и баклажаны так, как не может никто другой. Баклажаны с чесноком, бастурма в абрикосах, шашлыки с черносливом – меня мама учила. Армяне – знатоки и ценители коньяков. Вы, красавицы, что из коньяков предпочитаете: «Наполеон», «Реми-Мартен», «Мартель», «Черный Аист», «Армянский» пятизвездочный – бар в моем доме будет к вашим услугам; никому не верьте, что коньяк – исключительно мужской напиток. А еще свежий воздух, сад в розах, роскошная речка неподалеку, сосновый лес. Давайте-ка, милые девушки, завтра снова встретимся и поедем за город, а если захотите, сможете остаться ночевать – там огромный дом.
Я про себя усмехнулась. На такие, заранее мной предвиденные сентенции у меня был заготовлен достойный ответ.
– Коля, дачи – это просто современный русский фанатизм. Майечка, например, и так днями и ночами пропадает на свежем воздухе на своей любимой дачке. Ей наверняка уже поднадоело. У меня на завтра лучшее предложение для всей честной компании. В одном из залов ресторана «Прага», в бывшем зимнем саду по вечерам проводятся бразильские карнавалы с обнаженными мулатками, мачо в сомбреро, огненным варьете и типично знойной бразильской кухней по типу шведского стола. Вот, читайте газетную заметку. Предлагаю всем нарядиться и пойти. Мы с тобой, Майечка, наконец-то сможем предстать перед народом знойными женщинами пустыни – мечтой поэтов. Помнишь, мечтали в восьмом классе, когда проходили поэзию Джона Китса.
– Да ты с ума сошла! Подумала, сколько будет стоить подобное удовольствие! – нервно дернулась Майя и оторвала большие изумленные глаза от созерцания бокала.
– Боже мой, какой меркантильной ты стала. Только раз бывает в жизни случай повеселиться от души. Может быть, а может и не быть. Тебе решать!
– Девушки, дорогие девушки, давайте-ка и вправду не станем впутывать меркантильные расчеты в романтику. Ни того не получится, ни другого. Деньги существуют для того, чтобы тратить их на наслаждение жизнью. Вероника абсолютно права. Идея с карнавалом отличная, и мне ничего не стоит заплатить за наш праздник жизни. «The pleasure is mine» – к моему удовольствию, как любят говорить англичане. Майечка, вам действительно стоит волноваться лишь о костюме, в котором вы завтра предстанете перед нами и мулатами. Вы согласны с нами? Ну не упрямтесь, будьте умницей и расслабьтесь, как это делает Вероника.
Майка окончательно зарделась и цветом своих щечек стала напоминать бордовые розы, лежащие на столе возле нее. Смущение необыкновенно шло ей, делая изумительно женственной, и она про это хорошо знала. Я, премного довольная собой и своей находчивостью, весело рассмеялась, щедро чмокнула Николая в щечку и вежливым аккуратным рывочком высвободила локоток.
– Всем всего хорошего, до завтра. Значит, встречаемся в десять вечера у входа в «Прагу».
Смешливым заключительным аккордом утвердила я факт похода на карнавал и, коснувшись в прощальном поцелуе Майиного высокого сияющего лба, едва слышно прошептала:
– Надеюсь, ты хорошо проведешь время на карнавале.
В ответ она благодарно пожала мою ладонь своими артистически длинными и тонкими, здорово натренированными за годы музыкальных упражнений на фортепиано пальчиками.
Белоснежный букет роз я торжественно вручила бабушке как небольшую награду за пережитые ею многочисленные войны и индустриализации.
– Вечно швыряешься деньгами направо и налево. Креста на тебе нет и не будет! А отчего они такие белые? Вот молодежь пошла, ничего не знает. Белые розы дарят только невесте на свадьбу или покойнику в гроб кладут. Должно быть человеку понятно, что ко второму я гораздо ближе, чем к первому, – сказала она с привычным ворчанием и смешно погрозила мне клюкой.
– Да ты у нас всегда невеста! Правда, мам? – весело поцеловала я ее в седую макушку, находясь в преотличнейшем расположении духа.
Как оказалось, они с мамой приготовили мне сюрприз: то были два тома в дымчато-серых переплетах «Анжелика в Квебеке» и «Анжелика – заговор теней». С некоторым удивлением, смешанным с некоторой ностальгией, перелистала я этих внезапных посланцев из детства, уже подзабыв, о чем там идет речь. Ах, да, как же, как же: мистически загадочный, верный жене до гроба граф Жоффрей де Пейрак, он же благородный пират Прескатор, то внезапно появляется на пути героини, то пропадает, чем держит в напряжении читательский интерес. В общем, роман с нескучным мужем имела эта милая французская авантюристка. Самую первую свою «Анжелику – маркизу ангелов» я получила от отца на день рождения, когда мне исполнилось десять лет. С тех пор я продолжала время от времени, чаще всего на дни рождения, получать от него разных Анжелик, чередующихся с качественными заграничными кистями и красками, потому что папа мой был профессиональным художником. С подросткового возраста мы стали видеться с ним примерно раз в год, и последним подарком от него стала «Анжелика в Новом Свете» на мое восемнадцатилетие. Нет, неправда: в девятнадцать, когда я выходила замуж, отец не смог присутствовать на свадьбе, а прислал поздравительную телеграмму и подарок молодоженам. Но хоть убейте, я не смогу вспомнить, что это было.
– Тебе нравится подарок, родная? Ты рада?
Мама и бабушка застыли в нетерпеливом ожидании.
– Так все неожиданно, но, конечно, рада.
Я и в самом деле понятия не имела о посещении Анжеликой и Прескатором, он же Жоффрей де Пейрак, Монреаля и встречу там с тенями прошлого, хотя успела благополучно побывать в этом городе – маняще подсвеченном по вечерам многоцветными огнями канадском Париже и гордой столице провинции Квебек. Мы с Вадимом отлично провели там время в дни его краткосрочной командировки. Особенно запомнился кофе с ванильным шоколадом на Плейс де Армс около монреальского Нотр-Дама и улочка газовых фонарей. Потом такое больше нигде не встретилось.
– А ты, моя девочка, удивительно похожа на Анжелику. Ведешь себя и все делаешь, как она. Знать, тебе это предопределено судьбой.
Умильно коснулась моих волос мама, пригладила взлохмаченные пряди и аккуратными волнами разложила их по плечам.
– Она – просто вылитая Анжелика! Ты, Лида, права. Будет неизвестно где болтаться и точно попадет в какую-нибудь историю, – согласно закивала бабушка, уподобляясь фарфоровому китайскому мудрецу с качающейся вперед-назад головой. Старушка-то, я уверена, помнила эту самую Анжелику лишь по стародавнему французскому фильму с Мишель Мерсье в главной роли. Тем более фильм не так давно демонстрировали по телевизору. Вероника, бывшая университетская отличница, ленинская стипендиатка и бессменный комсомольский секретарь курса, ничем не напоминала легкомысленную средневековую Анжелику из популярного в свое время дамского романа; но я, естественно, не стала переубеждать донельзя довольных старших женщин семьи.
Я невольно задумалась об отце. Папа, выполнявший в моей жизни роль призрака, лишь по большим религиозным праздникам напоминающего о себе: тень отца Гамлета, о котором много говорят и думают, но редко видят, когда-то носил гордое звание народного художника развалившегося впоследствии СССР. Наверное, это звание и стало причиной, что когда-то народный художник Шишкин так странно среагировал на его имя сегодня в картинной галерее своего имени. Я давно не виделась с отцом. Он, сколько себя помню, жил с другой семьей и имел двух красивых и взрослых дочерей всего на три и на пять лет моложе меня, его первого ребенка. В детские годы я интуитивно чувствовала боль, да и убеждалась воочию при редких встречах, что двух других своих девочек он любит гораздо больше меня, действительно по-отцовски заботится о них, интересуется и гордится ими. Вполне типичное и стандартное поведение именно русских отцов, как я имела возможность убедиться позже. Хотя до сих пор не понимаю, отчего так складывается, но в душе не ропщу…
