Сырые облака висели над горной седловиной постоянно и низко. То капал нудный сикун, то порошил манной небесной снежок. Ледяной ветерок. Холодно работать с магнитометром, стынут пальцы с карандашом. Кроме геофизики, еще и поисковые маршруты, отбор штуфных проб из кварцевых жил.

Видимое золото не встречалось. Без «шурфовки» на магнитной аномалии, не докопаешься до истины. «Лотком» не работали. Но присутствие «магнетита» в «штуфах» в переизбытке: магнитометр зашкаливал при подносе образцов к прибору.

Золото и магнетит — тяжелые металлы. Постоянные спутники в шлихах. Известны случаи золотоносных россыпей на таких перевалах. Словно леший их в карманы засыпал. Объяснение «золоту на перевалах» есть: «ледники притащили».

В эпоху обледенения ледники надвигались, пропахивая горы корытообразными долинами. «Троговыми» они зовутся. Тащили в себе ледники массу валунов. Тащили и золотоносные россыпи, в «доледниковый период сформировавшиеся». За сотни километров. По составу «мореных отложений» прослеживался «след ледника».

«Морена» из окатанных валунов различной величины, тянулась и к седловине по горному распадку из троговой долины Иньяли. К перевалу ныряла морена под холмистое плато из розовой глины и мелкой щебенки.

Мы жили под перевалом. В палатке. На границе леса с мореной. Под горным западным склоном. За безводным руслом ручья валуны разных размеров. Серые и огромные они, быками переваливались до подошвы гранитных склонов.

В ясную погоду граниты розовели падающей своей громадой и пугали взор. Для строительства Мавзолея в Москве добывали красный гранит «рапакиви» на Алтае. Здесь его горы! Захотелось сходить к гранитам. Седловина в поперечнике не более версты…

В непогоду граниты за плотными облаками. Но тяжесть их вселенская, ощущалась всем человеческим естеством.

В планах Поисково-разведочной партии, в которой я работал, «заверка» этой аномалии шурфовкой в следующий сезон. Моя задача: детально отработать геофизику. И мы с Людмилой сделали. Сделали! Даже и сами не поверили, что ровно за день, до первой пурги, управились.

Ожидание вертолета для выброски на базу, затягивалось. В хаосе мрачных гор, в продуваемом корыте перевала, сидеть в палатке первые сутки весело. Благостно жаться к горячей печке, пока не отдохнешь, отоспишься. Приемничек играет, рация потрескивает, переговоры между отрядами. Все сидят в горах. Все сделали работу. Все ждут вертолеты. А их не хватает в летную погоду. Какой-то «шах из Арабских эмиратов, охотится на баранов-чубуку». «Чубуку» в Красной книге. За минувшее лето, «скормил» соседям геологам пять горных коз, добывая их из «мелкашки». Сам поел вволю козлятины.

Ценность чубуку в рогах: до двух метров в завитке. В бинокль видел «чубуку» с такими рогами. Недосягаемые выстрела, в скалах. На альпийских лугах полно горных коз. «Медвежий угол» горной системы хребта Черского. Вот и метались вертолеты над долинами рек горного хребта, в поисках «нужных рогов».

Часто мотались «восьмерки» и над рекой Иньяли. Ждали геологи, рабочие, когда «шах освободит» вертолетный «Авиаотряд». От «своего» — «их высочества».

С базы иногда интересовались: «Как медведи? Двадцать штук сегодня с вертолета насчитали».

Сидеть в горах без дела, бессмысленно и тоскливо. Принял решение, свернуть стоянку. И с рацией, налегке, прихватив спальные мешки, спуститься в долину Иньяли. Судя по карте, напротив устья нашего распадка за просторной гарью, на полянке в живом леске стоит рубленая изба.

На гари ягодник сплошным ковром. На этой гари и насчитали вертолетчики двадцать медведей. У нас ружьё. Медведи не страшны.

«С какой целью прихватил чистую общую тетрадь в дерматиновом переплете на сорок листов?!» — я и сам не знал.

И горе тому, кто наивно полагает, что «стать писателем» можно в один день?! Стоит только, сесть и «что-то написать»?! Горе мне, не знавшему это. Ибо, право работать за письменным столом — в обывательском сознании отсутствует. И право это, приходится писателю отстаивать всю жизнь.

И Горе нам, читателям, если писатель лукав и лжив, малообразован и невежа, циник и жаден до славы и денег. Без чистосердечной и мудрой души — русский писатель никогда не состоится. Без великих страданий. Без мученичества…

Выбора нет:

Или положи Душу на Алтарь родного Русского Слова. Родной русской речи. Годы трудись. И претерпи разочарования и нищету оттого, что «строки — рубля не накопили»… И настоящее человеческое счастье испытаешь в конце пути, если твоя благодарная Душа созреет и сделается от духовных трудов мудрой.

Или: если ты обманулся лукавым, который поиграл твоим безрассудством. И бросил тебя с твоими бреднями. Лучше спейся, умри, чтобы никому не вредить своими пошлыми многописаниями — «плодами» невежественного ума.

Но коль, Дано тебе Природой и не отнять. Запасайся терпением. И трудись.

И люби! Люби! Люби!

Дверь в комнату Эрики бесшумно отворилась. Прощаясь с Володей в коридоре, Валя осторожно притворила дверь. К ее приходу сидел в глубоком кресле и был одет. Эрика, этот долгий час так и не переменила позы. Хотя видно было, что поджатые ноги отекли. Распахнутым взором она впитывала мою исповедь. И верилось, Эрика видит всех людей и предметы жизни, о которых рассказываю.

— Хы?! — Валя повернулась на цыпочках с глупой улыбочкой сомнения — туда ли зашла?

Поднялся из кресла.

— Спасибо, Эрика… — поблагодарил негромко — благодарного своего слушателя.

Кивнул Вале, мол, не пугайся, ухожу. Сгреб у порога теплые зимние вещи. С легкой душой простился с девчатами.

А через день улетел в тундру на полгода…

Из тундры на Мыс Шмидта, геофизики вернулись в ноябре. Разъезжались в мае. Полгода «на полярной орбите». В продуваемых палатках. Озвереешь от такой цивилизации.

Володя жил с Валей. Справлять свадьбу они намерились в Новогоднюю ночь. Примета счастливая. И стал я жить в пустующей комнате, рядом с Красным уголком.

Новостей много. Эрика ездила в отпуск. Привезла сына в Арктику.

В экспедиции проблема с жильём. «Северный завоз» от навигации до навигации. Стройки нет.

Благоустроенный дом. Наследство от «полковников» «Дальстроя». «Управление» добротное, в два этажа. Тоже, «гулаговское». Глядится оно окнами в океан. И чудятся пароходы. Черный дым из труб ледокола прогибается коромыслом ко льдам. Угольный дым — в зверином дыхании океана.

Ледокол на рейде. Людей, черными колоннами гонят из трюмов на лед. На верную погибель. От берегов Ледовитого океана не убежишь. «Отсюда, возврата уж нет…»

Время, похожее на «вечную мерзлоту». Вобрало в себя это Время события и судьбы тысяч и тысяч людей. Сковало холодным льдом мрачные тайны Гулага. Хранит. Помнит.

Крепкие черные от времени — в прошлом бараки зэка, «хуторами» гнездятся по каменному мысу, упертому быком в Ледовитый океан. Живут вольные люди. Геологи. Оленеводы в чукотском поселке Рыркайпий.

Рядом современность. Полярная Атомная электростанция «Восток», на плаву в заливе мыса. К скалистому побережью принайтована станция накрепко. Вся потребляемая электроэнергия от Атомной станции. «Восток» — «электрическое сердце» Арктики. Дизельные электростанции у пограничников. Аварийные.

Мыс пятится медведем от океана в тундру. На высшей холке загривка этого медведя высится «Орбита».

Панельные дома у военных. Служат пограничники автономно от гражданского населения, за бетонным забором. Спальный городок открыт. Пятиэтажки военных имеются и вдоль берега океана, и в глубь тундры к Аэропорту. Военные объекты закрыты. Госпиталь помогает «барачной больничке». В торжества, на плацу Погранотряда все жители Мыса Шмидта. Почта, телеграф и немногочисленная милиция — теснятся в бараках Дальстроя.