— Хорошо, — тихо согласилась она. — Живи у меня. Холодно в общежитии…

Март задышал теплыми влажными ветрами в притихшей тундре. Под чистым близким небом, ослепительно синими легли тени от застругов в тундре. Задышало пространство обновлением жизни. Жители арктического поселка устали от долгой зимы. Мартовским ясным днем весь поселок вышел кататься с Черной Сопки на лыжах и санках.

Черная Сопка в глубине тундры в версте. Смыкается седловиной с холмами океанского мыса. Кромка Ледовитого океана извилисто и прихотливо кольцует низменность побережья тысячи километров.

Эрика прикрывается рукой в варежке от слепящих лучей солнца. Люди радуются жизни. Полярная ночь пережита. Солнце в Арктике воспринимается с особенным видением. Оно рядом! Катится светлым «яичным желтком» по кругу горизонта. Веселит взор золотистостью и багрянцем. В такое время марта солнце в Арктике несколько часов. Сонно выберется. Оглядится и опять спать.

Ромка рядом, держится за руку и смотрит вниз склона, высматривая поселковых мальчишек знакомых по детскому саду. Его «шестилетие» жизни на земле мы отметили скромно, в семейном кругу. В «ночнушке до пяток» Эрика немым укором напоминала жену Наталью. Не скажешь.

Февраль отстоял морозный. Двадцать третьего Эрика осталась дома. Повел Ромку в Погрангородок глядеть военный смотр на плацу. После зашли погреться в универмаг. Роскошный пеньюар имелся в продаже. Две недели до праздника не долежит, решил. Купил. Эрика приготовила нам праздничный стол. Мою слабость носить элегантные галстуки под сорочку женщина учла. Ромка получил «к велосипеду — кататься летом», кроссовки.

Мы подарили Эрике пеньюар. Праздник наш с Ромкой. Потребовали в пеньюаре к столу. Нашу просьбу Эрика исполнила. Переоделась в ванной из байкового халата, в котором надумала завтракать, в чудесную шелковую пару. Дивное диво. Эти японские кимоно на европейской женщине! Сразу и не сообразили, что купили пеньюар — «приложением» к кимоно! И ночной гарнитур из тончайшего шелка. И кимоно плотного шелка. В цветах райского сада на фоне небесного полотна. Расстроился своим невежеством к женским вещам. Эрика заметила.

— Пеньюар полежит до восьмого марта.

Кивнули с Ромкой чубами. Прыснули.

— Мне что? В кимоно завтракать? — Слепила почтительно ладошки и поклонилась, театрально копируя «гейшу» в создавшемся «театре абсурда». Кимоно ей пришлось в пору и шло к внешности.

— У японцев таких женщин нет. Для тебя шили в Японии. Мы с Ромкой заказывали…

Эрика расслабилась от внутреннего напряжения. Солнце ярко просветило тонкий лед на стеклах кухонного окна. В рассеянном свете лучей китайский шелк воздушно задышал, заволновался робкими перегибами при движении женщины.

— Довольны? Есть место подвигу, — подтрунила над Ромкой.

— В садике, научат…

Ромка нас просветил.

Сидели за столом. Шутили.

— Без чудес скучно жить, — подтвердил Ромка.

Обернулся к двери кухни.

Его трехколесный «конек-горбунок» уперся «ослиными ушами» руля в дверной проем кухни.

Куплен на складах «Военторга» и двухкамерный холодильник «Бирюса». Мягкие кресла новые. На стенах ковры. Квартира приняла вид уютного жилья, куда хочется приходить с работы.

Последнее время Эрика стала беспокойной. Стал подмечать, неуверенность и мнительность. В Германии ждали родители. Собиралась ехать летом. Теперь сомневалась, сможет ли…

И, наконец, потребовала скорейшего моего отъезда, не дожидаясь «первоапрельской шутки в ее жизни».

Я согласился. Никак не мог принять решение. Десять «полярных надбавок» с учетом «высоких широт» составляли львиную долю приличной зарплаты даже за вычетом «алиментов». Увольняясь без «перевода» из экспедиции, терял все льготы. «Полярные надбавки» отбирались «по закону». Этот факт удерживал работающий люд от беготни по Заполярью и Арктике.

Наталья Хабарова, начальник «Шмидтовской ГРЭ» в Арктике легенда. Герой Социалистического Труда за открытие золота Чукотки. Баба одинокая и пожилая. От злой тоски и вовсе характером сделалась мужиком.

— Книги писать можно и здесь, — отрезала она на мою просьбу отпустить в Магадан.

В Госпитале пограничников дали «направление на обследование» в Магаданскую областную больницу. Сорвал поясницу при доставке холодильника со склада. Две недели лежал пластом. «Направление» страховало время поисков работы в прессе.

— Я ведь не вернусь, — честно спорил с Хабаровой. — Пришлю «вызов».

— Не дам перевод. Не приступишь к работе в положенный срок, уволю по статье.

В последствии так и случилось. На «вызов» газеты «Заря Севера» Хабарова наплевала, верная своему слову. Работать в редакцию пришел со «статьей» и без «полярных надбавок». Потерял льготы, заработанные «потом и кровью» в «полевых условиях» тундры и Якутии.

Жить на Севере, «выпадала карта судьбы», с «чистого листа»…

…На Черную Сопку собрались к полудню.

Белоснежные склоны муравейником шевелятся от многолюдья. Красные, желтые, оранжевые, зеленые двигающиеся фигурки на полотне снега. Люди радовались первому теплу и нарядились в весенние куртки. У подножия тихо, на вершине обжигал ледяной ветерок. Эрика знала этот холодок на вершине сопки по прошлым годам. Предусмотрительно оделась в старую рыжую шубу из искусственного меха. Двое простых колготок одела под шерстяные вязаные штаны. Шапка песцовая. Вязаные рукавички. Ногам в валенках холод не страшен. Ромка тоже одет в зимнюю одежду. Лишь я понадеялся на призрачное марево в голубых далях и пришел на гору в свитере под матерчатой штормовкой.

Забрались наверх урезанного конуса сопки. Эрика расстегнулась, распахнула борта шубы. Спина и плечи согрелись от ее груди. Синие снега тундры отражали близкое небо. Мы сторонились мест общего катания. Ушли от людной горки к обрывистой крутизне и стояли над океаном. Виделся миражом далекий Остров Врангеля?! На людях Эрика держалась сдержанно. Без любопытных глаз оживилась.

— Хватит вам целоваться! — сердился Ромка и отворачивался.

«Разве?!» Мы отстранялись лицами.

Смеялись и кидались ловить Ромку. Он отбивался от Эрики, жался ко мне. Шептал на ушко:

— Ты никуда не уедешь?

Дети тундровиков знали о работе отцов, и «вахты» не считались «уехать». «На работе отец». Для меня отъезд представлялся сплошным горем для всех.

Неотвратимость прощания с Арктикой. Как ее передать на словах. Эрика не желала слушать утешений. Молчала. Канул в реку времени февраль. Улетучится мутной снежной поземкой в тундру и март. Забудется? Нет. Ничего не забывается.

После возвращения из Иркутска жил в ее квартире. Для всех мы были «парой». Роптание «недовольных» стихло. Весна пробудила в людях лучшие качества. Мужики перестали пить. Готовились к защите «проектов».

Полярная ночь угнетает человека. И слабому «организму» там не выжить. Нужно иметь стальные нервы, чтобы избежать склок и скандалов с коллегами. В семьях «сжигали» свой кипящий сгусток отрицательных эмоций. Пили. Блудили. Скуки ради, «обменивались женами». Ощущение оторванности от реального мира в Арктике велико. Теряется чувство меры в безмерных пространствах близкого Северного полюса. Пережили полярную ночь и зиму. Слава Богу!

Наши отношения с Эрикой протекали устойчиво и уважительно. Заботились друг о друге. Ромка жил счастливым ребенком. Что еще надо человеку?

«Прочность бытия» и красота отношений не растранжирились. Выручали и мои частые посиделки в ночном кабинете. После сближения с Эрикой, работа за столом продвигалась трудно и вяло. Мысли заполнила женщина. Душа протестовала. Раздражался «семейными проблемами». Казалось, отчего сбежал с Индигирки, обрел в Арктике. Стоило ли? Понимал. В Якутии жилось бы еще трагичнее. Ненависть «брошенной жены» в Наталье не знает границ. Пил бы от безысходности и бесприютности. Жить там последнее время для души было отвратно. Судьба спасла меня в Арктике, подарив Эрику. Эрика ни разу не обмолвилась о чувствах. Опасался и я этих чувств. Она видела это. Навещать кабинет геофизиков перестала. В ее «дежурство», оставался с Ромкой.