Даже тогда, когда русские военные агенты доносили о лихорадочной подготовке к войне немецких войск и о принятии там на вооружение новой боевой техники, правительство России не приняло никаких мер к перевооружению.

Именно в то время Николай II посетил Михайловское артиллерийское училище, где Федоров, уже будучи полковником, читал курс стрелкового оружия.

Войдя в аудиторию, царь сел с юнкерами и, дослушав лекцию, подошел к Федорову.

— Полковник, вы изобрели автоматическую винтовку?

— Так точно, ваше императорское величество.

— Я против ее применения в армии, — сказал царь.

— Осмелюсь спросить, почему?

— А... для нее не хватит патронов...

Ответ царя поразил Федорова: если накануне мировой войны так мыслил царь, какой помощи могли ждать от него русские изобретатели-оружейники?

Тем не менее все они продолжали упорно и настойчиво работать.

В 1912 году, после успешных испытаний автоматической винтовки, сделанной им под существующий (штатный) патрон, Федоров разработал новый, малокалиберный патрон (6,5 миллиметра), с улучшенной баллистикой, с гильзой без закраины. Патрон этот получил одобрение, и Федоров немедленно взялся за разработку нового, малокалиберного образца своей винтовки. Система винтовки осталась прежней, были изменены только ее размеры и конструкция магазина.

Изготовление этого образца опять было поручено Дегтяреву.

Дегтярев с увлечением взялся за дело. Он надеялся, что новая винтовка получится еще лучше: ведь теперь и у Федорова и у него был многолетний опыт конструкторской работы.

Первая в России малокалиберная винтовка была сделана, и в 1913 году она успешно выдержала комиссионные испытания.

Сестрорецкий завод получил заказ на изготовление 20 экземпляров новых винтовок, а патронные заводы — на 200 тысяч патронов к ним. Дегтярев, назначенный старшим мастером по изготовлению винтовок, успешно руководил работой.

Но вот началась первая мировая война.

Казалось бы, теперь военное министерство должно было немедленно ускорить производство новейшего оружия. Этого ждали все оружейники. Но получилось наоборот.

Приказом военного министра Сухомлинова все опытные работы по производству автоматического оружия на военных заводах были прекращены, а сами оружейники отправлены на фронт. Не избежал этой участи и Токарев, новый образец автоматической винтовки которого уже был близок к завершению.

Федоров надеялся, что образцы его винтовок, находящиеся в производстве, будут доделаны и отправлены на фронт. Но надежда эта оказалась напрасной. Недоделанные части его винтовок были упакованы в ящики и брошены в подвал, а Дегтярев назначен мастером на завод. Изобретатель же сложенного в подвал новейшего автоматического оружия Федоров в составе военной миссии был командирован в Японию, чтобы договориться о приобретении для русской армии старых японских винтовок.

Так по воле преступного министра закончилась эпопея с изобретением и производством первой русской автоматической винтовки. И это случилось в то самое время, когда русские солдаты гибли на полях сражений из-за катастрофического недостатка оружия.

Около шести лет Василий Дегтярев проработал на Сестрорецком заводе, но у него почти не было друзей. Ввиду секретности заданий работать приходилось в одиночку, избегая излишних знакомств.

Он знал, что на заводе существуют тайные революционные кружки, где читается запрещенная литература, обсуждаются политические события. Дегтярева влекли к себе революционно настроенные рабочие, но он не мог и подумать о сближении с ними.

С переходом на работу в цех Дегтярев скоро познакомился с некоторыми рабочими-революционерами. Его стали приглашать на рабочие маевки, которые устраивались в лесу на берегу Разлива. Разливом назывался огромный пруд, образовавшийся от разлива реки Сестры, запруженной около завода. Город как раз и стоял на реке Сестре, отсюда и название его — Сестрорецк.

Впоследствии, в 1917 году, близ станции Разлив в шалаше из веток и сена жил и работал, скрываясь от преследования Временного правительства, Владимир Ильич Ленин.

Маевки устраивались обычно в воскресные дни. Рабочие уходили в лес под разными предлогами: кто за грибами, кто за ягодами, кто за шишками для самовара, кто рыбачить... Все сходились в условном месте, расставив надежные дозоры.

На маевках читалась нелегальная литература, призывавшая к организованной борьбе с самодержавием, пелись революционные песни.

С маевок Дегтярев приходил радостно-взволнованный. Он понимал, что рабочие теперь не те, которых он видел в Туле пятнадцать лет назад. Рабочие, руководимые большевиками, превращались в грозную силу, готовившуюся к решительной битве с царизмом.

Дегтярев с волнением замечал, что и сам он теперь уже не тот тихий и замкнутый слесарь-солдат, каким был в Ораниенбауме. Он начинал понимать, что правду, о которой мечтали его дед и отец и тысячи других рабочих-оружейников, нужно искать у большевиков.

В годы войны Дегтярев задумал создать такое автоматическое ружье, которое отвечало бы запросам современного боя. Таковым, на его взгляд, мог быть автоматический карабин — оружие маневренное, легкое и боеспособное.

Только сейчас, думая над разработкой собственной системы, Дегтярев понял, как много дал ему многолетний опыт практической работы над автоматической винтовкой Федорова. Он был отлично знаком со всеми известными образцами автоматического оружия, знал их положительные и отрицательные стороны и ясно представлял, в каком направлении следует работать над их усовершенствованием.

Задумав создать систему с неподвижным стволом, действующую по принципу отвода пороховых газов, Дегтярев решительно отказался от широко разрабатываемой тогда системы автоматического оружия с подвижным стволом (пулеметы Максима, Виккерса, Мадсена, Шоша, автоматические винтовки Федорова, Токарева, Чельмана, Манлихера, Браунинга).

Он подал докладную записку начальнику Сестрорецкого завода генералу Залюбовскому, подробно описав задуманную им систему и прося разрешения вести работы по разработке ее на заводе во внеурочное время. Но Залюбовский даже не ответил на это письмо.

Тогда Дегтярев, дождавшись прихода Залюбовского в цех, обратился к нему с устной просьбой.

— Что за изобретения? — закричал генерал. — Все опытные работы по оружию прекращены министром, теперь война, извольте работать на нее — делать обыкновенные винтовки и не заикаться больше ни о каких карабинах.

— Так ведь в неурочное время! — пытался протестовать Дегтярев.

— Не рассуждать! — заревел генерал. — Кто тут начальник?!

Было ясно, что Залюбовский не изменит своего решения, и Дегтярев нашел другой выход. Он написал родным и Михаилу Судакову, который демобилизовался и теперь жил в Туле, чтобы они отправили в Сестрорецк дедовский токарный станок, а сам потихоньку занялся заготовкой необходимых материалов, из осторожности пряча их на заводе в укромном месте.

Прошло некоторое время. Дегтярев, полагая, что Залюбовский забыл о сцене в цехе, стал оставаться по вечерам и делать на заводе наиболее сложные части для своего карабина.

Залюбовский, узнав об этом, немедленно откомандировал Дегтярева в Ораниенбаум, где требовался опытный мастер на оружейном полигоне.

Проработав несколько месяцев в Ораниенбауме, Дегтярев снова вернулся в Сестрорецк. К тому времени прибыл из Тулы дедовский токарный станок. Дегтярев обрадовался ему, как старому другу: теперь он мог не зависеть от строптивого начальника завода.

Перетащив запасенные материалы с завода домой, он отладил станок и начал обработку деталей для своего карабина. Заниматься карабином ему удавалось лишь в вечерние часы, после одиннадцати-двенадцатичасовой работы на заводе. Однако влечение к изобретательству было так велико, что оно побеждало усталость, давало ему силы для творчества.