Льюис показался ей хорошим человеком, тихим, солидным, дипломированным финансовым аналитиком. Даже тогда, когда они только встретились и ему было едва за тридцать, Мэри-Энн считала, что ему не мешало бы иметь побольше волос на голове и поменьше жиру на животе, но какой у нее был выбор? Последний поезд отправляется, твердила она себе, и кто не сел — тот опоздал.

В принципе она была более или менее довольна своей жизнью вплоть до этой весны и до того момента, когда на их площадку стал приходить Герой Грез. Он напомнил Мэри-Энн ее бывшего возлюбленного Брайана, единственного мужчину, которого она когда-то любила: тот же рост, те же широкие плечи и легкая улыбка. Она жила с Брайаном два года и не сомневалась, что они вот-вот поженятся, но он бросил ее, потому что она не умела радоваться. «Научи меня, — умоляла Мэри-Энн. — Я очень хочу научиться», но он сказал, что этому невозможно научить и что ты либо умеешь радоваться, либо нет.

Каждый день она сидела с приятельницами за низеньким столиком, наблюдала, как этот до смешного красивый мужчина играет со своим красивым ребенком в дурацком колпаке, и думала, что он послан сюда специально, чтобы продемонстрировать, какой могла бы быть ее жизнь, если бы ее не украли и не подменили чем-то второсортным. И потом, когда эта ужасная Сара — подумать только, Сара! — стала его любовницей, чаша терпения переполнилась. Наверное, она вымещала свое раздражение на Льюисе. На бедном невзрачном Льюисе. Хорошем муже и отце, так прекрасно обеспечивающем свою семью. Вот уж кто действительно не умеет радоваться. В какой-то момент Мэри-Энн стало неприятно даже видеть его, не говоря уж о том, чтобы прикасаться. Она бы вообще перестала заниматься с ним любовью, если бы не непререкаемое правило «свиданий по вторникам». А сейчас он сам его нарушил. «Он, — горько думала Мэри-Энн, — он меня отверг. Это даже смешно».

Бывают в жизни такие моменты, когда ты бодрствуешь, но думаешь, что спишь, потому что видишь что-то невероятное и абсолютно бессмысленное. Примерно то же почувствовала и Мэри-Энн, когда, сердито пыхтя конфискованной сигаретой и раздумывая о своем безрадостном браке, подошла к детской площадке. Рядом с качелями творилось нечто странное — какое-то время она не могла понять, что именно, но с каждым ее шагом картина становилась яснее, — что-то настолько гадкое и непотребное, что она сначала приняла это за продукт своего воспаленного воображения, а не объективной реальности.

Это был абсолютно не тот мужчина, которого Саре хотелось обнимать сейчас. Она осторожно попробовала освободиться, но он крепко держал ее здоровой рукой и прижимался к ней всем своим нескладным телом, дергающимся от рыданий, как от икоты. Судя по запаху, ему уже давно не мешало бы помыться.

— Успокойтесь, — прошептала она, отворачиваясь, чтобы не касаться щекой его жирных волос. Сердце все еще колотилось как сумасшедшее. — Все будет хорошо.

— Нет, — возразил он, сопя и сморкаясь, как Люси, когда она пыталась утешиться после очередного скандала с рыданиями. — Ничего… не будет… хорошо.

Он опустил голову Саре на плечо, и его рот оказался в тревожной близости от ее груди. Она неловко потрепала его по плечу, стараясь не замечать, как теплая влага просачивается через тонкую ткань ее футболки.

Сделав несколько глубоких вдохов, Сара постаралась овладеть собой. Как ни противно ей было обниматься с немытым педофилом, следовало признать, что это все-таки лучше, чем любой из других вариантов развития событий, промелькнувших у нее в голове в тот момент, когда он внезапно материализовался из тени под стеной школы. Тогда Сара на мгновение окаменела скорее от удивления, чем от страха, но тут же проснувшийся материнский инстинкт заставил ее опрометью броситься к качелям. Она схватила Люси под мышки и попробовала поднять с резинового сиденья, но девочка уже спала, и ее безвольная ножка, как обычно, запуталась в отверстии. Сара в панике порывалась освободить ее, когда ей на плечо вдруг очень робко опустилась рука.

— Пожалуйста, — попросил Рональд Джеймс Макгорви дрожащим голосом, и Сара ничего не поняла, потому что считала, что это ей придется умолять его, — не убегайте от меня.

Она отпустила Люси и медленно повернулась к нему, готовясь закричать, как не кричала еще никогда в жизни, но сразу же обнаружила, что страшный человек находится в самом жалком состоянии. Он, как истукан, раскачивался на каблуках и смотрел на нее невидящим взглядом. Сломанная рука была прижата к груди, будто он готовился принести клятву верности.

— Вам требуется помощь? — спросила Сара.

— Мне просто надо поговорить с кем-нибудь, — сказал он, и его нижняя губа задрожала.

— Хорошо. Я слушаю.

— Я потерял мать! — всхлипнул он и, шагнув вперед, обнял Сару за шею. — Сегодня днем!

Сара еще раз попыталась освободиться, но он зажал край ее футболки в кулак и не желал отпускать. Плечо стало мокрым, будто он пускал на него слюни.

— Это тяжело, — кивнула она, в очередной раз оглядываясь на пустую стоянку и начиная по-настоящему злиться на Тодда. — Я понимаю, это очень тяжело.

Макгорви поднял голову и опухшими глазами посмотрел на нее через толстые стекла очков. Саре пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд.

— Я даже не успел с ней попрощаться, — сказал он уже спокойнее, только голос немного дрогнул на последнем слове. — Она была уже мертвой, когда я приехал.

— Это не страшно. — Сара через его плечо посмотрела на Люси. Слава богу, девочка крепко спала, сидя на неподвижных качелях, и ничего не видела. — Я уверена, что она знала, как вы к ней относитесь.

— И теперь я не знаю, что мне делать. Совсем не знаю.

Сара не ответила, потому что вдруг заметила серебристый минивэн, въезжающий на стоянку. Его фары на мгновение осветили всю площадку. Одновременно она услышала звук сирены где-то вдалеке и шаги, приближающиеся со стороны футбольного поля. Охваченная надеждой, Сара быстро повернулась туда, но на этот раз вместо Тодда из темноты появилась Мэри-Энн. Она дошла до того места, где кончалась трава и начинался деревянный настил, и несколько секунд постояла там с зажженной сигаретой в руке и очень странным выражением на лице.

— Сара?! — Ее голос был даже не строгим, а скорее изумленным. — Зачем ты это делаешь?

Сара не успела ответить, потому что Макгорви вдруг отступил назад и посмотрел на стоянку. Какой-то мужчина — слишком плотный, чтобы быть Тоддом, — стремительно бежал в их сторону, как будто хотел сообщить что-то важное.

— Отлично, — пробормотал Макгорви. — Теперь он сломает мне и вторую руку.

Несколько секунд Тодду казалось, что все происходит на футбольном матче. Он лежал на спине, и Девэйн, наклонившись, обеспокоенно смотрел на него.

— Тодд? Ты меня слышишь?

Нет, наверное, это не футбол. На Девэйне его полицейская форма, а за его спиной толпятся какие-то мальчишки в расстегнутых шлемах.

«О черт! — вспомнил Тодд. — Доска».

Он попытался сесть, но Девэйн остановил его, мягко надавив на плечо.

— Не двигайся. «Скорая помощь» уже едет.

— Да ладно. Со мной все в порядке.

— Уверен? Можешь двигать руками и ногами?

Тодд подвигал.

— Все в порядке, — повторил он. — Все, кроме головы.

— Это не самая важная часть, — ухмыльнулся Девэйн.

Принять сидячее положение оказалось немного труднее, чем Тодд ожидал. Когда голова перестала кружиться, он осторожно прикоснулся к ноющей челюсти и удивился, обнаружив на пальцах кровь.

— Господи! Что со мной случилось?

— Интимный контакт с асфальтом, — объяснил Девэйн. — Эти парни говорят, что ты вырубился минут на пять.

— Ну ты и взлетел, чудак, — с нескрываемым восхищением покачал головой Джи.

— Охренительно взлетел! — подхватил подросток с хриплым голосом. — Как эти, которые прыгают с трамплина на лыжах.

Девэйн отогнал мальчишек, посоветовав им возвращаться домой к родителям.