— Наверное, тебе стоит составить список вещей, которые надо брать с собой, — посоветовала Мэри-Энн, — и приколоть его на дверь. Я сама так делаю.

«Я недолго задержусь на этой площадке», — пообещала себе Сара и, подняв голову, изобразила улыбку.

— Спасибо, — сказала она. — Это очень хороший совет.

Восемьдесят один… Восемьдесят два…

Эрон спал, а Тодд заканчивал отжимания — третий, последний заход, когда зазвонил телефон.

Восемьдесят три…

— Привет, — заговорил автоответчик голосом Кэти. — Как там поживают мои мальчики? Хорошо сходили в бассейн? — Восемьдесят четыре… — Тодд, я, наверное, вернусь не раньше половины седьмого. Один из наших ветеранов опоздал на интервью, и мы прождали его все утро. Извини.

Он простонал от досады, стараясь не сбиться с ритма… Восемьдесят семь… Значит, побегать до обеда не удастся… Восемьдесят восемь… — Держать спину прямо!.. Восемьдесят девять…

— Гамбургеры и смарт-доги в холодильнике, — продолжала Кэти, — тебе остается только сделать салат и замариновать баклажаны и перцы. Возьми хорошее оливковое масло. Ну, вроде все. Эрон, слушайся папу и будь хорошим мальчиком. Мама тебя очень любит. Пока.

Девяносто один… У него уже дрожали руки… Девяносто два… Черт, так хотелось побегать до обеда… Девяносто три… Проклятые ветераны!.. Девяносто четыре… Смарт-доги… Что за идиотское название?.. Девяносто шесть… Наверное, когда поколение Эрона подрастет… девяносто семь… оно не скажет спасибо за то, что вместо нормальных хот-догов их кормили какой-то вегетарианской мутью… Девяносто восемь… Осталось всего два… Девяносто девять… Вот оно… Сто… Все!

Тодд вскочил с пола, чувствуя, как разогнавшаяся кровь весело бежит по жилам и все тело будто поет. Отжимания — три захода по сто — всегда действовали на него подобным чудесным образом. В жизни, конечно, есть много вещей, которые напрягают. Вот, например, когда Кэти задерживается на работе и сбивает ему режим. А потом приходит усталая и чувствует себя виноватой перед сыном, которого не видела целый день, и срывает это на Тодде, будто все дело в нем. Наверное, отчасти так и есть, но только что толку постоянно напоминать об этом?

К счастью, в жизни есть и такие вещи, от которых делается легко и радостно. Например, долгие и ленивые летние дни, когда можно ничего не делать, а просто валяться с Эроном у бассейна в окружении молодых мам в купальниках. Или вот это ощущение приятной усталости и боли в мускулах после отжиманий. Или то, как тебя зовет из детской только что проснувшийся ребенок, который ни минуты не может обходиться без тебя и пока не стесняется признаться в этом.

— Слышу, малыш! Уже иду.

По утрам Эрон, как правило, просыпался веселым, улыбчивым и полным щенячьей энергии. Обязательный дневной сон, однако, действовал на него совсем иным образом. Он выходил из спальни непроснувшимся и хмурым, со смешно сбившимся на бок шутовским колпаком с бубенчиками и набухшим памперсом, свисающим до самых колен. Даже самый невинный вопрос вроде «Хочешь кушать?» мог вызвать приступ истерических рыданий или гнева. После нескольких месяцев проб и ошибок Тодд пришел к выводу, что в такие моменты лучше оставить сына в покое и помалкивать. Не говоря ни слова, он посадил мистера Мизантропа на высокий стульчик, вручил ему чашку с молоком и шоколадный батончик и засунул в проигрыватель диск с записью живого концерта Раффи.

Пока Эрон ел и постепенно просыпался, Тодд занялся приготовлением обеда. Он сполоснул и высушил бумажным полотенцем пучок латука и тщательно перемешал в миске салатную заправку. Потом достал пластиковую доску и начал нарезать баклажаны и перцы на дольки.

— Тингала-а-айо-о, — напевал Тодд себе под нос, — беги, мой ослик, беги!

— Па-а-апа! — В отличие от самого Раффи, Эрон терпеть не мог, когда кто-то подпевает его любимым песням. — Не пой!

— Извини. Забыл.

Если бы десять лет назад кто-нибудь сказал Тодду — одному из лучших спортсменов колледжа, члену престижного братства, плейбою и горячему поклоннику альтернативного рока, — что когда-нибудь, вместо того чтобы делать карьеру и зарабатывать деньги, он будет целыми днями нянчиться с трехлетним сыном и хлопотать на кухне, мурлыкая себе под нос детские песенки, он вряд ли поверил бы. Тогда Тодд даже не подозревал о существовании Раффи, концертный альбом которого этим летом они с Эроном слушали как минимум дважды в день. Эта музыка теперь сделалась постоянным аккомпанементом к его жизни, как дебютный альбом «Нирваны» когда-то был саундтреком первого года в колледже. Тодд уже наизусть знал не только песни, но и все реплики, с которыми Раффи обращался к аудитории.

«Девочки и мальчики, а вы знаете песню о пяти маленьких уточках?» Пауза, и счастливый рев аудитории. «Ну так вот, сейчас я не буду ее петь».

В отличие от большинства родителей, с которыми ему случалось говорить на эту тему и которые жаловались, что любимый репертуар детей доводит их до умопомешательства, Тодд не стеснялся признаться, что ему нравится Раффи. Мелодии у парня получались заразительными, а сам он казался веселым и простым. В нем не было ни капли дешевой театральности или позы, которая после определенного возраста начинает так раздражать в рок-звездах. По крайней мере, слушая Раффи, можно было не опасаться, что в один прекрасный момент ему снесет башку от героина, он бросит жену и детей и, спасаясь от абстинентного синдрома, вышибет себе мозги, как будто только для того, чтобы продемонстрировать всем, как достали его деньги и слава.

— Папочка? — Эрон с сомнением обнюхивал свой указательный палец.

— Что?

— Ну…

— В чем дело?

— Откуда-то пахнет какашками.

— Ох, Эрон, ну сколько можно говорить, чтобы ты…

— Я не трогал подгузник! — яростно затряс головой мальчик. — Правда-правда не трогал!

Игра в крушение поезда, очевидно, лучше всего соответствует менталитету трехлетнего мальчика. Эрон изобрел ее сам, и состояла она в том, что сначала два паровоза (которых звали Гордон и Перси в честь героев любимой книжки) с громким пыхтением ехали навстречу друг другу по железной дороге, занимающей половину пола в гостиной, а потом неизбежно сталкивались.

— Зпданнг! — радостно вопил Эрон. По его мнению, поезда должны сталкиваться именно с таким звуком. — Так тебе, Гордон!

— О-ох, — стонал Тодд, когда его паровоз валился на бок. — Как больно, Перси!

И Эрон заливисто хохотал над поверженным Гордоном и над британским акцентом, который старательно изображал отец.

Сколько бы раз ни повторялось крушение, мальчик все так же упоенно орал «Зпданнг!» и радовался бедствиям Гордона (Гордоном всегда был Тодд, и Гордон, разумеется, всегда проигрывал). Только в три года и возможно такое ничем не омрачаемое и бессмысленное счастье. Хорошее никогда не надоедает. То, что нравится, нравится всегда или, по крайней мере, до тех пор, пока тебе не исполнится четыре.

Как ни странно, бесконечные повторения железнодорожного крушения действовали Тодду на нервы гораздо меньше, чем, например, пятое подряд прочтение какой-нибудь книжки или сотый раунд дурацкой игры под названием «Страна леденцов», вероятно, потому, что ее сутью являлось завораживающее для всех бывших и настоящих мальчишек столкновение тяжелых металлических предметов.

— Збданнг!

— О-ох.

Игра прекратилась сразу же, как только Эрон услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Забыв о Перси, он вскочил и уставился на дверь, словно готовясь узреть чудо.

И действительно, Кэти, с усталым вздохом бросившая на пол набитую сумку, была чудо как хороша даже после длинного рабочего дня. Она принадлежала к числу тех женщин, видя которых каждый раз заново удивляешься их прелести.

— Мамочка! — выдохнул Эрон и, сорвав с головы шутовской колпак, не глядя зашвырнул его в угол. — Ты пришла!