Ах, сестричка, какая ужасная неприятность! Жаль только, что тебя не было внутри.

Еще больше взбесило Ронни то, что сестра даже не обняла его на прощанье. Она вроде собиралась, он это заметил, и даже сделала шаг вперед, а потом вдруг передумала и испуганно отступила. Вместо этого она потрепала его по плечу, как гладят больную собаку, стараясь держаться как можно дальше и отворачиваясь, чтобы не чувствовать гнилого дыхания.

— Она была старухой, — сказала Берта и косо посмотрела на него. — Не ее это дело — бороться с хулиганами посреди ночи. Совсем не ее.

— У меня сломана рука, — напомнил ей Ронни и даже продемонстрировал свою шину. — Я ничего не мог сделать.

Берта покачала головой, и он невольно удивился тому, что даже после дня, проведенного в больнице, она кажется совершенно пьяной. Наверное, как губка, вся пропиталась дешевым вином.

— Она так хорошо себя чувствовала сегодня утром. — Берта промокнула глаза бумажной салфеткой. — Была в сознании и все понимала, и анализы были хорошие. А потом Бог призвал ее к Себе.

Ронни закрыл глаза и представил себе, что уши у него залиты воском. Ему стало немного легче, когда он вспомнил, что больше ему не придется ни одной минуты терпеть общество Берты и сматываться из дома на время ее ежедневных визитов.

Все будет в порядке, он в этом почти не сомневался. Мать устроила так, что он сможет жить в этом доме столько, сколько захочет. Если они с Кэрол когда-нибудь решат продать его, деньги разделят пополам. Так же как и ренту, и все деньги на счете. Он уже прикинул, что почти год сможет жить, не беспокоясь о деньгах, даже если решит шикануть и купит новый компьютер. Один парень в тюрьме рассказывал ему о некоторых сайтах в Интернете, на которые интересно было бы взглянуть.

— Они все из Амстердама, — говорил он. — Я тебе скажу, эти чертовы голландцы вообще без тормозов.

Забавно было думать о том, что у него появится свой компьютер и никто не станет ему мешать и заглядывать через плечо. Хоть весь день шарь по Сети и смотри все, что хочешь.

Такси остановилось перед его домом. Ронни потянулся за бумажником, но Берта сказала, что сегодня он не должен платить.

— Я сама, — объявила она. — Я обещала твоей матери, что буду приглядывать за тобой.

«Это уж обязательно, — подумал Ронни. — Как же я проживу без тебя?»

— Ох, подожди, чуть не забыла. — Берта полезла в сумку и вытащила из нее сложенный листочек бумаги с рваным краем. — Твоя мать написала это сегодня утром. Просила меня передать тебе.

— Что значит «написала»?

— Написала, — настаивала Берта. — Я придерживала ручку между ее пальцев, а сестра держала доску. Но она все буквы написала сама. А потом сразу же уснула. А потом у нее случилось кровоизлияние.

Ронни засунул листочек в карман рубашки и выбрался из такси, радуясь, что не надо больше смотреть на злобное лицо Берты.

— Увидимся на похоронах, — сказала она, и машина наконец-то уехала.

Ронни вошел в дом и развернул записку. Буквы были большими и неровными, но все-таки он сразу узнал почерк. Его глаза налились слезами, когда он прочел эту последнюю мольбу матери к своему заблудшему сыну.

«Пожалуйста, — просила его Мэй, — пожалуйста, будь хорошим мальчиком».

Мэри-Энн, хоть ей и не хотелось в этом признаваться, была немного растеряна. Изабелл, как и положено, послушно легла спать ровно в семь, а вот Трой взбунтовался. Он плакал, кричал, брыкался — в общем, устроил в гостиной такую истерику, какой Мэри-Энн еще не видела.

— Я не хочу спать! — визжал он. — Понимаешь ты своей глупой башкой?

Она решила временно пропустить оскорбление мимо ушей.

— Меня не интересует, хочешь ты спать или нет. В семь часов ты должен идти в кровать.

— Но почему? — У него в глазах было какое-то затравленное выражение, которое Мэри-Энн назвала бы ужасом, если бы это не звучало просто смешно. — Почему я должен идти в постель, если я не хочу спать?

— Потому что я тебе так велю, — спокойно ответила Мэри-Энн. — И твой отец тоже.

Она выразительно оглянулась на Льюиса, который на диване читал «Нэшнл джиографик», что при других обстоятельствах порадовало бы Мэри-Энн, потому что она сама подарила ему годовую подписку на Рождество и обычно журналы бесполезно пылились на маленьком столике. Льюис поднял голову и посмотрел на нее совершенно ничего не выражающим взглядом, словно говоря: разбирайся сама, милая. Он никогда не оказывал ей достаточной поддержки в вопросах режима.

Трой счел нейтралитет отца за поддержку.

— Никакие другие дети не ложатся спать в семь! — заявил он и возмущенно вскинул к небу руки.

— И я тебе еще кое-что скажу, — парировала Мэри-Энн. — Эти другие дети никогда не будут учиться в Гарварде. А ты будешь. И знаешь почему? Потому что в этом доме мы делаем все не так, как другие, понял?

Она крепко схватила его за руку, отвела в спальню и, стоя в дверях, наблюдала, как сын забирается под одеяло и, свернувшись клубочком, что-то тихо бормочет в подушку. Потом Мэри-Энн погасила свет.

— Спокойной ночи, милый.

Вместо ответа он отвернулся лицом к стене. Мэри-Энн подошла ближе к кровати:

— Трой Джонатан, я, кажется, что-то тебе сказала.

Несколько секунд мальчик пытался демонстрировать характер, но потом сдался и перевернулся на спину.

— Мамочка, ты почитаешь мне на ночь?

— Нет, — отрезала она. — Конечно, нет. Мамочкам не нравится, когда маленькие мальчики называют их глупыми.

Сара сорвала обертку с шоколадного батончика «Херши» и сунула его Люси, у которой уже слипались глаза. Неожиданное угощенье она никак не прокомментировала, хотя обычно никаких шоколадок после ужина ей не полагалось. За этим Сара строго следила. Люси откусила крошечный кусочек и теперь необычайно вдумчиво жевала его, не отрывая завороженного взгляда от телевизора. Сара так и не поняла, увлечена ли она фильмом — Дик Ван Дайк с другими трубочистами исполнял знаменитый номер с метлами — или просто слишком устала, чтобы повернуть голову.

— Мама сейчас на пару минуток поднимется наверх, — сказала она, — а ты делай что хочешь, только ради бога не засни. Держи свои маленькие глазки открытыми, хорошо?

— Хорошо, мамочка.

Сара оделась с поразительной при данных обстоятельствах скоростью, испробовав всего три варианта и в конце концов остановившись на эластичной черной юбке и короткой белой футболке (которую она, собственно, и собиралась надеть с самого начала). Быстренько почистив зубы, она немного накрасилась и без пятнадцати девять уже спустилась вниз.

И все-таки опоздала. Люси спала на диване, прижав батончик «Херши» к груди, как любимую игрушку, и шоколад уже просачивался сквозь ее пальцы. Во сне она носом издавала смешные тихие звуки, будто пыталась читать книгу, в которой были одни буквы «п».

Сару это не устраивало.

Она приложила массу усилий для того, чтобы избежать именно такого сценария. Она только что силой не напоила дочь двойным эспрессо ради того, чтобы та не уснула в свои обычные десять часов, и все оказалось напрасно. После того как девочка перестала спать с Эроном днем, по вечерам она засыпала как убитая.

Сара выключила телевизор и задумалась, как ей поступить. Конечно, можно позвонить Джин и попросить ту посидеть с девочкой, пока она на минутку выскочит по делам, но меньше всего ей хотелось приводить Тодда в дом, где их будет ждать болтливая соседка. Теоретически он мог бы немного подождать на улице или спрятаться во дворе, но Сара прекрасно понимала, что за полчаса, которые Джин посидит с Люси, ей придется расплачиваться, не менее часа выслушивая жалобы подруги на то, каким мелочным, раздражительным и забывчивым стал ее муж и как трудно покупать ему одежду, потому что он так ужасно растолстел. Сара и в обычные-то дни с трудом выносила эти монологи, а уж сегодня, когда каждое слово, произнесенное Джин, будет означать еще одну секунду без Тодда, она и вовсе не выдержит этой пытки.