— Не хочу тебе мешать, но просто… Я потом хотел заехать на Блуберри-Корт и надеялся, что ты составишь мне компанию.

— А другие парни? Почему ты не попросишь кого-нибудь из них?

— Они полицейские. Им нельзя в это впутываться.

Тодд отпустил женщину и сделал несколько шагов в сторону Ларри:

— Послушай, сделай самому себе одолжение. Держись подальше от Блуберри-Корт. Тебя ведь опять арестуют.

Несколько секунд Ларри пристально смотрел на женщину, пытаясь вспомнить, где он мог ее видеть. Эти спутанные волосы и недовольное выражение определенно были ему знакомы. «Она больше подходит такому как я, — подумал он, — чем такому как Тодд».

— Мне наплевать. Пусть арестуют. Если хотят посадить меня в каталажку за то, что я пытаюсь защитить своих детей, пусть сажают. Пусть, твою мать, делают из меня мученика.

После того как все «Стражи» разошлись, Ларри еще долго сидел на капоте своего минивэна на стоянке у бара «Кэйси» и, как покинутый любовник, ждал Тодда. Он уже понимал, что тот его обманул, но все-таки надеялся.

Дело было не в том, что ему требовалась помощь. Действовать в одиночку было даже удобнее. Тодд все равно всегда только сидел в машине и отговаривал Ларри от всего, что тот собирался сделать. Уже поздно, Ларри. Не надо звонить в дверь в это время. Ты что, в самом деле хочешь поджечь этот мешок с дерьмом, Ларри? Послушай, дай этой старой леди отдохнуть. Она-то ведь не преступница. Но может, именно в этом Ларри и нуждался — в голосе разума, нашептывающем здравые доводы ему в ухо и удерживающем от самых безрассудных поступков, о которых он в последствии мог бы пожалеть. Если бы Тодд был рядом с ним в церкви Святой Риты, возможно, Ларри сумел бы сдержаться и не наделал бы всех тех глупостей, за которые теперь приходилось расплачиваться.

Хотя, если говорить честно, он нисколько не жалел о том, что спустил Макгорви с лестницы, и не собирался проливать слезы над его сломанной рукой, и, кстати говоря, его чувства разделяло большинство горожан. Дело, возбужденное против главы Комитета обеспокоенных родителей, возмущало их гораздо больше, чем тот факт, что человек, отсидевший срок за надругательство над детьми, заработал несколько синяков, падая с лестницы. В редакции на каждое письмо с осуждением «недопустимой грубости и насильственных методов» Ларри и требованием указать, кто назначил его «судьей, присяжным и исполнителем наказаний», приходилось два, в которых его поведение называлось «естественной и вполне оправданной реакцией», и еще третье, в котором он провозглашался героем.

Два года ледникового периода, полные позора и самобичевания, похоже, подходили к концу, и Ларри чувствовал в воздухе явные признаки потепления. Женщины на улице кивали и улыбались ему, мужчины специально переходили дорогу, чтобы пожать руку. Он будто вступал в новую фазу жизни, скинув, как старую кожу, образ полицейского-убийцы, склонного к жестокости и, возможно, к расизму. Новый Ларри Мун был гораздо симпатичней — любящий отец, защитник невинных и благородный мститель, воплотивший в жизнь то, о чем все остальные жители города только мечтали.

— Не сдавайся, — говорили ему соседи. — Продолжай бороться.

Именно это он и собирался сделать сейчас. Жаль только, что Тодда не будет с ним. Возможно, все дело просто в ностальгии по тем дням, когда у Ларри был напарник и он твердо знал, что спину ему прикрывает парень, которому он целиком доверяет. Сегодня об этой роскоши придется забыть.

— ПРОСНИТЕСЬ!

На одно мгновение — странное мгновение между сном и бодрствованием — Мэй Макгорви показалось, что это Глас Божий окликает ее с небес, призывая к себе.

— ПРОСНИТЕСЬ! — повторил Глас.

— Сейчас. — Мэй села в кровати. Сердце выпрыгивало из груди, но ей было совсем не страшно. — Я уже проснулась.

— ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА! — Глас Божий оказался грубее, чем она ожидала. — ВЫТАЩИТЕ СВОИ ЧЕРТОВЫ ГОЛОВЫ ИЗ ПЕСКА!

«Мои головы? — испугалась Мэй. — Мои чертовы головы?»

Она слишком быстро вскочила на ноги, и ей тут же пришлось присесть и подождать, пока перестанет кружиться голова. Когда Мэй наконец подошла к окну, она уже ясно понимала, что слышит совсем не Глас Божий.

— ЛЮДИ, НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ЛЮБИТЕ СВОИХ ДЕТЕЙ? НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ХОТИТЕ ЗАЩИТИТЬ ИХ ОТ ЗЛА? И ПОЧЕМУ ВЫ ТОГДА НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТЕ?

Мэй подняла жалюзи. Этот ужасный человек стоял перед ее домом и разбрызгивал яд через какой-то рупор.

— ЖИТЕЛИ БЛУБЕРРИ-КОРТА, СРЕДИ ВАС ПОСЕЛИЛСЯ МАНЬЯК!

Он не имеет права. Он не имеет никакого права ходить по ее газону, мять ее траву и выкрикивать все эти ужасные вещи после того, что он натворил в церкви.

— ВАШИ ДЕТИ В ОПАСНОСТИ!

Мэй не особенно хорошо чувствовала себя в последнее время: ноги совсем ослабли, и что-то случилось с дыханием, а сил от нее требовалось все больше, особенно после того, как Ронни сломал руку. Он не мог сам завязать себе ботинки, застегнуть рубашку, нарезать мясо. Он словно опять стал ребенком, и мать постоянно была нужна ему. Она очень устала. Еще никогда в жизни она не уставала так сильно.

— В ЭТОМ ДОМЕ ЖИВЕТ УБИЙЦА! НЕУЖЕЛИ ВАС ЭТО НЕ ВОЛНУЕТ?

«Ублюдок, — подумала Мэй. — Я вижу, чего ты добиваешься».

Волна праведного гнева подхватила ее тело и подействовала как волшебное лекарство. Ноги уже не дрожали, когда она спускалась по лестнице, а дыхание стало ровным и глубоким. Чувствуя себя молодой и здоровой, Мэй распахнула дверь и выскочила на улицу.

— Ты, грязный сукин сын! Убирайся с моего газона!

Старая леди, словно обезумев, босиком ковыляла к нему по траве. Короткая ночная рубашка едва прикрывала ей ноги, а огромная грудь тряслась так, что Ларри было неловко смотреть на нее.

— Кем, черт возьми, ты себя считаешь? Господом Богом?

Ларри решил не обращать на нее внимания.

— ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ! ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ!

— Думаешь, ты Бог? — кричала старуха, и ее беззубое лицо превратилось в страшную маску ненависти и гнева. — Ты не Бог! Ты далеко не Бог!

— Я ЗНАЮ, ЧТО Я НЕ БОГ, — прокричал в ответ Ларри, забыв убрать ото рта мегафон. — Я НИКОГДА И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО Я БОГ.

Старая леди ядовито улыбнулась. Ее голос стал вкрадчивым, хоть и дрожал от злости:

— Ты убийца. Ты убил того мальчика в Торговом центре.

Ларри наконец опустил мегафон.

— Я никого не убивал, — сказал он, изо всех сил стараясь сдержать гнев. — А вам лучше вернуться в дом и что-нибудь на себя надеть.

Совершенно неожиданно для него старая ведьма вдруг быстро наклонилась, вцепилась в широкий край мегафона и попыталась вырвать его из рук Ларри. К счастью, он держался за рукоятку достаточно крепко.

— Ты застрелил его в шею, — сказала миссис Макгорви и, пошире расставив ноги, еще раз дернула рупор. — Я сама читала в газете.

Ларри потянул его назад, но старуха оказалась сильнее, чем он ожидал. Возможно, все дело было в злости.

— Это была ошибка, а не убийство, — возразил он.

Упершись каблуками в траву он еще раз попытался вырвать мегафон у нее из рук, и скоро они уже всерьез боролись, низко пригнувшись к земле и описывая круги по газону. Ларри почувствовал, что хватка старухи начинает слабеть, и в тот же момент услышал незнакомый голос:

— Вам лучше уйти отсюда, мистер.

Он оглянулся и обнаружил на тротуаре двух мужчин: крупного парня в легкой пижаме и коротышку в брюках от костюма и майке. Голос принадлежал большому парню.

— Полиция уже едет, — добавил коротышка.

Большой парень сердито смотрел на Ларри:

— Вы перепугали моих детей. Я прошу вас прекратить это.

— Вашим детям есть чего бояться, — огрызнулся Ларри, крепче сжимая рукоятку мегафона. — Они живут через дорогу от убийцы.

Он услышал звук приближающейся сирены и собрал силы для последнего рывка. Но прежде чем он успел его сделать, старая леди вдруг сама выпустила мегафон, и, прижимая его к груди, Ларри свалился на траву.