— Нет, всего несколько раз.
— А как долго вы женаты?
— Восемь лет. Иногда она действует мне на нервы. — Ларри вздохнул и постарался быть объективным: — А иногда я действую на нервы ей.
— Такое случается, — кивнул Рудман. — Даже в счастливых браках.
— У меня есть проблемы с самоконтролем, — признал Ларри. — Я сам об этом прекрасно знаю.
Рудман слегка похлопал себя по розовым щекам, будто втирал лосьон после бритья.
— Мне неприятно спрашивать об этом, мистер Мун, но я обязательно должен знать правду. Имели ли когда-нибудь место случаи физического насилия по отношению к жене или детям?
— Нет, — твердо ответил Ларри. — Никогда.
— Рад это слышать. — Рудман позволил себе слабо улыбнуться. — Значит, основная претензия вашей жены — это только несколько ваших неблагоразумных высказываний?
— Честно говоря, наверное, это просто стало последней каплей.
Ларри коротко изложил Рудману основную причину своих семейных разногласий, а именно тот факт, что он, здоровый тридцатитрехлетний мужчина, сидит без работы и живет на пенсию по инвалидности, которую получает от Полицейского управления. Джоанни это просто из себя выводило, объяснил он. Она считала, что от лени и постоянной жалости к самому себе муж деградирует. Хотела, чтобы Он нашел себе новую работу и место в жизни и хоть иногда выбирался из дома.
— Может, вам стоит пойти на компромисс? — предложил Рудман. — Вы могли бы в ближайшие две недели начать активные поиски работы. Подойдет даже неполная занятость. Честно говоря, судье вряд ли понравится, что мужчина вашего возраста числится безработным.
— Я не безработный, — напомнил ему Ларри. — Я на пенсии.
— А как насчет каких-нибудь курсов? Может, вам стоит освоить новую профессию?
— Я бы лучше посвятил все свое время заботе о моих мальчиках. Вы ведь слышали о Ронни Макгорви?
— Боюсь, мне незнакомо это имя.
— Педофил-извращенец.
Рудман брезгливо поморщился:
— Да, я что-то видел в газетах. Или на телефонном столбе.
— Этот подонок живет совсем рядом с нами, — объяснил Ларри. — Я считаю, что моя главная задача — защитить от него своих детей.
— Я вас хорошо понимаю. Я бы тоже беспокоился на вашем месте. — Рудман взглянул на часы. — Есть еще что-нибудь, о чем мне следует знать?
— Она хотела, чтобы я ходил в церковь, — пожаловался Ларри. — Чтобы подавать хороший пример детям.
— Для нее это важно?
— Очень. Она убежденная католичка.
— Тогда почему бы вам этого не делать? По крайней мере пару месяцев, пока не будет принято решение об опеке.
— Но я атеист, — возразил Ларри.
Рудман внимательно посмотрел на него через стол. Несмотря на добродушное выражение и пухлые щечки, он умел так прищуриваться, что глаза превращались в холодные стальные щели, что, наверное, должно было производить впечатление на присяжных.
— Для вашей же собственной пользы, мистер Мун, постарайтесь на какое-то время исключить это слово из своего словарного запаса. И в воскресенье отправляйтесь в церковь.
* * *
Когда десять с лишним лет назад Ларри впервые встретился со своей будущей женой, их обоих вряд ли можно было назвать особенно ревностными католиками. Относись они с большим почтением к заповедям церкви, в лоне которой были воспитаны, Джоанни, наверное, не решилась бы принимать участие в конкурсе «Мисс Лучшие Соски Четверга» в баре «Кахлуа», а Ларри со своим помощником, молчаливым гигантом по прозвищу Дюк, не стал бы с таким энтузиазмом окатывать ее и четырех других финалисток ледяной водой из ведер (к возмущению Ларри, Джоанни заняла тогда второе место, но это только потому, объяснил он ей уже перед самым закрытием и после немалого количества выпитой текилы, что сам он только поливал конкурсанток водой и не входил в число судей, которым, по его мнению, всем не мешало обратиться к окулисту).
И все-таки, невзирая на легкость, с которой они вступили в добрачную связь (в первую же ночь после знакомства!), и пользовались контрацептивами, и, наверное, согласились бы на аборт, возникни такая необходимость, Ларри и Джоанни в каком-то глубоком и непреложном смысле считали себя хорошими католиками, что, правда, имело отношение не столько к религиозным догмам, сколько к культурной самоидентификации. Они были католиками так же, как были американцами, — это являлось формой гражданства, правом, которое они получили от родителей и передадут своим детям и которое не зависит от того, разделяют они взгляды Ватикана на запутанные моральные проблемы вроде права на аборт и участия в конкурсе «Мисс Лучшие Соски» или нет.
В отличие от Джоанни, Ларри даже какое-то время посещал ныне распущенную католическую школу Святого Антония. В те дни там еще позволяли преподавать старым, выжившим из ума монашкам, и просто чудо, что ему с одноклассниками удалось хотя бы научиться читать. А кроме того, он иногда прислуживал в алтаре, обычно помогая молодому и атлетически сложенному отцу Макманусу. Тот после службы любил погонять баскетбольный мяч и в конце концов сбежал с очень набожной и сексуальной мамашей Дэйва Михалека, которая, принимая святое причастие, так медленно приоткрывала губы и так многозначительно облизывала их языком, что у Ларри каждый раз делалось тесно в штанах, к счастью скрытых под облачением (вероятно, примерно таким же образом она действовала и на отца Макмануса, хотя, разумеется, они с Ларри никогда не обсуждали эту тему по окончании мессы). После скандала, потрясшего всю паству, бывший священник и бывшая миссис Михалек переехали в соседний город и там открыли вполне успешный видеосалон под названием «Мистер Муви», который, впрочем, обанкротился, после того как «Блокбастер» открыл в городке несколько своих филиалов.
* * *
Хотя вначале отношение Ларри и Джоанни к религии было примерно одинаковым, за десять лет брака их взгляды сильно разошлись. Ларри даже помнил точный момент, когда в их семье возникли первые теологические противоречия. Они были женаты уже почти год и весь этот год безуспешно старались зачать ребенка. В то субботнее утро Джоанни сообщила ему, что у нее уже недельная задержка, и оба они решили, что радостное событие наконец совершилось. Потом они занимались любовью с необычайной осторожностью и нежностью из уважения к чуду зарождения новой жизни, но, когда закончили, обнаружили мазки крови на простынях и на себе. Джоанни ушла в ванную, чтобы помыться, и Ларри слышал ее всхлипывания из-за закрытой двери. Но когда она вернулась в спальню в старых трусиках в цветочек, надетых поверх прокладки, ее глаза уже были сухими.
— Мне очень жаль, — сказал Ларри, когда жена прилегла рядом, и погладил ее по голове. — Я уж думал, дело сделано.
Джоанни перевернулась на бок и храбро посмотрела ему в глаза:
— Я думаю, может, Бог не хочет, чтобы у нас были дети.
Ларри показалось, что она его ударила.
— А какое Ему дело до этого? По всему миру миллионы людей заводят детей. Он что, что-то имеет лично против нас?
— Не знаю, — призналась Джоанни. — Мы и не можем знать, чего Он хочет. Мы должны просто принимать Его волю.
— Я думаю, мы должны просто сходить в семейную клинику, которую рекомендовали Джон и Карен. Может, все дело в чисто технической проблеме, в какой-нибудь закупорке. И все решается самой простой операцией.
— Или все дело в Божьей воле.
— Послушай, — терпеливо начал Ларри, — не все можно объяснить Божьей волей. Если у тебя ломается телевизор, это же не потому, что Бог не хочет, чтобы ты смотрела фильм.
— Не надо смеяться надо мной, Ларри.
— Я просто говорю, что, если ломается телевизор, ты же не несешь его к священнику. Ты несешь его к мастеру.
— Мы живые существа, а не телевизоры, — напомнила она.
— Наши тела — это те же машины, — возразил Ларри. — Иногда их просто надо немного подрегулировать.
В то утро Джоанни впервые за много лет пошла на исповедь, а в воскресенье — на службу. Но в понедельник она все-таки позвонила в клинику и записалась на прием.