ДОБЛЕСТНЫМ ТАНКИСТАМ — СЛАВА!

ЗА АВАРИЮ — ПОД СУД!

Полк располагался в лесу в районе Вилковишкиса, приводил себя в боеготовность после тяжелых боев. Личный состав размещался в землянках, а кто не успел оборудоваться, жили в палатках, укрываясь от холодного осеннего дождя. Весь район расположения был хорошо замаскирован от воздушного и наземного наблюдения.

О своем прибытии доложил командиру полка, он размещался в штабном автобусе. Полковнику Хачеву было под сорок, стройный, выше среднего роста, с начавшей седеть головой, выглядел весьма интеллигентно. Родом он был из Москвы, но армейская служба много лет мотала его по стране. Полковник подробно рассказал о полке и назначил меня командиром 3-й батареи самоходок СУ-85. В батарее было только три самоходки, а всего в полку — тринадцать вместо положенных двадцати.

В штабной землянке я представился начальнику штаба майору Красногирю и его заместителю майору Лебедеву, а также ПНШ по кадрам капитану Тарасу Романовичу Ракше. Тарас Романович был очень скромным офицером, хотя имел высшее образование. Забегая вперед, скажу, что в 1984 году мы с женой летали к нему в Днепропетровск на 70-летний юбилей. Ракша был славен по всей Украине своими творениями, это был очень талантливый художник многогранной направленности — и портретист, и маринист, и баталист, пейзажист, писал он и красивые натюрморты. Но в Союзе художников  Украины не состоял. Когда я спросил его почему, он ответил:

— А на что он мне нужен, этот союз?! Да еще за обмывание, как вступаешь, платить две тысячи! Пусть мазилы в него вступают, а мне незачем!

Из штаба пошел знакомиться с батарейцами. Командирами взводов были москвич Толя Новиков и саратовец Федор Климов. После боев у них осталось по одной самоходке. В моем экипаже механиком-водителем был старшина Александр Мамаев, наводчиком — старший сержант Закий Гитьятуллин, заряжающим — Павел Серегин, того же звания.

Быстро перезнакомился и с офицерами полка. 1-й батареей командовал капитан Мариев, 2-й — капитан Николаев, 4-й — старший лейтенант, как и я, Миша Гринь. Комбатам 1-й и 2-й батарей было под тридцать.

У ремонтников и самоходчиков кипела работа, ремонтники заваривали полученные в последнем бою трещины и пробоины, экипажи приводили в порядок вооружение, приборы, связь, регулировали приводы управления. Как мне рассказали, выкраивали время и для тренировок при орудиях. Я тоже сразу включился в работу.

В лесу в районе Вилковишкиса мы простояли около трех недель, до 20 октября.

На рассвете 20 октября наш полк вместе с частями 28-й армии перешел в наступление. Приказ был: с ходу овладеть крупным литовским населенным пунктом Эндкунен и продолжить наступление на приграничный с Германией город Кибартай. Заслушав приказ, все заволновались — еще бы, вскоре мы перейдем границу Восточной Пруссии!

Затемно раздалась канонада нашей артиллерии. Началась артподготовка. За огневым валом двинулись в  атаку танки, самоходки и пехота. Меня беспокоила мысль о «фаустпатронах». Предупредил экипажи бдительно просматривать кусты, любые заграждения, где мог затаиться фаустник, а сам думал, как бы быстрее разжиться у немцев пулеметами МГ-42, я уже привык к ним, всегда пользовался на других фронтах: ими хорошо прочесывать местность и уничтожать пехоту и фаустников.

Бой за Эндкунен был скоротечен: растерявшиеся от неожиданности расчеты орудий не успели открыть прицельный огонь, и мы гусеницами подавили пушки, а наша батарея захватила еще и четыре пулемета МГ-42. По пулемету дали своим экипажам и один отдали в батарею Миши Гриня.

Кибартай с ходу взять не удалось. Пришлось отойти в исходное положение. Целый час наши штурмовики Ил-2 крушили вражескую оборону бомбоштурмовыми ударами по дотам и дзотам. Подготовку новой атаки закончили залпом реактивных минометов М-30 — «андрюш»: дивизион бросил на врага 384 300-мм ракеты, каждая из которых весила 91,5 кг. Деморализованный противник не смог сдержать столь решительного натиска, и мы взяли город.

На западной окраине Кибартая самоходки прошли мимо большого двухэтажного кирпичного здания, я подумал, что, наверное, до войны здесь располагался погранотряд, и опять меня охватило волнение, как у Западного Буга, второй раз нам предстоит пересечь границу — но теперь с Германией! И, в подтверждение этому, мы вскоре увидели накренившийся, но не упавший металлический пограничный столб, на нем сохранились черно-белые полосы и доска с надписью: «ГРАНИЦА. СССР — ГЕРМАНИЯ».

На ночь наступление приостановили. Самоходки в окопы поставили. Немцы находились от нас примерно в восьмистах метрах.  

В ту ночь, будучи дежурным по полку, пришлось мне иметь неприятный разговор с замполитом полка, новоиспеченным подполковником Васильевым Архипом Архиповичем. Пошел я проверять посты, смотрю, старший сержант Монин сидит. На посту — сидит! И на каком посту! Там Боевое Знамя полка, другие знамена, документы — все! Я его предупредил:

— Смотри, накажу.

Второй раз проверяю — он курит на посту. Второй раз предупредил.

Уже под утро третий раз проверяю, как раз хозяйственная машина с хлебом пришла, и этот Монин помогает хлеб воровать! Получают-то хлеб обычно повара, а он-то какое отношение имеет?! Я его снял с поста, приказал начальнику караула заменить часового и предупредил:

— Больше не ставьте старшего сержанта Монина в караул. — А сам, до доклада командиру полка, посадил провинившегося на импровизированную гауптвахту в сарай, под замок.

Вызывает меня утром замполит Васильев. Ну какой из него замполит?! Неграмотный, пьющий, он из ленинградских рабочих был. Но вот как-то исхитрился, недавно уже и подполковника ему присвоили. Вызвал он меня и спрашивает:

— Вы Монина посадили?

— Я посадил.

— Почему?

Объясняю, было так и так:

— Сами знаете, уставом караульной службы запрещается сидеть на посту, как и курить.

Он на меня напустился:

— Вы что, не знаете, что он секретарь парторганизации батареи?! А вы знаете, что партийная организация батареи подчиняется полковой организации? Полковая — корпусной, корпусная — армейской? А армейская  — ЦК! Знаете вы, что товарищ Сталин — генеральный секретарь ЦК партии и ВКП(б)?!! — В общем, всю партийную иерархию мне перечислил.

— Я это все знаю, — говорю. — Но если вы считаете, что секретарю парторганизации зазорно нести караульную службу и соблюдать устав, то не ставьте его в караул. А я не могу допустить, чтобы немцы вырезали полк.

Он взорвался:

— Немедленно выпустите Монина! Я приказываю выпустить!

На что я с удовольствием ответил:

— Ваш приказ не выполняю. Я вам сегодня не подчиняюсь. Как дежурный я подчиняюсь только командиру полка и выпускать арестованного не буду.

На этом не закончилось. Замполит пошел нажаловался командиру полка. С минуты на минуту наступление начнется, а тут Хачев меня вызывает. Присутствовал и Васильев. Я доложил суть дела. Хачев со мною согласился: