— Яша, бери левее самоходок! — отдал приказ. — Врывайся в село!

Только вышли на уровень батареи Зотова, как самоходку сильным ударом качнуло, подбросило, она озарилась пламенем и послышался глухой взрыв где-то внизу башни! Внутри все мгновенно заполнилось едким дымом и, ко всему, заглох двигатель.

— Все живы?

— Живы! — ответили мне в один голос.

— Яша, заводи! Кругом, в укрытие! К лесу!

Взревел мотор, и самоходка небольшим полукругом развернулась на обратный курс. Чуть увязая в травянистой трясине, с небольшими разворотами пошли на ближайший кустарник — там можно хоть как-то укрыться! Нас подгоняли удары в корпус машины! Невольно я насчитал девятнадцать рикошетных скребков брони по корме и бортам! Но самоходка с натужным воем буквально летела в спасательное укрытие! Вот и лес! Вроде бы хорошо, что спаслись, но на душе саднило за экипажи и автоматчиков. Что же произошло? Почему молчат экипажи? Первое, что пришло в голову, пока механик разворачивал самоходку пушкой в сторону противника: болото, на котором застряли самоходки, — откуда оно?!  

В памяти возник квадрат карты с селом: ни одного синего штриха, обозначающего заболоченность! Откуда же болото? Случайно глянув в правую нишу башни, я остолбенел: сквозь рассеивающийся дым за разбитой радиостанцией проступил неразорвавшийся снаряд! Меня передернуло, как от озноба, прошиб холодный пот.

— Экипаж, к машине! — скомандовал непререкаемым голосом. — Всем в укрытие!

Ребят как ветром сдуло. Затаив дыхание, осторожно взял снаряд и развернулся к люку, боясь задеть обо что-то, споткнуться, снаряд был еще теплый, но холодил и руки, и сердце, он был столь же опасен, сколь и тяжел — а мне нужно было, не выпуская из рук, выбраться с ним на башню! Когда я встал на свое сиденье и выдвинулся из люка, снаряд стал хорошо виден. Вперив в него напряженный взгляд, я не увидел головного взрывателя! Метнулся взглядом на донную часть — но и там не оказалось ничего, кроме выемки для трассера!

— Ребята, выходи! Это болванка! — с радостью крикнул экипажу и сбросил снаряд на землю.

Перевели самоходку на другую позицию, откуда просматривалось село, и открыли огонь по предполагаемым позициям вражеской артиллерии. Немцы незамедлительно открыли ответный огонь, вынуждая нас менять позиции после каждых двух-трех выстрелов. Около часа мы вели интенсивный огонь по артпозициям, чтобы как-то поддержать экипажи застрявших самоходок, мы ничего не знали о них и не могли связаться по радио, наша радиостанция была разбита. Неожиданно по-над лесом прошла девятка наших штурмовиков Ил-2. Несколькими заходами они нанесли бомбоштурмовые удары по немцам в Парадубах. И тут от самоходок выполз к нам автоматчик из десанта батареи Зотова Петя Кузнецов, раненный двумя пулями в ноги.

— Я один остался живой, — почти прошептал нам измученный боец.  

Семнадцатилетний Петя Кузнецов из Калининской области был симпатичным, храбрым солдатом, но сейчас он со слезами на глазах рассказывал нам, как немцы достреливали наших, а он притворился погибшим и вот, благодаря налету, выполз к нам. Мы перевязали его и уложили на днище в башне. Потом повернулись к самоходкам погибших, сняли шлемы и произвели в ту сторону по три выстрела из автоматов и пистолетов.

Печально было думать, что за какие-то полчаса не стало ДЕСЯТИ АВТОМАТЧИКОВ И ДВЕНАДЦАТИ САМОХОДЧИКОВ — Миши Зотова, Ивана Загвоздина, Николая Трошева, Кафия Юнисова... Не более двух часов назад они бегали спасать горевшего Илью Горелика. Видно, у каждого своя судьба, и никому еще не удавалось уйти от нее.

В боеукладке у нас осталось только семь снарядов. Стрельбу пришлось прекратить. Внимательно осмотрели самоходку. На лобовой части зияли две пробоины, один снаряд небольшого калибра взорвался в правом переднем топливном баке, но, по удаче, пламя разрыва погасила жидкость, зажатая стальными стенками емкости; другим снарядом, на наше счастье, оказалась болванка, но и она наделала бед: пробила запасные траки, прикрепленные к лобовой броне, с внутренней стенки правого борта сняла фаску, снесла умформеры, радиостанцию и, потеряв силу, упала в нише башни.

— Выходит, все мы родились в рубашках, — невесело пошутил Мозалевский, накладывая себе повязку на правое бедро.

Вокруг нас опять начали рваться снаряды — артиллерия, как только ушли наши самолеты, возобновила  огонь. Теперь били не только из Парадубов, но и из Большой Смедыни. С запада слышалась стрельба из автоматов и пулеметов, и, нет-нет, раздавались артиллерийские выстрелы. В небольшое затишье Петя рассказал более подробно, как погибли батарейцы и автоматчики. Вырисовывалась такая картина.

Наступала батарея успешно, и Парадубы решили захватить с ходу. Но перед самым селом оказался заболоченный участок, и самоходки, идущие на больших скоростях, сели в болоте на днище, застряли. Немцы сразу же открыли огонь из пушек и пулеметов. Экипажи, обреченные на гибель, не покинули боевых машин, открыли сильный ответный огонь. С трудом доворачивая пушки до целей, они все же сумели поджечь один танк, один подбили и подавили огнем несколько пушек. А потом одна за другой все самоходки были подбиты. Часть экипажей погибла, остальные, будучи ранеными, залегли с автоматами и гранатами возле самоходок и с десантниками отбивали атаки врага. Видя их малочисленность, немцы наседали с двух сторон, намереваясь оставшихся взять живыми. Все дрались мужественно, на предложение сдаться Зотов метнул в них последнюю гранату. Немцы еще почти в упор постреляли по ним и ушли в село. Пете добавилась еще одна пуля, но он не шевельнулся, не выдал себя. Когда подходила наша самоходка, в живых, кроме него, уже никого не было. Во время воздушного налета он передвинулся от машин подальше и по гусеничному следу пополз, теряя по дороге сознание, к нашей самоходке.

— Меня будто что толкало: ползи, ползи, хотя я уже совсем не мог...

Так закончил свой рассказ о трагедии чудом уцелевший Петя Кузнецов.

Не ровен час, можем оказаться в кольце окружения, вдруг пришло в голову, и, словно в подтверждение, недалеко от нас начали рваться снаряды, летящие откуда-то  из нашего тыла. Защищать нам было уже некого, наступать нечем, нужно было отходить к своим.

Достал карту, посмотрел еще раз район Парадубы: возле села не было ни одной синей черточки, обозначавшей заболоченность. Правда, карта была съемки 1897 года и рекогносцирована в 1911-м — но все равно не могло за такое время на сухом месте появиться болото! О чем только думало Главное топографическое управление Генштаба?! За два года после присоединения Западной Украины не удосужилось произвести рекогносцировку карт! А вот немцы успели составить очень точные карты нашей территории, которыми мы охотно пользовались, когда они попадали нам в руки в качестве трофеев. И вот по чьей-то ошибке или безответственности погибло два десятка солдат — храбрых воинов, молодых, от семнадцати до двадцати четырех лет, лишь Кафию Юнисову было двадцать девять и Загвоздину Ивану тридцать четыре — тоже не возраст! Им бы жить и жить!

Самоходка по кустарнику пошла в юго-восточном направлении, чтобы выйти из зоны обстрела со стороны Большой Смедыни и приблизиться к своим войскам. На опушке леса мы наткнулись на немецкую траншею. Из окопов выглядывали солдаты в касках, держа наготове направленные в нас фаустпатроны. Коварное оружие! Для танкистов и самоходчиков это было самое опасное оружие ближнего боя! Фаустпатрон — ручное реактивное противотанковое ружье одноразового действия. Немцы их называли «панцерфауст» и «панцертод». Ружье представляло собой полую открытую с обоих концов трубу с механизмом стрельбы, пороховым зарядом и прицельной планкой. В переднюю часть планки вставлялась кумулятивная граната с хвостовым оперением. Гранаты были двух видов и с расстояния 30 метров пробивали броню, соответственно, 140 и 200 мм. Особую опасность для нас они представляли в лесу — как сейчас, и в населенных пунктах, то есть там, где выстрел  можно произвести, подкравшись незаметно — из-за куста или из любого окна, проема. Сейчас, днем, прорваться через лес самоходке, имея в противниках фаустников, — было крайне маловероятно! Но и отходить просто так не хотелось! Пошли команды экипажу!