А нам, тем, кто начнет, предстоит роль скромная: собирать и сортировать факты, тщательно их записывать, создавать приборы для все более тонкого и искусного вторжения в святое святых Природы. Мы будем бродить вслепую, ориентируясь ощупью, часто идя не в ту сторону, не умея отделить важное от случайного, возвращаться назад, терять надежду. Но он, этот счастливец, будет нашим наследником. И все люди, которым он принесет избавление от страданий, скажут спасибо и тем, кто делал первые шаги. Ради этого стоит жить!
Я знаю, что мои способности не таковы, чтобы я мог идти в первой шеренге исследователей. Но мне бы хотелось быть помощником настоящего большого ученого, чтобы сочетание моего опыта в постановке экспериментов и конструировании приборов служили ему в самых тонких исследованиях и смелых дерзаниях.
А когда начнут дрожать руки и плохо видеть глаза, пойду учить искусству эксперимента молодежь, полную, как я сейчас, надежд и смелых мечтаний. Видеть, как опыт, купленный ценою долгих лет работы, не уходит из жизни вместо с тобой, а, точно волны от брошенного в воду камня, ширится, обогащается, уносимый сотнями сильных молодых людей вперед, куда тебе уже нет дороги...
Нет! Учить молодежь — это вообще наслаждение! Этим надо заниматься всю жизнь. Видеть, как молодые, пытливые глаза светятся радостью познания нового, передавать молодым не только свой опыт и знания, но незаметно и свои взгляды на жизнь, и свои мечты — нет, это слишком хорошо, чтобы откладывать так далеко. Решено: начиная от нынешней моей работы в школе, всегда впредь иметь своих учеников, студентов, слушателей — духовных детей.
Чего еще я хочу от жизни?
Не славы! Ибо она во мне самом — в сознании того, что делаю славное дело.
Не богатства! Не люблю бедность за то, что она унижает человека, уменьшает трудоспособность, отвлекает в заботах о хлебе насущном от главного дела. В достатке — ценю возможность дарить и помогать. Но все это не так уж важно, если есть самый минимум, необходимый для поддержания сил.
Не власти! Ибо, кроме как самим собой, командовать не люблю...
А в минуты отдыха от труда, который займет б`ольшую часть времени, хотел бы вкусить радости от дружбы с хорошими, умными и близкими мне людьми, с которыми можно поделиться всем задушевным, в чью симпатию и поддержку можно верить без оглядки и которые будут так же дороги и мне.
Еще вкусить от всего прекрасного, что сотворено Землею и людьми: от прекрасной природы, музыки, поэзии, прекрасных книг, форм и линий, от прекрасных человеческих сердец. И чтобы я мог сказать людям, хотя бы близким, о том, что мне кажется прекрасным.
И еще, чтобы на самом закате лет, когда уже не смогу даже учить молодежь, чтобы достало у меня сил написать книгу и рассказать в ней, чем, на мой взгляд, прекрасна жизнь. А писать бы ее я хотел в саду, где-нибудь на берегу синего моря. Пусть в шуме волн чудятся мне голоса былого, а легкий ветерок шевелит листки воспоминаний...»
Из дневника Н. С. 13 августа 1951 года
«Вчера вечером милый и дорогой Лева читал нам с Талечкой свои мысли, свою исповедь, свой путь жизни.
И стало легко и радостно жить от сознания, ощущения родственной души. Так все ясно, так понятно, искренно, глубоко и верно. Он нам ее подарил и я попросил Талечку, чтобы она дала мне приложить ее к своему дневнику. Там все сказано, и как хорошо сказано...
Читая его жизнь, особенно остро ощущаешь мальчиков, как будто их голоса...»
Глава 8. Учитель
Неделю назад опять приходили мои дорогие «девочки». Мои первые ученицы выпуска 54-го года. Все они уже бабушки, а для меня по-прежнему девочки (школа была женская). Пришло десять человек. Трое больны, так что могло быть тринадцать — треть класса. С остальными связь потеряна. Почти полвека мы ежегодно собирались у Риты Клыковой. В прошлом году она умерла. С месяц тому назад в первый раз собрались у меня. Я прочитал девочкам первую главу книги, которую сейчас пишу, и предложил читать каждый месяц по главе. Их уже написано семь — хватит на полгода. А там, глядишь, и остальные главы подоспеют. Так и порешили. Теперь я читал вторую главу.
После чтения распили бутылку вина, потом долго пили чай с домашними пирогами, которые напекли девочки. Было шумно, весело и по-домашнему тепло. Точно собралась большая семья! Я их попросил поделиться воспоминаниями из школьной жизни, так или иначе связанными со мной — их учителем математики и классным руководителем в течение пяти лет, с 6-го по 10-й (в то время выпускной) класс. Дело в том, что в своих воспоминаниях я как раз подошел к моменту моего прихода в школу. Хорошо помню, что все годы работы в ней были для меня счастливыми. Помню и мною придуманные «педагогические приемы», которые там опробовал. Но многие детали, живые эпизоды нашего дружеского общения погрузились на уже недоступное дно памяти. Вот я и попросил их коллективной помощи. То, что я кратко опишу в начале этой главы, будет отобрано из наших общих воспоминаний...
Хотя после моего окончания школы наш директор Г. В. Гасилов убеждал меня стать учителем, его рекомендация осуществилась случайно. В конце августа 49-го года, когда шла напряженная работа в лаборатории Рейхруделя, меня вдруг потянуло заглянуть в свою 635-ю школу, которую я как-то не удосужился посетить после демобилизации. Да и кого я мог там встретить? Ребята почти все погибли на войне, девочки, наверное, обзавелись семьями, старые учителя, должно быть, уже на пенсии. Но вот захотелось вдруг пройтись по коридорам, заглянуть в класс, где столько было когда-то пережито...
Вошел беспрепятственно. В школе пусто и тихо, но сверху из зала доносятся какие-то звуки. Поднимаюсь на четвертый этаж, заглядываю в щелку. Зал полон взрослых. Очевидно, районное учительское совещание. На сцене, в президиуме, знакомая крупная фигура. Грубоватое и волевое, но умное и доброе лицо, совсем уже седые волосы. Ба! Да ведь это моя старая учительница литературы — Анна Константиновна Щуровская. Когда-то, в 6-м или 7-м классе, еще в 27-й школе я был ее любимым учеником. В новую школу она тогда не перешла, и я ее с тех пор не видел. Раз она в президиуме, но не докладчик, значит — хозяйка дома, то есть директор моей 635-й школы...
Всколыхнулось все былое, и так захотелось снова в школу! Не гостем, а постоянным ее обитателем. Тут же решил дождаться конца совещания и попросить Анну (так мы ее звали когда-то) дать мне на пробу один класс по совместительству. Дождался, пока она спустилась в директорский кабинет. Зашел. Узнала, обняла, как блудного сына, порадовалась, что жив, долго расспрашивала. На мою просьбу сразу ответила согласием.
И вот 1 сентября, волнуясь, опять иду в школу. Мне поручена математика в 6-м классе «Г». Анна предупредила: класс слабый, много второгодников. Первой встречи с классом не помню. Рассказывают девочки:
— Вошла Анна Константиновна, а с ней какой-то молодой военный — в кителе, галифе и сапогах, только без погон. «Это ваш новый учитель математики, — сказала Анна Константиновна, — прошу любить и жаловать». И ушла. Военный постоял немного молча, опираясь на спинку стула. Потом сказал: «Ну-с, давайте знакомиться». Это «Ну-с» так удивило, что весь класс дружно рассмеялся...
Накануне на основе своего еще не очень давнего ученического опыта, я наметил для себя некоторые нормы отношений с учащимися. «Хотя им по тринадцать лет, — думал я, — они могут испытывать те же чувства благодарности или обиды, иметь такие же понятия о справедливости и несправедливости, то же самолюбие, что и взрослые. Поэтому в нравственном плане следует держать себя с ними, как со взрослыми. Желательно, чтобы между нами установились дружеские, доверительные отношения. Лучше хвалить, чем бранить!..»
Наверное, в реализации этих благих намерений я переусердствовал. Через пару месяцев в классе произошло ЧП, которое я тоже совсем забыл. О нем за чаем рассказала наша неизменная староста класса Света Ситникова. По ее словам, девчонки, пользуясь моей терпимостью, стали вести себя на моих уроках кое-как: переговаривались, хихикали, обменивались записочками. Все это при самом наилучшем отношении ко мне. Мои уроки им нравились, их ждали с нетерпением. Но... дети есть дети! И вот однажды я пришел на урок очень серьезный. Выдержал паузу и сказал им примерно следующее:
