— Это поразительно, — произносит он.

Я улыбаюсь, заставляя губы двигаться, а подбородок оставаться на месте.

— Спасибо. — Говорить — сущая мука. — Что поразительно?

— Ваше самообладание, — восхищается он. — Вы так здорово все скрываете, что, наверное, я ничего бы и не заметил, если бы не последний доклад Линды.

Стараюсь говорить медленно и размеренно:

— Я… ничего… плохого… не сделал… — Кладу вилку и подпираю рукой подбородок, надеясь, что это выглядит естественно.

— Нет-нет, — торопится он, — конечно, вы не сделали ничего плохого. Мы же пытаемся вам помочь, а не наказать. У вас снова поздняя дискинезия, непроизвольные движения, о которых мы говорили. Вы хорошо это скрываете, но это просто небезопасно. Придется отказаться от этого лекарства.

— Нет. — Я трясу головой, теряя контроль над своими движениями. — Пожалуйста… не лишайте меня… кветиапина. Он действует. Он… все проясняет. Я никогда… не чувствовал… себя так… прежде.

— Вы хотите променять ментальную тюрьму на физическую. — Он качает головой. — Оно того не стоит. С завтрашнего утра переводим вас на клозапин.

Опять все с нуля — маленькая доза нового лекарства. Я чувствую жжение в глазах, мой голос — срывающийся шепот:

— Это все… вернется.

— Возможно. — Резиновая улыбка сходит с его лица. Он бесстрастно смотрит на меня — это максимальное выражение сочувствия, свойственное доктору Литтлу. — Не исключено, что галлюцинации вернутся на какое-то время, но клозапин — очень эффективное средство, и вскоре вы снова будете как новенький.

— Пожалуйста, не…

— Майкл, не обессудьте, но это ради вашего же блага.

Он уходит, зовя за собой Девона, и на ходу вытаскивает бланки рецептов. Я чувствую, как моя жизнь рушится.

В тот вечер я не получаю дозу кветиапина и лежу всю ночь без сна, а мир вокруг корежится и перекручивается. Палату наполняют шумы, в больнице и в городе за ее стенами раздаются крики, звуки труб, скрежет, вой. Я понятия не имею, реальны они или нет. Неужели действие лекарства прекращается так быстро?

Около часу ночи я замечаю свет в углу на дисплее радиочасов — маленькую красную точку. Не помню, чтобы видел ее прежде. Они наблюдают за мной? Неужели все это время я был настолько глуп, глотая их лекарства, веря, что все это иллюзии, и потерял бдительность? Я просто психую, и это все вполне невинные вещи. Но тогда откуда красная точка? На всякий случай лежу неподвижно, никак не выдаю себя.

Щелк, щелк, щелк, щелк.

Утром доктор Литтл приходит с новой сестрой — не обычная постовая сестра, а процедурная, совершенно незнакомая. Она несет поднос с иглами и трубками. За ними виден охранник, крупный и мрачный.

— Майкл, доброе утро! — На лице доктора Литтла снова улыбка, широкая и довольная, глаза за линзами очков большие и безумные. — Хорошо спали?

Бросаю взгляд в сторону радиочасов, но врач замечает движение зрачков. Улыбка ни на миг не сходит с его лица.

— Как я и предупреждал вчера, — говорит он, — сегодня мы переводим вас на лекарство, которое называется клозапин.

Я смотрю на сестру — она ставит поднос с иголками на столик.

— Это будет инъекция?

— Необязательно. — Он показывает небольшую пластиковую капсулу с маленькой желтой таблеткой. Приглядываюсь и вижу, что она поделена на две части. — Двенадцать с половиной миллиграммов, — продолжает он. — Такая маленькая — вам даже воды не понадобится, хотя мы, конечно, ее принесли. — Он снова улыбается, и сестра сажает меня в кровати. — В любом случае нам нужно немного вашей крови. Ничего страшного — обычный анализ.

Я протягиваю руку, и сестра обхватывает пластиковой трубкой мой бицепс.

— Вы в состоянии что-то сделать с моей кровью? Что-нибудь против дискинезии? — Если да, то, может, не понадобится переходить на новое лекарство.

— К сожалению, нет. Дискинезия исчезнет сама, если только не слишком поздно. Искренне надеемся, что прервали лечение на достаточно ранней стадии, чтобы избавиться от нее. Хорошая новость состоит в том, что побочный эффект у клозапина в виде поздней дискинезии чрезвычайно невелик — малая доля от других нейролептиков. На самом деле мы даже не рассматриваем такую вероятность, хотя на всякий случай будем вести наблюдение.

Сестра дезинфицирует мне руку с внутренней стороны локтя, готовит шприц. Вводит иглу в разбухшую вену и начинает вытягивать кровь.

— А кроме всего прочего, удачно, что клозапин — самое эффективное средство для лечения шизофрении… — тем временем продолжает доктор Литтл.

— Постойте, — перебиваю его, — самое эффективное средство, которое не имеет побочных эффектов. Почему же тогда не начали лечение именно с него?

— Майкл, я не сказал, что у него нет побочных эффектов. Я только сказал, что среди этих эффектов нет поздней дискинезии. При лечении клозапином высок риск осложнений в работе кроветворной системы и сердца. Поэтому мы и делаем анализ крови. Будем повторять его каждые четыре дня, чтобы понять, какое действие оказывает лекарство, а для сравнения нужна ваша кровь в исходном состоянии.

— Что?

Сестра вытаскивает иглу из вены, прикладывает к месту укола ватку и сгибает мою руку в локте. Я прижимаю ватку и сердито встаю:

— И что, у меня от этого начнутся осложнения с сердцем?

— Если регулярно проверять вашу кровь, то нет. В этом случае вы в абсолютной безопасности. Без контроля — да. Риск весьма высок, поэтому мы и используем клозапин только в случаях, подобных вашему, когда больной плохо поддается лечению.

— Но мне этот вариант не кажется абсолютно безопасным.

— Майкл, простите за такой выбор слов. — Он подает капсулу с таблеткой, но я не беру ее. — Абсолютной безопасности не существует. Но вы в больнице, Майкл, — в течение всего дня рядом с вами врачи и сестры, а для чрезвычайных случаев у них есть все необходимые медицинские средства.

— А что, не исключается и чрезвычайный случай?

— Мы сделаем все, чтобы его предотвратить.

— Для такого лечения вы должны получить мое согласие.

— У нас есть согласие вашего отца. — Доктор Литтл улыбается. — Он подписал бумагу вчера вечером.

Несколько мгновений я смотрю на него, потом отворачиваюсь. Я душевнобольной пациент и не вправе что-либо решать. Набираю в грудь воздуха, пробегаю рукой по волосам, пытаясь сосредоточиться.

— Майкл, послушайте, — говорит доктор Литтл, подходя поближе, — кветиапин оказывал действие — он вам нравился. Вы наконец-то почувствовали свободу. Я хочу помочь вам вернуться к ней, но, кроме этого средства, мне нечего предложить. Признаю: риски есть, но у всего остального риски еще выше. — Доктор Литтл снова протягивает капсулу. — Симптомы и галлюцинации начнут возвращаться — поначалу медленно, но потом все более и более явно, по мере того как кветиапин будет вымываться из вашей кровеносной системы. Клозапину понадобится какое-то время, чтобы вернуть вас к прежнему состоянию, но чем скорее вы начнете, тем скорее снова избавитесь от проблем.

Закрываю глаза. Он прав — будут осложнения или нет, я больше не хочу быть таким, как прежде. Я больше не могу так жить. И это лекарство либо вылечит меня, либо убьет. В любом случае это едва ли не единственная возможность.

Поворачиваюсь к нему, ловлю его взгляд, потом стреляю глазами в радиоприемник. Красная точка по-прежнему на месте — немигающий глаз. Сестра поставила пробирку с моей кровью на поднос, готовясь уходить.

Доктор Литтл снова подает мне капсулу.

Полтаблетки. Бледный полумесяц размером с ноготок.

Кладу его в рот и проглатываю. Даже не запиваю.

— Майкл…

В палате никого нет. Возвращаюсь к головоломке.

— Майкл, это я. Пытаюсь помочь.

— Тебя не существует.

— Конечно же я существую. Так же, как и ты.

— Ты всего лишь голос у меня в голове.

— Майкл, не верь их вранью, ты не сумасшедший — тебя изучают. Ты крыса в лабиринте.