Комиссар понял, что Хофу угодно выслушать объяснения версии самоубийства; он сразу же отметил, что американца устраивает именно эта версия. «А почему? — спросил он себя. — Или Хоф хитрит? Он же хитер, как дьявол».

— Поскольку наши разговоры, как обычно, весьма доверительны, мистер Хоф, я позволю себе заметить, что у нас не все разделяют версию самоубийства Грацио…

Джон Хоф откинулся на спинку красного плюшевого кресла.

— Не может быть! Кто же убил, в таком случае? Нет, нет, вряд ли. Он не занимался нефтью и не поддерживал Израиль… Куба? Чья-то ревность к диктатору Гариваса полковнику Санчесу? Мафия?

— На главный вопрос «кому это выгодно» я пока не могу ответить…

— Кто ведет следствие?

— Инспектор Шор…

— О, это, как я слыхал, ваш главный ас…

— Верно.

— И он всерьез полагает вмешательство какой-то неведомой силы в эту трагедию? Я еще не слыхал о такого рода версии. В прессе пока не было?

— Шор не любит прессу, он привык работать в тишине… Олень действительно был великолепен…

— Я рад… Пьер Жиго вымачивает мясо — хотя бы три-пять часов — в очень терпком вине, кажется, он предпочитает португальские, там есть совершенно черные вина, рот вяжет… Хм… Вы меня озадачили… Если такого рода версия появится в печати, это может позволить левым начать очередную кампанию против банкиров — и ваших, и наших, — но, поскольку, как мне объяснили друзья, последние годы Грацио ориентировался на европейский бизнес, кампания обрушится на головы бедных дедушек с Уолл-Стрита…

— Ваши предложения?

Хоф отпил вина, пожал плечами.

— Идеально, если бы вы смогли удержать прессу — хотя бы в ближайшую неделю — на той версии, которая сформулирована в выпусках вечерних газет…

— Почему именно недели?

— Для того, чтобы наши люди толком подготовились к объяснениям… Вы же знаете, чем кончается неконтролируемость слуха…

— У русских есть точное выражение: «На каждый рот не набросишь кашне». Где гарантия, что какой-нибудь журналист — а желающие уже есть — не опубликует свою версию в газете? Телевидение и радио можно в какой-то мере держать под контролем, а за газетами разве усмотришь?

— А кто этот «желающий» дать свою, оригинальную версию?

Поскольку комиссар Матэн держал акции трех нью-йоркских корпораций, швейцарской «Нестле» и западногерманской «БМВ», поскольку Хоф несколько раз — обычно после такого рода встреч — давал дельные советы, на какую кампанию следует ставить в ближайшие недели, он ответил, чуть, впрочем, помедлив:

— Некая Кровс из Гамбурга.

Хоф пожал плечами.

— Это имя мне ничего не говорит.

«Пережал, — отметил Матэн, — надо было ответить спокойнее, а может, и вовсе не отвечать, просто-напросто пожать плечами. Он знает эту гамбургскую девку, нет сомнения…»

— Сегодня вечером или завтра поутру Шор сообщит мне результаты допросов весьма важных свидетелей… Потом он что-то ищет на бирже, — Матэн усмехнулся и отдал Джону Хофу главную информацию. — Предупредите вашего коллегу по бизнесу Барри Дигона, чтобы он аккуратнее вел свои дела, его имя в журналистских кулуарах связывают с трагедией Грацио. (Запись телефонного разговора Мари Кровс с Бреннером и русским писателем Степановым он прочитал сегодня утром, отделом прослушивания фиксировались все разговоры, связанные с делом Грацио; имен Степанова и Бреннера тем не менее отдавать не стал.) А что касается поисков моего Шерлока Холмса, то я подскажу вам, в каком направлении он пойдет, мистер Хоф…

— Я убежден, что все будет идти, как и шло, — ответил Хоф. — То есть в нужном направлении… Я, со своей стороны, позвоню моим друзьям в столицу и Нью-Йорк… Возможно, у меня появятся небезынтересные новости; резервирую за собой право позвонить вам завтра… Кстати, если думаете, что интересовавшая вас «Энилайн корпорейшн» закачалась, побейтесь со мною об заклад. Помните нашу дискуссию на эту тему во время прошлой встречи?

— Я, как и вы, помню все, мистер Хоф. Благодарю за точность, — он снова усмехнулся, — за американский прагматизм, столь импонирующий представителям обленившегося Старого Света…

Вернувшись в свой офис, Джон Хоф трижды звонил в Нью-Йорк; ему отвечали руководитель страховой компании «Салливан», вице-директор «Бэнкинг корпорейшн» Уолт Грубер и президент «Кэмикл индастри» Пастрик. Разговор касался дела Грацио; собеседники информировали Хофа, что в Штатах все громче звучат голоса, объясняющие кончину Грацио тем, что он был на грани банкротства, хотя умел это весьма мужественно и достойно скрывать; видимо, предстоит ревизия его активов; если так, то, значит, он пустил по миру огромное количество европейцев, вложивших свои средства в его дело; возможна паника на бирже.

После этого Хоф посетил Роберта Дауэра, представителя цюрихской биржи, выпил чашку кофе с испанским журналистом Хорхе Висенте, который исследовал конъюнктуру латиноамериканских рынков (нефть, бананы, какао-бобы и серебро), и лишь после этого, позвонив предварительно по телефону (конспирация и еще раз конспирация), отправился в посольство, попросив «аудиенцию» у советника по экономическим вопросам; под этой «крышей» сидел его второй заместитель Нольберт Кук, вел связи с наиболее серьезными газетчиками, аккредитованными и в столице конфедерации, и при Пресс-центре.

В посольстве Хоф сразу же поднялся в свой звукоизолированный кабинет.

Закончив запись беседы с комиссаром Матэном и журналистом Хорхе Висенте, отправив информацию в Центр, Джон Хоф приступил к изучению шифротелеграмм, полученных из Лэнгли за время его отсутствия; в посольстве он бывал четыре раза в неделю, на связи с Майклом Вэлшем сидел его первый заместитель Джозеф Буш, в экстренных случаях тот приезжал к шефу в офис или на квартиру — там тоже существовали комнаты, где можно было разговаривать, не опасаясь подслушивания.