— А каепи…По — моему, они должны быть красивые и загадочные… тут не очень удачно придумано… хотя я не знаю, конечно…

— Да не мы это придумали, это уж так положено. У каждого класса по три воспитателя. Каждый имеет свое прозвище — одно из трех. Вот, допустим, в пятом классе тролль — госпожа Даэллия. Она‑то, в общем, не такая уж злая, им повезло, но она хуже прочих, и поэтому — тролль. Это все идет с давних времен, традиция, а традиции нельзя нарушать.

— Понятно, — кивнула я, хотя такая классификация показалась мне сомнительной.

К положенному времени все лежали в своих постелях. Кто‑то уже заснул, а мне не спалось. Когда дежурная воспитательница убрала свет в светильниках, она оставила только один газовый рожок, пригасив свет так, что язычок огня мерцал еле — еле. Первый раз я ночевала без мамы, в незнакомом месте, было очень тоскливо. Но зато в эту первую ночь, проведенную в училище, приснился яркий, необычный сон.

Вокруг меня — низкие деревья, усеянные весенними цветами. Я качаюсь на деревянных качелях. Качели привешены к двум деревьями. Позади — холод и тень. Впереди — солнце. Качели ходят и ходят — из тени в свет, из холода в жаркий золотой круг. Я раскачиваюсь все сильнее, чтобы взлететь повыше и увидеть, что же там, впереди. Там только что‑то синее и белое. Может быть, небо и облака? И мне вдруг кажется, что там ничего нет, совсем ничего, только синяя пропасть неба. И страшно, что отпущу веревки, и упаду. Но и хочется — отпустить, упасть, полететь!

Я проснулась утром от звона колокольчика и голоса госпожи Тереол и очень хорошо помнила свой сон, такой он был яркий и радостный. Тоски и грусти уже не было, за ночь они не то, что развеялись, но как‑то притупились, появилось любопытство — как пойдет теперь моя жизнь, что будет сегодня… Стелла, одетая в утреннее платье, причесывалась.

— Иди скорее, умывайся, а то умывальники все займут.

Я встала и отправилась умываться, накинув теплую кофту. Девочки почти все встали, кто‑то одевался, кто‑то пересказывал друг другу сны, сидя на кровати в ночной рубашке. Вода в умывальнике была холодной, но я все же умылась.

Пожалуй, мне теперь даже было интересно — и какие тут учителя, и что дадут на завтрак, и какие в Театре дают спектакли. Может быть, потому что я увидела такой чудесный сон, а может, из‑за того, что я немного подружилась с Лил и Стеллой и уже не совсем одна.

На завтрак была каша, не очень сладкая, и кофе с молоком. На уроках мне было легко — все, что сейчас они проходили, у нас в школе уже было, или, по крайней мере, мы изучали что‑то близкое к этим темам. Утром снова занимались в танцклассе, и я так устала, что после обеда с удовольствием легла в кровать. До вечера не происходило ничего необычного, а вот вечером, после ужина, Стелла отозвала с сторону Лил и меня.

— Хотите, посмотрим новый спектакль?

— Хочу, — кивнула Лил и посмотрела на часы. — Пойдемте скорее.

— Но как? — меня эта идея просто поразила. — Билеты ведь такие дорогие, а в ученическую ложу нас не возьмут. Разве что попробовать на галерку, на стоячие места купить билеты, но…

Мне стало стыдно признаться, что у меня нет денег. У них‑то, наверно, есть, раз они предлагают пойти в театр. Я заставила себя сказать:

— И даже если на галерку. Хоть там и дешево, но у меня все равно совсем нет денег.

Вот так. Пусть думают, что хотят. Стелла пожала плечами.

— Нет денег! Вот новость! Пошли. У нас тоже их нет.

Лил осмотрела себя со всех сторон и начала отряхивать подол платья. Но Стелла взяла ее за руку и потащила:

— Да перестань. Все равно испачкаешься, когда будешь лезть.

Я пошла за ними. Куда же мы идем, где будем пролезать? Любопытно…

Мы пробежали какой‑то полутемный коридорчик, потом поднялись по пыльной винтовой лесенке. И вот — мы за кулисами, стоим дальнем углу, чтобы на нас не обращали внимания. Стелла сказала, что этот угол часто занят такими же любопытными, как мы, но сегодня нам повезло, и тут свободно. Есть еще одно место, добавила она, но уж совсем неудобное и пыльное, а тут — как в королевской ложе. Мне казалось, что в королевской ложе все‑таки как‑то иначе… но я все равно была взбудоражена и счастлива. За кулисами так… необычно… Чудной запах — декораций и красок, пудры и грима, пыли и духов. Актеры говорили полушепотом где‑то сбоку, бегали по коридору от гримерных к выходу на сцену, сплетничали, смеялись, переругивались… А спектакль… даже не знаю, понравился ли он мне. Актеры в костюмах прошлого века, пышные юбки, высокие прически у дам, камзолы… Говорят громко и жеманно, а сюжет какой‑то бестолковый. И все равно было интересно, ведь я ничего подобного не видела. У нас в Тальурге в основном ставили оперы, а если пьесы, то не с таким размахом, да и обычно это было переложение какой‑нибудь известной книги. В середине второго действия Стелла потянула меня за рукав:

— Пора выбираться. Как раз успеем переодеться и лечь, чтобы никто не понял, куда мы ходили.

Утром было безветренно, в ясном небе светило холодное весеннее солнце. Перед обедом нас на полчаса вывели на прогулку. Мы ходили парами по бульвару, смотрели на голубей; тем, у кого были деньги, разрешалось подойти к уличным торговцам и купить себе конфет, или засахаренных орешков, или маленькую, меньше пол — ладони, шоколадку. Это было бы скучно, но, поскольку такие прогулки разрешались не каждый день и ненадолго, то все казалось любопытным и даже необычным. И голуби, ходившие около луж, и детишки, бегавшие по дорожкам, и старушки, сидевшие с книгами или вязаньем на скамейках. Со мной в пару поставили девочку с темными волосами, очень смуглую — сначала мне даже показалось, что у нее просто грязные руки. Любопытно, не было ли у нее в роду гоблинов. Она и росту небольшого… Нас поставили в последнюю пару. Когда мы подошли к тележкам торговцев, она подошла и купила себе пакет леденцов. Мне она не предложила, и я отвернулась, чтобы не смотреть. В конце прогулки нам разрешили немного поиграть в квадратики — их чертят мелом и надо перешагивать из одного в другой в определенной последовательности. А остальным, кто не хотел играть, разрешили просто посидеть на скамейках. Стелла подошла ко мне и протянула шоколадку в серебряной бумаге. Я поблагодарила и спросила, всегда ли прогулки у них такие чинные.

— Нет, конечно, когда ходим с госпожой Ширх, то парами идем только до бульвара. Еще она водит нас на набережную, там ветрено, зато страшно интересно — корабли, волны… Можно хоть час стоять, и не заскучаешь.

Наступил шестой день восходящей луны — перед выходным. Утром, четырех уроков, девочки надели новые, принесенные из прачечной платья, туфли понаряднее — у кого были. Мне не во что было принарядиться, и я просто ждала, когда дежурная вызовет меня в вестибюль училища. Накануне выходного, раз утром не нужно идти на занятия, разрешалось переночевать дома, и за многими пришли родные. Я надеялась, что мама придет ко мне и сегодня, и в выходной, но, наверно, ее не отпустили — она так и не пришла. За окном была пасмурно, дежурная воспитательница уже объявила, что прогулка отменяется. После обеда я, спросив разрешения у дежурной воспитательницы, пошла в библиотеку. А когда вернулась в спальню, там из двенадцати девочек было всего четверо. Это было грустно. Когда кто‑то может отправиться домой, оставшиеся чувствуют себя совсем одиноко. Хотя, посмотрев на остальных, я не заметила особой грусти. Три ученицы болтали о чем‑то, сидя на одной из кроватей. Еще одна сидела в комнате для занятий и что‑то увлеченно писала. Может быть, они уже привыкли, что их не берут домой… Или им достаточно того, что их завтра навестят родные — хотя всех ли?

Что ж, делать нечего, я достала учебники и пошла готовить уроки. Начала с естественных наук. В большой, выданной учителем небесной карте, нужно было обвести контуры главных созвездий. Работа эта была несложной, по крайней мере, для меня — в Анларде мы проходили созвездия еще в том году. Каждое из созвездий полагалось обвести своим цветом: Факел — синим, Конскую Гриву — желтым, Парус — красным.