Глубокий кризис республиканского государственного устройства и обособление армии создали предпосылки для установления военной диктатуры. Примитивно-коллегиальная форма управления огромным государством доказала свою неэффективность. Форма представительной (парламентской) власти еще не появилась на свет. Оставалось одно — возврат к монархии, но в новом качестве. Не к той царской власти, что на заре существования Рима предполагала все-таки акт народного избрания или выражения доверия, а к единовластию, опирающемуся на грубую военную силу.

Сулла достаточно наглядно показал, как это делается. И хотя сам он еще был в плену традиционных представлений о возможности «хорошей» сенатской республики и потому не захотел сохранить за собой неограниченную власть, его опыт бесспорно лег в основу будущей трансформации римского государства. Однако эта трансформация для своей необратимости требовала изживания многовековой республиканской традиции в сознании всего общества. Между тем нет ничего более инерционного, чем историческая традиция. Она изживается относительно быстро только в пожаре гражданской войны. Насущная необходимость коренного и безотлагательного изменения старого государственного устройства, с одной стороны, и его искусственное укрепление, совершенное Суллой, — с другой, обусловили неизбежность жестокой гражданской войны в Риме. Знакомство с ее главными персонажами ожидает читателя в следующей книге нашей истории.

Уважаемый читатель, следует предупредить тебя, что в этой книге, в отличие от 1-го тома, мне не удастся так же четко выстроить изложение исторического материала вокруг рассказов о судьбах отдельных знаменитых граждан древнего Рима. История Римской Республики растянулась на добрых пять веков. В ее «постлегендарный» период, на котором главным образом было сосредоточено наше внимание, одна яркая и сильная личность сменяла другую, как бы передавая из рук в руки эстафету лидерства в Риме. С деяниями этих лидеров легко было связать весь ход истории зрелой Республики, посвятив каждому из них отдельную главу.

Цепь гражданских войн, через которые пролегал трудный переход от Республики к Империи, укладывается примерно в полвека. На этом отрезке времени появляются почти одновременно несколько очень крупных фигур римской Истории. Достаточно назвать имена Помпея, Цицерона, Цезаря, Антония и Августа (при этом список лиц, достойных нашего внимания, далеко не исчерпан). Поэтому вынесение в названия глав этой книги определенных имен достаточно условно. Признаюсь, оно продиктовано стремлением автора сохранить конструкцию, которую вполне естественно будет использовать и в следующем томе, где в оглавлении появятся имена римских императоров. Впрочем, и здесь, выбирая название главы, я старался отдать предпочтение тому из выдающихся современников, кто в этот момент оказывался на авансцене исторических событий.

Имя Помпея уже упоминалось в самом конце предыдущей книги. Сразу после возвращения Суллы из Азии 23-летний Гней Помпей привел к нему три легиона солдат. Он их набрал на севере, в Пицене, где находились обширные владения его отца, снарядил на свои средства и провел с боями чуть ли не через всю Италию. Будущий грозный диктатор уважительно и с благодарностью назвал его при встрече «императором» (то есть победоносным полководцем. Напомню, что в ту эпоху слово «император» имело только такое значение). Легионы Помпея сыграли важную роль в обеспечении успеха похода Суллы на Рим. Затем юному императору была поручена ответственная миссия ликвидации остатков разгромленной армии «популяров» в Сицилии и Африке. Блестяще справившись с этой задачей, Помпей, впервые в Римской истории, еще не став сенатором, был удостоен торжественного триумфа. Сулла великодушно-иронически нарек его еще и «Магном», то есть «Великим». Это прозвище (уже без всякой иронии) сохранилось за Помпеем на всю жизнь. Кстати, двухлетнее пребывание вне Италии счастливо избавило его от соучастия в кровавом терроре, развернутом в эти годы Суллой.

Плутарх в биографии Помпея с явной симпатией несколькими штрихами набрасывает портрет молодого человека: «В юности Помпей имел довольно привлекательную внешность, которая располагала в его пользу прежде, чем он успевал заговорить. Приятная наружность соединялась с величием и человеколюбием, и в его цветущей юности уже предчувствовались зрелая сила и царственные повадки. Мягкие откинутые назад волосы и живые блестящие глаза придавали ему сходство с изображениями царя Александра». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Помпей, II)

Историк не называет Помпея красавцем. Судя по сохранившимся (правда, более поздним) скульптурным портретам, черты его крупного лица: низкий лоб, большой и широкий нос, массивный подбородок, — можно назвать мужественными, но не красивыми. Вместе с тем, хранящийся в Ватиканском музее мраморный бюст оставляет впечатление какой-то разлитой в этих чертах горечи недоумения или даже неуверенности в себе. Судя по всему, это — портрет Помпея в пожилые годы (в юности-то ему самоуверенности было не занимать. Вспомним хотя бы цитированный в первом томе его дерзкий ответ Сулле по поводу триумфа). Добавлю еще, что Помпей был высокого роста и атлетического телосложения. Отличную физическую форму ему удалось сохранить до конца дней. Даже готовясь к своему последнему, роковому сражению, он сам показывал новобранцам приемы ратного дела. По свидетельству того же Плутарха:

«Личный пример полководца имел громадное влияние на мужество воинов. Они видели, как пятидесятивосьмилетний Помпей Магн то состязался пешим в полном вооружении, то верхом, на полном скаку, ловко вытаскивал и вновь вкладывал в ножны меч, то в метании дротика показывал не только необыкновенную точность попадания, но и такую силу броска, что даже многие из молодых воинов не могли его превзойти». (Там же, XIV)

Несомненно, сохранить такую форму Помпею помогло то, что он никогда не был склонен к излишествам, которым предавались многие аристократы. Когда он уже был в зените славы и построил в Риме великолепный театр, то рядом велел пристроить для себя дом — до того скромный, что тот, кто стал его владельцем после Помпея, войдя в него впервые, с удивлением спросил: «Где же обедал Помпей Магн?»

Плутарх утверждает, что юный Помпей пользовался любовью сограждан. Он перечисляет его личные качества, служившие тому основанием: «...умеренный образ жизни, любовь к военным упражнениям, убедительность в речах, честный характер, приветливое обращение, так что никто не был менее его назойливым в своих домогательствах, никто не умел более приятно оказывать услуги нуждающемуся в них». (Там же, I)

Это перечисление относится к ранней молодости Помпея. После трех лет войны под руководством Суллы он, быть может, и не утратил приветливости, не научился назойливости, но, несомненно, обрел твердость характера, а главное — взлелеял свое честолюбие.

Гней Помпей родился в 106-м году до Р.Х. Его отец, знаменитый полководец Страбон, заслужил всеобщее осуждение и даже ненависть своим ненасытным корыстолюбием. Однако Гней, по-видимому, отца любил. Он с юных лет находился при войске под его началом. Когда однажды солдаты возмутились против своего командующего, юный Гней сумел удержать их от насильственных действий. Для воинов он был скорее «сын полка», чем сын полководца. Страбон умер в 86-м году, пораженный ударом молнии, и двадцатилетний Помпей уехал в свое наследственное имение в Пицене. Спустя три года неправедно нажитое богатство отца позволило Гнею укомплектовать те три легиона, с которыми он прибыл к Сулле.

Пополнив полученные ранее впечатления от знакомства с молодым Гнеем Помпеем, перейдем к событиям, которые начали разворачиваться после смерти диктатора. Вполне естественно, что в Риме, да и по всей Италии, стали подниматься из праха остатки антисулланской оппозиции. Либерально настроенные аристократы, оттертые от власти приближенными Суллы, ратовали за восстановление демократических порядков. Родственники казненных требовали возвращения конфискованных земель. Сословие «всадников» было недовольно исключением из суда присяжных. Недовольство знатных поддерживал и плебс — ведь Сулла отменил почти бесплатные раздачи хлеба и сильно урезал права народных трибунов. Власть и влияние укомплектованного Суллой сената подрывались. Надвигалось смутное время. Хотя пока что не раз отмеченные нами консерватизм и законопослушание римлян позволяли сенатскому сословию удерживать свои позиции. Более серьезная угроза для преемников Суллы заявляла о себе за морем, в Испании. Она именовалась Квинт Серторий.