Чтобы немногим затем перейти в простор Элизийский.

Время круг свой замкнет, минуют долгие сроки, —

Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи

Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный.

Времени бег круговой отмерит десять столетий, —

Души тогда к Летейским волнам божество призывает,

Чтобы, забыв обо всем, они вернулись под своды

Светлого неба и вновь захотели в тело вселиться».

(Там же, 723-751)

Анхиз показывает сыну ожидающие очереди души будущих знаменитых римлян от царей Альбы Лонги, потом Ромула до Юлия Цезаря и Августа, перечисляя эпизоды будущей истории Рима. Наконец, он приводит Энея и Сивиллу к вратам вылета снов и выпускает их, откуда «к спутникам кратким путем и к судам Эней возвратился».

Описание загробного мира было сделано великим поэтом столь ярко и убедительно, что в средние века его почитали колдуном и чернокнижником, действительно побывавшим в царстве теней. Поэтому-то Данте и избрал Вергилия проводником в своих скитаниях по кругам Ада.

Уважаемый читатель, следующая интерлюдия будет посвящена творчеству Овидия. Но ты не найдешь в этой книге ни биографий, ни фрагментов из произведений двух других великих поэтов — современников Августа, Лукреция и Горация. Во избежание упрека в неуважении к их наследию считаю нужным объясниться.

Замечательная и очень большая (почти семь с половиной тысяч строк) поэма Лукреция «О природе вещей» является непревзойденным по полноте изложением материалистической философии древности и взглядов великого Эпикура. Пересказ ее идей выходит за рамки нашей книги, а цитирование отдельных фрагментов этого внушительного и стройного целого вряд ли целесообразно.

Теперь о Горации. Должен признаться, что поначалу я написал посвященную ему интерлюдию. В своих сатирах, этюдах (двустишиях), одах и посланиях Гораций достиг, по мнению современных латинистов, высочайших вершин поэтического творчества, но ... переводу на русский язык его стихи плохо поддаются. Художественная манера Горация намного сложнее, чем у Вергилия. Стихотворные строки, входящие в состав строфы, различаются по своей метрике. Повторяющейся метрической единицей стиха является целая строфа. Поэт использует около двадцати различных вариантов ее построения. В содержании стихотворений преобладает похвала миру, душевному покою и достаточности скромного существования человека. Однако даже в превосходных, по мнению специалистов, переводах М. Гаспарова стих Горация воспринимается с трудом. Поэтому я решил интерлюдию, посвященную Горацию, опустить. Тех, кого это огорчит, позволю себе отослать к сборнику стихотворений Горация (издательство «Художественная литература», 1970 год) с интереснейшей вступительной статьей и комментариями переводчика. Но не могу не привести здесь, в порядке исключения, оду «К Мельпомене». Ведь это — предшественник всех написанных последующими поэтами «Памятников».

«Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон[4] лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет — время бегущее.

Нет, не весь я умру, лучшая часть меня

Избежит похорон. Буду я вновь и вновь

Восхваляем, доколь по Капитолию

Жрец верховный ведет деву безмолвную.

Назван буду везде — там, где неистовый

Авфид[5] ропщет, скудный водой, где Давн[6], царем

Был у грубых селян. Встав из ничтожества,

Первый я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись, и, благосклонная

Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу».

(Гораций. Оды. Книга 3, № 30 «К Мельпомене»)

Те, кто немного знаком с римской историей, представляют Тиберия, скорее всего, в виде, мягко говоря, отталкивающем: старик на восьмом десятке, укрывшийся от глаз людских на острове Капри, предается там какому-то не очень понятному для такого возраста разврату. А тем временем в Риме по его распоряжению, во исполнение страшного своей неопределенностью закона «об оскорблении величия» непрерывной чередой следуют казни и вынужденные самоубийства видных людей государства. Но ведь старец был когда-то молодым человеком, не лишенным достоинств. Как объяснить такую деградацию личности? Почему не закончил он свои дни так же, как его отчим, император Август — окруженным всеобщей любовью и умиротворенным патриархом? Впрочем, если об этой все простившей любви народа мы уже говорили, то об умиротворенности на склоне лет можно судить, узнав о последнем часе жизни Августа. Между тем, первая глава книги закончилась описанием апогея его владычества. Это сделано преднамеренно. Сейчас мы изучим вторую половину правления первого римского императора. Но одновременно будем внимательно наблюдать и за судьбой Тиберия — пока что только императорского пасынка и полководца. Впрочем, именно в качестве полководца он начинает играть, пожалуй, главную роль в римской истории.

Итак... розовый отблеск на кровлях, колоннах портика и белоснежной тоге Августа вдруг погас. Солнце исчезло, не дойдя до края горизонта. Поглотив его, по небу с запада поднималась иссиня-черная грозовая туча... Так (по Булгакову — не отрицаю) завершалась церемония провозглашения Августа великим понтам фиком... Подобно грозовой туче, надвигалась на великого и счастливого императора черная полоса несчастий, утрат и разочарований.

В том же 12-м году до Р.Х. неожиданно, на пятьдесят втором году жизни умер блистательный полководец, верный друг, зять и надежная опора Августа — Марк Агриппа. В следующем году скончалась любимая сестра Октавия.

...Тревожные мысли одолевают Августа. Агриппа умер не на поле боя — в своей постели. Они с ним однолетки. Истинный римлянин не боится смерти... Но что будет с империей? Кто завладеет властью в Риме? ... Внуки еще так малы. Нужно подыскать им отчима. И только в своей семье... Тиберий?! Он женат, но что с того? ... Если Августа призовут боги, Тиберий сможет заменить его до тех пор, пока мальчики не встанут на ноги. Заодно он сумеет обуздать беспутство Юлии... Ливия за ним присмотрит. Она любит сына, но волю покойного супруга исполнит. Ее слово нерушимо — он в этом успел убедиться за четверть века, что они живут вместе... Во главе римского государства должен оставаться род Юлиев! Похоже, Тиберий очень любит свою жену и маленького сына. Но интересы Рима превыше всего!.. Август приказывает Тиберию развестись с Випсанией и жениться на Юлии...

Мрачные мысли не оставляют императора. Близится к концу сооружение Алтаря мира, а мира все нет. Война с придунайскими племенами не закончилась выходом к верховьям великой реки и образованием двух новых провинций. Чтобы обезопасить от набегов варваров соседние с Италией Далматию и Иллирик (нынешняя Югославия), пришлось двинуться ниже по течению Дуная. Сейчас Тиберий заканчивает покорение обширного края к югу от его среднего течения. Там решено создать еще одну провинцию — Паннонию (примерно нынешняя Венгрия). Военные действия длились четыре года, а нет уверенности ни в долговременной покорности побежденных, ни в том, что зимой по льду Дуная с севера не нагрянут новые полчища варваров. Впрочем, Тиберий — молодец и сделал все, что было возможно.

В Германии дела немногим лучше. Младший пасынок, Друз, как полководец не уступает брату. Он уже прошел далеко за Рейн. Но это вовсе не означает, что разбросанные среди дремучих лесов дикие германские племена покорились. Тем не менее, в 10-м году Рим встречал Друза овацией (малым триумфом). В следующем году происходит торжественное освящение Алтаря мира. Тиберий, тоже с овацией — за Паннонию — возвращается в Рим. Друз избран консулом и вновь убывает в Германию, чтобы погибнуть глупейшим образом — в результате неудачного падения с лошади. Главнокомандующим римского войска в Германии назначен Тиберий. Он должен завершить усмирение этого дикого края...