Заржавленных санок в баронском имении хватило на всех. Дети визжали от восторга. Беатрис, одетая в старую куртку с капюшоном, тащилась в самом хвосте процессии, которая весело двигалась по крутому склону холма. Обычно здесь виднелась желтая пожухлая трава, но снег все застелил чистой ровной белой пеленой. Постепенно, несмотря на возмущение поведением Ральфа, общее задорное настроение передалось Беатрис. Холод жег щеки, но метель внезапно утихла и солнце проглянуло сквозь серую мглу. Ральф, вероятно, уладил и это…

— Когда мы были детьми, мы обычно катались именно здесь, — сказал Ральф, оглядывая холм с задумчивым видом. — Устроим соревнования и посмотрим, по-прежнему ли быстры санки.

Мальчишки с радостью согласились, но Софи в последний момент струсила и сказала, что поедет с дядей Ральфом. Таким образом, освободились санки для Беатрис. Она поставила их в одну линию с другими, уселась; все ждали, когда Ральф подаст сигнал, и в следующую минуту уже летели вниз, подпрыгивая на ухабах, заливаясь смехом по поводу и без повода.

Беатрис никогда не видела Ральфа таким раскованным. Он бережно прижимал к себе Софи, и она бессознательно позавидовала своей воспитаннице. Случайно девушка поймала его улыбку: пьянящее веселое тепло закружилось внутри, отметая обрывки грустных мыслей.

Они втащили санки на холм и снова полетели с горы. Мальчики внизу столкнулись и повалились в снег, визжа и брыкаясь, но это только усилило общий запал. В третий раз Софи решила ехать одна.

— Возьми санки у Беатрис, — посоветовал Ральф, — они легче остальных. Трикси может поехать со мной.

Ральф, усевшись, похлопал по деревянному сиденью. С чопорными ужимками она последовала за ним. Беатрис честно старалась не прикасаться к нему, но руки Ральфа, обвившись вокруг ее талии, уже расправляли веревку перед стартом.

Беатрис ощущала его горячее дыхание, пока они ждали, чтобы Софи скатилась вниз. Когда девочка, подпрыгнув, завопила от восторга и дала им сигнал, Ральф крепко прижал к себе Беатрис, изо всех сил оттолкнулся ногами, и они помчались.

Санки летели с бешеной скоростью, но Беатрис было совершенно не страшно, хотя она и визжала как ребенок. Всем своим существом она чувствовала сильное тело Ральфа, слышала шуршание полозьев по снегу, встречный ветер обжигал их лица, и она была невозможно, непередаваемо счастлива в его надежных, волнующих объятиях. Наконец, накренившись, санки остановились. Сказочное путешествие закончилось, Ральф потянулся, чтобы помочь ей подняться.

В его глазах было странное, непонятное выражение. Казалось, Ральф очень серьезно о чем-то задумался. Может, она вновь ему досадила?

Сообразив, что все еще держится за его руку, Беатрис разжала пальчики и обернулась к детям, которые затеяли игру в снежки на вершине холма. В них невозможно было узнать бледных нытиков, насильно оторванных от телевизора меньше часа назад.

— Какой же вы молодчина, Ральф, что вытащили их сюда, — сказала она, — все дико довольны. — Беатрис заколебалась, стряхивая с брюк налипший снег. — Извините, что я ворчала по этому поводу.

— Это я должен просить прощения. Совсем закопался со своим манускриптом, забросил ребятишек. Но, честное слово, буду исправляться.

Они немного отошли в сторону и несколько минут в молчании наблюдали за детьми.

— Должно быть, эта картина многое вам напомнила? — тихо спросила Беатрис.

— Да, — кивнул он, — нас тоже было трое.

— Трое? — удивилась Беатрис. — Я считала, что Сара — ваша единственная сестра.

— Правильно… Рональд был моим кузеном. — Ральф не сводил глаз с маленькой фигурки Эндрю, шустро карабкающегося с санками вверх по холму. — Брат погиб в автомобильной катастрофе одиннадцать лет назад.

Теперь Беатрис припомнила, что Мария что-то рассказывала о Рональде.

— Извините, — сочувственно произнесла она. — Вы были очень близки?

— Я преклонялся перед ним. Рональда любили все. Ум, врожденное благородство… отличный спортсмен. Вообще брат был разносторонне талантлив. Он обладал каким-то дерзким очарованием, которому большинство людей не в состоянии противостоять. Рональд никогда ничего не делал наполовину. Если он бывал счастлив, то счастлив сполна, а уж если расстраивался, то доходило до глубин отчаяния.

Ральф умолк, словно с ним что-то произошло, и, сдвинув брови, посмотрел на Беатрис.

— По своей поэтической натуре он чем-то похож на вас, — сказал Ральф медленно. — В нем не было никакой сдержанности, когда Ронни врывался в комнату, все вокруг словно освещалось.

Это признание захватило ее врасплох. Беатрис в замешательстве потупилась, с трудом подыскивая нужные слова.

— Ваш брат был незаурядным человеком в отличие от меня, — твердо прибавила она.

— Да… да… — Ральф, похоже, толком не слышал ее. — Мне было одиннадцать, когда мы переехали в Кроуфорд после гибели родителей. Саре — едва восемь, для нас это были скверные времена, но Рональд снова вернул нас к жизни. Большинство шестнадцатилетних подростков не стали бы возиться с малышней, но он занимался с нами каждый день напролет. Ронни учил нас ходить под парусом, лазить по горам, а зимой мы катались здесь. Думаю, наша дружба… — Он безотчетно взял Беатрис под руку. — Мы были очень близки, пока… — Ральф всецело ушел в свои воспоминания, все сильнее сжимая ее локоть, но внезапно очнулся и совсем по-детски виновато склонил голову. — Потом Ронни погиб, — чуть слышно вымолвил он.

Невольно Беатрис теснее прижалась к нему.

Она залюбовалась на Эндрю и Патрика, извозившихся в снегу, забыв, что мальчишки давно могли промочить ноги. Воображение рисовало ей маленького Ральфа, чем мир был беспощадно перевернут вверх дном, и Рональда, который внес в его душу тепло и свет, когда тот больше всего в этом нуждался.

— Не понимаю… — наконец отозвалась она. — Вы кажетесь такой неотъемлемой частью Кроуфорда, что я предполагала, что вы всегда жили здесь.

— Нет.

Глаза Ральфа остановились на очертаниях замка.

— Кроуфорд всегда принадлежал Рональду.

— Так поэтому вы годами путешествовали? Потому что Кроуфорд не был по-настоящему вашим домом?

Спросила и осеклась, испугавшись, что зашла слишком далеко, что такое назойливое вторжение вряд ли понравится Ральфу. Поначалу показалось, что он вообще не собирается отвечать. И кто ее просил соваться не в свое дело? Вечно все испортишь!

— Может быть… — сказал он, явно не желая раскрывать подробности.

Беатрис опять не сдержалась:

— Так вы думаете продать Кроуфорд?

— Про-дать?

Ральф оскорбленно подобрался.

— Почему бы и нет? Вы проводите больше времени за границей, чем здесь, содержать замок стоит кучу денег, и если вы не чувствуете его своим родовым гнездом…

— Я не говорил этого, — резко оборвал он. — О продаже Кроуфорда не может быть и речи, сколько бы мне ни стоило его содержание. Даже если я сам не хочу жить здесь, я обязан сохранить фамильный дом для Патрика. Если у меня не будет собственного сына, то сделаю все возможное, чтобы он унаследовал Кроуфорд.

Беатрис поймала себя на том, что она не хочет думать о сыне Ральфа, и сосредоточилась на Патрике.

— Вы думаете, Патти захочет жить здесь? — спросила она с сомнением.

— Да, если будет проводить больше времени, постигая историю нашего рода, и меньше балдеть перед телевизором. Мне нужно серьезнее заняться этим, я знаю.

Предельно четкий ответ на конкретный вопрос. Крыть нечем… Если бы оставалась хоть самая зыбкая надежда на то, что продажа не исключена, она могла бы подбирать почву для переговоров, но мосты сожжены. Остается с чистой совестью отчитаться перед Джерри. Ему придется подыскать для своей затеи другое место. Кроуфорд не продается.

Нагулявшаяся по одури компания вразброд возвращалась в замок. Беатрис притихла. До сих пор в отношениях с Ральфом она была предельно эгоистичной. Для нее существовали только собственные чувства, надуманные страдания. А что же испытывает он сам? Сегодня Ральф предстал перед ней с другой стороны: одинокий мальчик, подавленный смертью родителей, трогательно льнущий к старшему кузену… Было время, когда Ральфу, как и ей, Кроуфорд иногда казался холодным и пугающим. Судьбе было угодно, чтобы он занял место Рональда, который был ему дороже всего на свете.