Дети из последних сил бежали впереди, но смеялись так заразительно, что от души хотелось к ним присоединиться. Уже начинало темнеть, медленно кружась, огромными мягкими хлопьями падал снег. Все дышало необычайной чистотой, свежестью.
— Совсем как на старинной праздничной открытке, — сказала она Ральфу и, охваченная предчувствием праздника, начала не слишком мелодично напевать рождественскую песенку.
Услышав заветные куплеты, ее питомцы остановились, дожидаясь, когда солистка подойдет поближе, чтобы хором подхватить припев про пять золотых колокольчиков. Одна песня сменяла другую, и, отряхивая у двери ботинки от снега, они все еще продолжали импровизированный концерт. Беатрис снова почувствовала себя ребенком. Много лет прошло с тех пор, как Рождество воспринималось как настоящее чудо.
— Можно нам купить елку? — робко спросила она Ральфа.
— Конечно нет, — сказал он и усмехнулся, увидев ее разочарование. — Зачем платить за дерево, когда в имении их полно. Я распоряжусь, и нам принесут.
— А как насчет игрушек? — воспрянула Беатрис, пытаясь убедить себя, что дыхание у нее перехватило от беспрерывного пения, а вовсе не от его улыбки.
— В этом я не уверен… но что-нибудь придумаем.
Ральф открыл дверь, и дети как щенята ввалились в холл.
— Конечно, елочных украшений было полно. Но с тех пор как здесь последний раз праздновали Рождество, прошло столько лет, что я не представляю, где все это может быть, хотя не думаю, что игрушки выбросили. Давайте поищем их завтра, если хотите.
Софи требовательно потянула его за рукав.
— Нам так хочется поискать сегодня…
— Завтра, — потрепал ее по головке Ральф.
— Ну, пожалуйста…
— Я не буду повторять дважды, — непреклонно сказал он и посмотрел на Беатрис, растроганную мольбой Софи, которой казалось, что мир рухнет, если она немедленно не найдет игрушки.
Лицо Беатрис сияло, глаза горели, несколько не успевших растаять снежинок запутались в волосах. Вся она лучилась энергией.
— Что-нибудь случилось? — спросила она нерешительно.
— Нет! — отрезал Ральф почти грубо, повернувшись, чтобы уйти.
Сделав несколько шагов, он остановился у ступенек, ведущих в кухню, и с хмурым видом обернулся.
— Вы свободны в любой вечер, когда пожелаете, — заявил он отрывисто, словно эта мысль весь день докучала ему. — Можете воспользоваться телефоном в моем кабинете, если хотите позвонить своему доктору.
Пожав плечами, Беатрис пошла переодеться. Она была сильно обескуражена: что его так разозлило? Если Ральф не хочет, чтобы она уходила, то нужно просто сказать об этом.
Устало стягивая куртку, Беатрис размышляла о том, что, как ни парадоксально, гораздо легче выносить постоянно сердитого Ральфа. По крайней мере, ясно, как себя вести. А так сплошная путаница, нечто на грани равнодушия, симпатии, ненависти. Это выбивает из колеи.
Вечер в компании добродушного, жизнерадостного Чака внесет в ее жизнь приятное разнообразие, уговаривала себя Беатрис. Однако самовнушение, надо признаться, действовало слишком условно.
Чак был в восторге, когда Беатрис позвонила ему, и условился заехать за ней на следующий день в семь часов вечера.
— Надеюсь, вы не потратите много времени понапрасну? — ядовито обронил Ральф, когда она спустилась вниз сообщить ему об этом.
— Но вы же не возражали, — холодно напомнила Беатрис.
Он неровными кусками резал хлеб, причем Нож почему-то походил на армейский тесак.
— Я не ожидал, что вы будете столь безрассудны, чтобы потащиться на дурацкое свидание.
— Если это неудобно, я позвоню Чаку и договорюсь на другой вечер… — бесстрашно начала она, но Ральф прервал ее, с размаху всадив нож в кухонный стол.
— Нет, нет, идите, коль вы уж так страстно хотите его видеть.
Беатрис сочла за лучшее замолчать. Если ему хочется побеситься, то пусть! Она приготовила чай и собрала тарелки. Ральф, закрывшись газетой, игнорировал ее до тех пор, пока легкое постукивание вилкой по столу не вывело его из терпения. С проклятием он скомкал газету и вскочил со стула. Беатрис вызывающе встретила его разъяренный взгляд, продолжая хладнокровно постукивать вилкой. Какое-то время они вели эту безмолвную дуэль, затем вдруг оба сообразили, что окончательно впали в детство, и рассмеялись над абсурдностью ситуации.
— Ради бога, простите… — начал Ральф, едва отдышавшись, — я совершенно не возражаю, чтобы вы ушли завтра вечером.
Это было совсем не то, что Беатрис подсознательно хотела услышать.
Измученные непривычно бурным времяпровождением, дети без сопротивления отправились спать. Пожелав им спокойной ночи, Беатрис упала в кресло и сбросила туфли. Она действительно утомилась, но радость свежего воспоминания, когда Ральф смеялся вместе с ней, все еще бродила в крови.
Теперь он сидел напротив, по-барски вытянув ноги к огню, рассеянно потягивая виски. Непостижимая связь, которую они почувствовали после разрядки своей трагикомической ссоры, отступала в небытие. Но и враждебная атмосфера бесследно растворилась.
Там, снаружи, тьма и холод, а в гостиной тепло и уютно, почти как дома. У Беатрис появилось ощущение, что они одни, совсем одни в полукруге света, отгородившиеся от остального мира, а время, всесильное время, вынуждено замедлить свой неумолимый бег.
Как и тогда, он наклонился, чтобы подбросить в огонь дрова, и у нее от волнения перехватило дыхание. Пламя затрещало, затем вспыхнуло с новой силой, отбрасывая на его лицо колеблющиеся тени. Есть в нем что-то неуловимое, подумала Беатрис, сквозь прикрытые ресницы наблюдая за Ральфом. Вот он нагнулся к камину, поднял голову, губы тронула легкая улыбка. Успеет ли она сложить картинку из этой мозаики? Узнает ли, какой он на самом деле, Ральф Маккензи?
Нет, ей отведен ничтожно малый срок. Как можно за месяц постичь другого человека, не говоря уже о такой сложной натуре, как Ральф? Безысходная печаль охватила Беатрис: она никогда не поймет его до конца. Его душа, загадочные перепады его настроений… все это останется для нее непостижимой тайной.
Страстное желание обрести с ним близость было столь неодолимо, что Беатрис испугалась, что позорно выдаст себя. Для Ральфа она всего лишь незнакомка, волею судьбы попавшая в Кроуфорд, да еще нарушающая его привычный уклад. Самозванка.
Неожиданно чудовищность ее поведения поразила Беатрис. Она была так самонадеянна в стремлении любой ценой добиться своего и выслужиться перед Джерри Куином, что не допускала мысли о чувствах Ральфа. Занять место Терезы показалось ей хорошей идеей, она лихо отбрасывала все возражения, чтобы достичь собственной цели, совершенно не думая о других. Она была не просто эгоистична, но преступно безответственна, безрассудна, и если бы Ральф узнал правду, он с первым же поездом отправил бы ее домой. Другого она не заслуживает.
Снедаемая чувством вины, Беатрис уже готова была признаться во всем и умолять о прощении, но быстро опомнилась. С репутацией Терезы будет покончено, если в агентстве узнают, что она сделала. Беатрис закусила губу. Тереза не хотела, чтобы подруга заняла ее место, и позволила уговорить себя вопреки здравому смыслу.
Если она сейчас откроется Ральфу, то принесет карьеру Терезы в жертву своему душевному спокойствию, уныло рассуждала Беатрис. Ей в первую очередь надо позаботиться о том, чтобы не навредить подруге, а значит, она должна всеми силами продолжать начатую игру. Беатрис еще более сникла. Теперь ей казалось противоестественным вожделенное сотрудничество с Джерри Куином. Неужели она действительно хотела стать сомнительной фавориткой в его офисе? И ни на что большее она не способна?
Ее глаза вновь обратились к Ральфу, и сердце болезненно сжалось. Не надо думать о нем, зачем травить себя понапрасну? Для нее здесь нет будущего, и чем скорее она поймет это, тем лучше. Сара скоро вернется из Канады. И Ральф со вздохом облегчения посадит незадачливую гувернантку в поезд до Лондона. Единственное, чем она могла компенсировать обман, это честно отработать по контракту.
