Лицо Как сквозь застывшую поливу — Лицо на жизненном пиру: Нерасположенность к порыву, К отзывчивости и к добру. Замедленная неумелость Хотя б задуматься в тиши. Почти уже окаменелость — Во всяком случае души. Лауреат Тут премия на вас упала, словно манна, И хоть во всем другом вы вовсе не слепой, Вы стали утверждать в пылу самообмана, Что это нынче к вам пришло само собой. Пришло само собой, и вы небрежно-рады, Спокойны и горды, что видно по всему… Но домогаться так настойчиво награды — Как поздравленья слать себе же самому. Подлецы Вот говорят: подлец. Легко ли быть им! Но мы поражены в конце концов Той странной откровенностью, что видим У профессиональных подлецов. Помрут — кто от инфаркта, кто от рака,— Отвалятся — кто позже, кто скорей,— Но как они заботятся, однако, О скверной репутации своей. На маневрах Спросил сержант: — А где ефрейтор? У бабки около дверей. Та рот раскрыла: — Где еврей-то? Да не пойму я, кто еврей… Про поросенка или просо Все знала старая насквозь. Национального вопроса Касаться лично не пришлось. Глухомань Здесь рыбы полно От ряби по дно В холодных озерах. Здесь дело, оно Со словом — одно И дремлет во взорах. Здесь неба холсты Сквозят с высоты В заросший овражек. Здесь бабы просты, Да больно толсты От ряшек до ляжек. Частушки Эти чистые девчушки Посреди полей ночных Пели дерзкие частушки — Совершенно не про них: «Мы знакомы аж три дня, Дорогой товарищ. Жду, когда же ты меня На постель завалишь…» А мальчоночка их лет, Абсолютный паинька, Выкамаривал в ответ — Услыхала б маменька! «В синяках я где попало, Вот какое правило. Медсестричка целовала, Будто банки ставила…» Но слова сквозь лунный дым И поля осенние Не имели как бы к ним Вовсе отношения. Взор Хмур и зол,— Пусть плаха! — Долгий взор Без страха: «По ночам Завою. Все отдам За волю…» То ли волк В загоне, То ли вор В законе. Тоска Порой тоска Накатывает, как изжога, Издалека Волною горечи и шока. Запомнишь ты Не столь душевное мученье, Сколь тошноты Физическое ощущенье. Невмоготу Опять тащиться поневоле Сквозь немоту Почти телесной этой боли. Потом пройдет. Заметишь розочки обоев. Но липок пот, И ноет все, как от побоев. «Лесная поляна…» Лесная поляна. Березы в осеннем огне. Как вспомню про Яна, Так худо становится мне. Пропал, словно искра, В пучине сгустившейся тьмы. Убрался так быстро, Что и не опомнились мы. Молчком за собою Высокую дверь притворил И лишь над землею Оставил шуршание крыл. «Сколько пили с Яном…» Сколько пили с Яном В разные года, Не видал я пьяным Яна никогда От вина, положим, И не от вина. Ведь любым прохожим Жизнь его видна — Чукчам ли, рижанам… Где б он ни бывал, Общим обожаньем Били наповал. Улыбалась Ялта, Скрытно взор скосив: — Посмотрите, Ян-то Как у нас красив! И сквозь все сквозь это Шел он налегке... Ну, а то, что спето, Слышно вдалеке. Песенка памяти Яна Песенка памяти Яна, Спетая под фортепьяно, Пусть над землей прозвучит. Горько, что сам он молчит. Спорить не будем о вкусах. Но почему на Миусах Клен шелестит, а окно Не открывают давно? Ходят печальные вести, Что тебя нету на месте, Что ты шагнул за порог — И над тобой бугорок. Что же скажу я покуда? Нам без тебя очень худо. Что же скажу я, скорбя? Нам не хватает тебя. Смутно, при свете улыбок, Музыки слышу обрывок. Прошлым я вдруг обуян: Это, по-моему, Ян. Нет, это музыка только Нами уловлена тонко. Все-таки это не он — Только мелодии стон. |
