Центральный комитет национальной гвардии, освобожденный от ответственной миссии, возложенной на него революцией 18 марта, заявил в декларации, опубликованной 30 марта также в «Journal Officiel»:

«Граждане!

«Мы передали в ваши руки дело, которое вы поручили нам организовать, и в этот последний момент нашего кратковременного пребывания у власти, прежде чем окончательно вернуться к функциям комитета национальной гвардии, функциям, от которых нас отвлекли события, мы хотели бы сказать вам несколько слов благодарности…

После двадцати лет спячки Франция должна отрешиться от прежних слабостей и тирании и возродиться благодаря миру, свободе и упорному труду. Что касается свободы, то ваши нынешние избранники смогут надежно гарантировать ее вам и упрочить ее навеки; труд же – это дело ваших рук…»

В ходе обсуждения доклада об итогах выборов был поставлен и урегулирован ряд вопросов.

Прежде всего Коммуна решила, что мандат депутата версальского Собрания и мандат члена Парижской Коммуны несовместимы.

Кроме того, она постановила, что членами Коммуны могут быть также иностранцы, поскольку ее знамя – это

«знамя Всемирной республики». Таким образом, избрание рабочего-ювелира венгра Лео Франкеля было признано законным.

29 марта во время второго заседания, состоявшегося в этот день, Коммуна приняла различные декреты. Она постановила:

В области военных мероприятий отменить рекрутский набор,

запретить создавать или вводить в Париж какие бы то ни было вооруженные силы, кроме национальной гвардии,

зачислить в обязательном порядке всех пригодных к службе граждан в национальную гвардию.

В социальной области

освободить всех жильцов от внесения квартирной платы за три терма (квартала), начиная с октября 1870 года [86]

освободить съемщиков меблированных комнат от внесения задолженности по квартирной плате,

приостановить продажу вещей, заложенных в ломбарде.

В общеполитическом плане

объявить недействительными приказы версальского правительства.

Это было сделано в такой форме:

«Граждане!

Будучи в настоящее время единственной властью, Коммуна постановляет:

Ст. 1. Служащие различных общественных учреждений отныне должны считать недействительными и не имеющими законной силы приказы и распоряжения, исходящие от версальского правительства или от его приверженцев.

Ст. 2. Всякий чиновник или служащий, который не подчинится этому декрету, будет немедленно уволен».

Эти меры свидетельствовали о том, что новые избранники Парижа, водворившиеся в Ратуше, не собирались ограничивать свою деятельность только муниципальными делами, но действовали как новое правительство, противопоставлявшее себя версальскому правительству. Таким образом, силою вещей Парижская Коммуна вынуждена была выйти за рамки муниципальных функций, в которых ее хотели удержать некоторые из ее членов.

Вот почему с первых же дней существования нового парижского Собрания из него вышло несколько членов, избранных 26 марта.

Уже на другой день после своего избрания три представителя IX округа – Э. Демаре, Э. Ферри и Г. Наст – отказались от своих мандатов [87]. За ними вскоре [88] последовал Тирар, избранный во II округе; он предпочел мандат депутата версальского Собрания мандату члена Парижской Коммуны.

30 марта во время первого заседания Коммуны поступило три новых заявления об уходе, исходившие от Мелина и Адана, избранных в I округе, и от Робине, избранного в VI округе.

На втором заседании 30 марта стало известно о новом отказе от мандата члена Коммуны; на этот раз то был Леруа, избранный от VI округа.

Некоторые члены Коммуны обратили ее внимание на происки реакционеров в Париже и предложили предоставить в распоряжение Бержере необходимые силы, чтобы пресечь эти происки.

В ходе того же второго заседания 30 марта Коммуна приняла декрет о том, что ее члены будут осуществлять административное управление своими округами; им предлагалось подобрать себе в помощь и под свою ответственность комиссию для ведения текущих дел.

Был принят также декрет о снятии ареста, наложенного на книги и кассы пяти страховых компаний («Насиональ», «Юрбен», «Феникс», «Женераль», «Юнион»). Но изъятые суммы не подлежали возвращению.

Все это соответствовало желанию большинства парижского народа. 31 марта в «Journal Officiel» было опубликовано заявление Центрального комитета 20 округов Парижа, полностью одобрявшее декреты Коммуны о квартирной плате, рекрутском наборе и заложенных в ломбарде вещах.

Здесь необходимо сделать одно разъяснение по поводу «Journal Officiel». Номер 88-й этой газеты от

марта вышел под названием «Journal Officiel de la Republique Franсaise» («Официальная газета французской Республики»). А 30 марта газета вышла под названием «Journal Officiel de la Commune de Paris» («Официальная газета Парижской Коммуны») и была помечена номером первым. Однако 31 марта она снова вышла под названием «Journal Officiel de la Republique Francaise» и была помечена номером 90.

Согласно протоколу первого заседания Коммуны от марта, гражданин Курне предложил Коммуне решить, сохранить ли за «Journal Officiel» название «Journal Officiel de la Republique Francaise» или же дать ей название «Journal Officiel de la Commune de Paris». В результате обсуждения, в котором приняли участие Гупиль, Бийорэ и Рауль Риго, Коммуна постановила сохранить название «Journal Officiel de la Republique Francaise».

Изменение названия, произведенное 30 марта, свидетельствовало о том, что Коммуна не заняла еще твердой позиции в отношении версальского правительства. По-видимому, она еще не решалась противопоставить правительство парижской Ратуши правительству версальской префектуры, хотя законность последнего была весьма сомнительна, поскольку оно было создано в результате выборов, проведенных в условиях оккупации пруссаками значительной части территории страны. Ктому же эти выборы были организованы органами власти, которые кишели бонапартистскими агентами. Наконец, полномочия Собрания были ограничены решением вопроса о мире.

Изменение названия выпуска «Journal Officiel» от 30 марта, придававшее парижской революции узколокальный характер, было, несомненно, ошибкой. Но благодаря большому политическому чутью Коммуны эта ошибка была исправлена в тот же день.

Присвоив собранию, избранному в Париже 26 марта, название Парижской Коммуны, новые избранники на-

рода действовали, несомненно, под влиянием исторических воспоминаний. Они думали не столько о средневековых коммунах, которые являлись в свое время мощным орудием в руках третьего сословия в его борьбе против феодального общества, сколько главным образом о Парижской Коммуне, которая в 1791-1793 годах сыграла огромную роль в поступательном развитии Французской революции, «душой, двигателем и очагом» которой, по выражению Жюля Геда, она была.

Коммуналистские настроения, ощущавшиеся среди революционеров 18 марта, несомненно, помогают нам понять недостаток наступательного духа, проявленный Коммуной после революции 18 марта, когда вся обстановка требовала немедленного наступления на версальцев, силы которых были крайне ограниченны.

Коммуналистские настроения нашли отражение даже в прокламации, с которой Коммуна обратилась 6 апреля к департаментам. В ней говорилось:

«Вас обманывают, братья, когда вам говорят, что Париж хочет управлять Францией и осуществлять диктатуру, которая была бы отрицанием национального суверенитета… Париж стремится лишь основать Республику и завоевать себе коммунальные вольности… Если Парижская Коммуна, к своему великому сожалению, вышла за пределы своих обычных функций, то она была принуждена к тому войной, развязанной версальским правительством… Париж желает лишь одного – замкнуться в своей автономии, исполненной уважения к равным правам других коммун Франции».