Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

При отце она была все же другой, более робкой и стеснительной, покорялась ему, как малый ребенок. Бывало, стоит оторопело и слушает отца, сама радуется, словно первый раз его видит.

Когда пришло известие о гибели отца, она чуть с ума не сошла. Утром встанет и навзрыд плачет. В коровник или на дойку сходит — опять в слезы. Так дотемна и сидит, вытирает щеки и сморкается. Велит Юрке зажечь керосиновую лампу, достанет письма и, всхлипывая, по слогам поет. Отец с войны писал аккуратно, даже когда руки отморозил. С этого вся его беда и пошла.

Почерк у него, как и положено учителю, красивый, круглый и разборчивый. Предложения длинные и понятные, слова добрые, умные. Мамка об этом не один раз говорила и сильно упрекала Юрку:

— Бестолочь! Хоть бы от отца главную жилку взял…

В ту пору часто заходил председатель сельсовета посочувствовать, горюшко мамкино поутешить. Отца он уважал сильнее других, считал его самым образованным в Ижовке, ни разу на «ты» к нему не обратился. Отец часто ходил в сельсовет заседать на исполкомах, решать важные школьные дела. Домой возвращался поздно. Заводил с мамкой негромкие разговоры, словно отчитывался перед ней за свой сельсовет. Она тогда не работала, растила Юрку. Присматривала, следила за ним, много хлопотала по дому и хозяйству. С раннего утра она всегда на ногах. От печки исходит вкусный запах. На стуле приготовлены, как для парада, выглаженные рубашка и костюм отца, начищенные гуталином стоят штиблеты. Мамка накормит его, соберет и проводит до угла.

Когда у отца час-другой свободен, это время Юркино. Любо-дорого было слушать занятные истории и стихи, которых отец знал наизусть несчетное количество.

Раньше с приходом первых весенних дождей для Юрки наступал праздник. Бежит по лужам, мокнет под дождем, пляшет под тучкой. Мамка увидит — поворчит. Отец посмотрит — улыбнется. А Юрка надрывается во всю мочь:

Дождик, дождик, пуще!
Я прибавлю гуще!

Теперь многое ушло. Радость лишь около да рядом с Юркой ходит. Потерялась охота плясать по лужам, пить с неба дождь и звать к себе тучку.

Юрка сидел в палисаднике и смотрел вверх. В чистом небе растянулись гуськом перистые облака. Даже если солнышко зайдет за них, жара все равно не спадает. Нежные облака эти застыли в небе добрыми предвестниками.

По всем приметам, быть завтра хорошей погоде. На деревне об этом тоже говорят, потому что собираются на гулянье. У кого выходной, у десятиклассников последняя школьная вечеринка. Для всех праздник будет.

Через несколько часов солнце опять спрячется за горизонт. Будет еще светло, но исчезнут тени. Вернется с фермы усталая мать, и станут они с Юркой вечерять.

Где-то протарахтела «Раиска».

По улице с совхозным трактористом шел председатель сельсовета. Он так и не собрал свои дрожки после грозы. Тракторист топтался вокруг него, поднимая яловыми сапожищами придорожную пыль. Председатель сельсовета идет ровно и прямо, точно марширует в военном походе, ступает уверенно и четко, как настоящий командир в боевом строю.

Они вдвоем прошли куда-то, и снова вокруг ни души. В низком курятнике раскудахталась курица, видать, снесла свое обыкновенное яйцо. Неплохо бы завтра сходить на рыбалку, вот лишь бы уговорить мамку. Юрка поклянется, что к ужину будет дома. К любому часу, какой она затребует и назначит. Скорее бы уж наступило завтра.

4

Мамка с вечера слова поперек не сказала. Сразу почему-то согласилась с Юркой и отпустила на рыбалку. Без всяких расспросов и наказов. Видать, под настроение хорошее попал или потому, что сама собиралась на гулянье.

Юрке всю ночь снился лес с речкой. Ранним утром он уже был на Лекме.

В реме повсюду сохранились следы недавней грозы, на каждом шагу слом и обрыв. Крутой глинистый яр еще больше обвалился. По опушке леса накатали новую дорогу. На месте бывших летних ферм и скотного двора сделали простой загон и огородили жердями. Недалеко на лугах пасется скот, вокруг которого летают слепни и оводы. Речка кое-где расширилась, в другом месте сузилась, оголились корни деревьев.

Прежняя рема порядком изменилась, многое посохло, многое наросло и расцвело. Спокойствие вокруг и безветрие, не качаются ветки, не шелестят листья.

Удочки пока не разматывали. Шли осторожно и неторопливо. С трудом узнавали и отыскивали знакомые места. Найти лисью нору не смогли.

Вчера с Генькой сговорились, что пойдут втроем, а собралось пятеро. Один пристал с соседней улицы. Напросилась еще городская девчонка, которую сразу же прозвали Фифой. Она приехала на каникулы к дальней деревенской родне. Ее, конечно, заметили, как всякого нового в Ижовке человека. Фифа упросила Геньку, и тот взял ее с собой. Вся из себя фуфыристая и любопытная до невозможности, словно из другого, неземного мира явилась. Любая ерунда ей в диковинку и новинку.

Когда Юрка увидел Фифу, то сразу подумал, что не к добру это все. Платье в оборочках, короткое до бесстыдства, совсем выше коленок. Ноги тонкие, розовые, так и лезут в глаза. А ей хоть бы хны и нисколько не совестно. У деревенских девчонок подолы чуть ли не до пят. Грех, когда выше задерут. Эта же бегает, прыгает и не замечает своего позора, чуть ли трусы не показывает. Обдерет ноги в лесу о колючки, не обрадуется. Жди, что еще нюни распустит.

Юрка не любил девчонок. Правда, несколько месяцев назад хотел тайно послать записочку какой-нибудь из своего класса. Переписка на уроках стала тогда заразой. Особенно старались девчонки. Передавали и перебрасывали на другие парты, скрытничали и секретничали. Юрка, конечно, терпел долго и записки рвал. Потом надумал и решился сам написать. Даже листок нашел и карандаш подточил. Но писать было некому и вроде бы не о чем. Вот если бы эта длинноногая с бантиками училась с ним в одном классе, то, может быть, Юрка и послал. Накатал бы записку о чем-нибудь просто так.

Фифа прицепилась к Юрке, как репей, ходит надоедливо по пятам. Пищит и визжит, только рыбу пугает. Любого комара, жучка или букашки боится. Цыкнул бы на нее, заткнул рот, да как-никак она городская и в гости приехала. Сроду такого не бывало, чтобы в Ижовке девчонки ходили на рыбалку. Лучше уйти от нее подальше и скрыться в камышах. Но как раз в этот момент Фифа в кустах завизжала и заохала, словно ее укусили или ужалили, хотя ни диких змей, ни зубастых зверей в реме не было. Она всего лишь расцарапала ногу о ветку шиповника. Юрка нехотя подошел. Красная царапина с крошечными капельками крови протянулась линией от коленки. Фифа сидела на траве, задрав юбочку, вытянув ногу, и осторожно гладила ее ладошкой. Всхлипывала и дула на больное место.

— А ты залижи, меньше болеть будет.

— Вот еще выдумал!

— Ничего я не выдумал, все звери раны зализывают…

— Я тебе не зверь, а человек. — Но она все же нагнулась и попыталась языком достать, даже согнула ногу, морщась от боли. Однако достала кончиком языка только коленку.

— Послюнявь пальцы и помажь…

— Больно дотрагиваться руками, попробуй сам мне зализать, от языка не так будет больно.

— Ишь ты какая, свою бы зализал, а от чужой крови меня стошнит.

— Ну тогда сам слюнями помажь.

Пришлось Юрке так и сделать. Когда коснулся пальцами ее ноги, по всей длине царапины, почему-то почувствовал, как учащенно забилось сердце и немного закружилась голова. Он слегка погладил ее ногу. Неожиданно ему захотелось нагнуться и действительно зализать царапину. Она сидела неподвижно и напряженно, терпеливо вытянула обе ноги и смотрела вниз. Юрке вдруг стало неловко за себя и стыдно отчего-то. Он быстро встал.

— Ты куда? — закричала она. — Еще! Еще!

— Я за примочкой… — Он пошел, сорвал несколько листьев подорожника и шалфея. Замочил в воде и, вернувшись, аккуратно наложил на царапину.

— Прижми и держи руками, как компресс, — сказала она и тут же снова напряглась, застыла, потом совсем тихо добавила: — А ты долго гладь, так мне легче и совсем хорошо…

5
{"b":"243656","o":1}