Настроение у Краснова и Неживлева снова опустилось к нижнему пределу, потому что теперь, если этот случай на шоссе притянуть к исчезновению девушки, можно уследить связь, пусть даже ничем не доказанную и не подтвержденную. «Успокойся, — бросил Семену Михайловичу Краснов, первым пришедший в себя, — сегодня же заберешь документы, а я предупрежу Вальцова, что мы заезжали к нему, он как раз живет в этой стороне. Это на всякий случай. Для чего заезжали? Очень просто: ты его на день рождения не пригласил, а потом совесть заговорила, вот и поехал к нему и угостил коньяком. Сам не пил. Я, естественно, был с тобой. Вот еще одно алиби. А Вальцов до конца будет стоять на том, что мы провели у него два часа времени. Он мужик железный. Детали обговорим. А сержанта завтра уберут из города, чтоб не выступал там, где не надо, пусть покажет свое служебное рвение в провинции, там простора для таких фанатиков больше. Подключу к этой акции Олега Михайловича, я ему одну иконку в серебре с эмалью подкину. Он за нее не то что сержанта, кого хочешь на Дальний Восток спровадит!»

Таким образом, компаньоны по подпольному бизнесу и соучастники преступления въехали в город в достаточной степени успокоенные, и на этом день рождения Неживлева можно считать полностью завершенным. Только не мешает в заключение привести разговор Игина с собственной женой, когда они покинули, одни из первых, квартиру Неживлева. Наклонился Борис Иванович к своей маленькой невзрачной Ларисе и сказал, тесно прижавшись к ней:

— А знаешь, Лариса Ивановна, давно я не видел столько дерьма сразу и в одном месте! — и когда она посмотрела на него с некоторой хитрецой, тут же серьезно пояснил — Нет, ты не подумай, я ведь тоже не ангел, только я своими силами никому не причиняю зла, а наоборот, приношу радость, предлагая редчайшие предметы искусства, получая, конечно, от них комиссионные или, как принято говорить, — «навар», за то, что я сижу на своем месте, атрибутирую неизвестные раритеты, звоню кому нужно, а если возникает необходимость — не побрезгую и привезти на дом. Так что я получаю «навар» за свой нелегкий, скажем, труд. И если кое-что уходит «туда», — Николай Петрович имел ввиду западные страны, а секретов у него от Ларисы Ивановны не было, доверял он ей, тем более, что некоторые сделки проходили в квартире и даже при ней: не станешь же выгонять верную, преданную женщину на улицу, — то никого это особенно не затрагивает — ни частный сектор, ни государство, потому что у государства столько ценностей, что и одной десятой невозможно выставить в наших музеях. А эта банда, которую ты видела, из них половина убийц, это я тебе точно говорю, если не состоявшихся, то потенциально созревших для этого уголовного действия. Я не ошибаюсь, у них глаза страшные…

И они пошли дальше, свернув в переулок: маленькая женщина, жаждущая любым путем тихого семейного счастья и неприметный миллионер Игин, отправивший за границу тайным незаконным образом не меньше вагона редчайших икон, серебряной утвари с расписной перегородчатой эмалью работы гениальных русских мастеров, уникальных картин живописцев, среди которых были Рокотов, Боровиковский, Тропинин, редчайшие изделия ювелиров а многое другое, что могло бы украсить музеи нашей страны, но было похищено и безвозвратно потеряно при помощи и прямом пособничестве этого человека, с его философией чуть ли не благотворительной доброты…

Второй секретарь посольства Соединенных Штатов Америки Нортон Глайд был способным работником, вовремя исполняющим свои обязанности, но эта сторона его деятельности была только прикрытием, потому что главной его службой была профессия кадрового разведчика ЦРУ, обладающего большим опытом. Выезжая на встречи с нужными ему людьми, он предпринимал такие меры предосторожности, что зачастую это выглядело смешно, но в то же время соответствовало инструкциям, нашпигованным в различные шпионские пособия для работников посольства. Так, когда ему предстояло встретиться с Неживлевым, он для полнейшей гарантии и безопасности встречи, выезжал на посольской машине с шофером, находясь в скрюченном состоянии ниже заднего сиденья и никак не просматривался снаружи. В городе Нортон Глайд опять-таки приказывал шоферу поездить по улицам, затем на скорости свернуть в переулок, который полностью просматривался, и тогда лишь покидал машину почти что на ходу при небольшом торможении. Машина следовала дальше, а Глайд наблюдал из подъезда, не было ли за ним «хвоста». Иногда через переулок вскоре действительно проезжала какая-нибудь машина, и если это были чекисты, рассуждал Глайд, то они никак не могли усечь маневр разведчика такого класса, как Нортон Глайд. Эти предосторожности он предпринимал не только ради себя, но и ради безопасности Семена Михайловича, на которого имел далеко идущие виды помимо операций с антикварными предметами.

На этот раз он спешил в условленное место после звонка Неживлева в посольство. Разговор, который состоялся между ними, был абсолютно безотносительным: позвонили Глайду и спросили: «Скажите, Василий Константинович дома?», на что тот ответил:

— Набирайте лучше номер. Здесь такого нет.

Это значило, что Семен Михайлович ждет его на запасной квартире по улице Москвина, невдалеке от Большого театра. Эту квартиру Семен Михайлович снял на три года по договору для встреч с Глайдом. Каждый раз они при встрече обуславливали новый пароль. Теперешний предусматривал встречу через два часа. Звоня в посольство из телефонного автомата, Неживлев прикрыл рот платком, как учил его Глайд, на случай, если вдруг голос будет записан на пленку. Их первая встреча состоялась по рекомендации Игина, и Глайд вскоре тайно побывал на квартире Семена Михайловича. До этого он еще как-то надеялся купить его деньгами. И более всего интересовал Глайда тесть Семена Михайловича. Но когда увидел обстановку в квартире, то понял, что Неживлев, благодаря своему подпольному бизнесу, более богат, нежели выходец из обеспеченной семьи техасских скотопромышленников Нортон Глайд, и что одними лишь деньгами его не проймешь. Поэтому, выуживая иногда сведения о тесте и совершая сделки, он оплачивал их только долларами, получая взамен уникальные произведения. И все время Глайд ожидал момента, когда сумеет прижать чем-нибудь Семена Михайловича и получить доступ к архивам генерала, хранящимся в небольшом сейфе. Понятно, что генерал не держал дома государственные секреты, но знал Глайд со слов Семена Михайловича, что пишет Александр Филиппович Неживлев книгу воспоминаний и взял для этого из архива кое-какие документы, представляющие ценность для американской разведки. По сведениям, полученным от того же Семена Михайловича, книгу генерал (в силу постоянной занятости) не закончил, но документы находились в сейфе и некоторые из них в свое время были помечены грифом «секретно». Они, конечно, кое в чем устарели за давностью лет, но не потеряли для Глайда огромной ценности, в силу своей подлинности. Еще он хотел знать, чем занимается Александр Филиппович Неживлев за границей, и где именно находится, чего Семен Михайлович не из патриотических побуждений, а из чистой трусости, не говорил.

Торопясь на свидание с Неживлевым, Глайд вдруг почувствовал, что «клиент созрел», и вскоре в его руках окажутся долгожданные подлинники документов. И поди знай, что еще может оказаться в сейфе, возможно такое, что позволит прижать Александра Филипповича за границей, шантажируя добытым материалом. А там, глядишь, генерал побоится вернуться. Большего успеха даже трудно было представить. Глайд вышел, а точнее — вывалился из машины в переулке и немедленно забежал в ближайший подъезд. Все было спокойно, только две старушки, видя странные манипуляции солидного седого человека, испуганно перекрестились. Глайд все равно для страховки переждал в подъезде минут пятнадцать, выкурив две сигареты, упрятав затем окурки в пластмассовую коробочку, в которую сбрасывал пепел. Все предусмотрел осторожный пират дипломатической службы. На встречу он явился вовремя, открыв дверь своим ключом. Неживлев уже с нетерпением ждал и по его лицу было видно, что на душе у него не спокойно, что страх вошел в плоть и сжал сердце тяжелыми острыми когтями. «Мой!»— подумал Глайд с радостью, и не ошибся.