Самый Главный растерялся. А я удивился. Я ещё не видел его таким и думал, что такое попросту невозможно. Но он растерялся.

— Ну вот, — как-то беспомощно произнёс Самый Главный. — Я должен вас учить! Я и сам хотел у вас поучиться!

— А нам… ничего не будет?.. — ещё беспомощнее пролепетал кто-то и спрятался за спины соседей.

Самый Главный растерялся ещё больше. Я это видел. И, конечно же, не только я. Снова обрёл дар речи ответственный:

— Вы нас не так поняли! — заверещал он, выбираясь из лужи, в которую его загнали аборигены. — Вы просто не туда приехали! Ну что же вы: не позвонили, не предупредили… Да, имеются отдельные недостатки. У кого их нет? Зато… вместе с тем… несмотря на… Вы знаете, какую ферму мы недавно построили? Какую дорогу к ней провели? Нет, вы еще не видели такой дороги: в три слоя вымощена, чтобы так сказать… лицом… продемонстрировать опыт… К нам даже оттуда приезжали за опытом!

— Опыты на людях запрещены, — сухо молвил Самый Главный. И отвернулся, чтобы помочь аборигенам, которые поднимали опрокинутую тележку с кормом.

Подняли. Вытолкнули на дорогу. Отряхнулись. Самому Главному отряхивать было нечего: жирная грязь к нему не липла. Он только вздохнул, провожая глазами лакированную свинью, которая, не отставая, бежала за тележкой. Потом глянул на ответственного. Хлопнул в ладоши.

И ответственный исчез. Испарился вместе с сапогами.

Всю дорогу до завода Самый Главный молчал. Когда мы прошли в цех и узнали, что мой корабль, возможно, будет готов к концу месяца, хотя, возможно, и не будет, он эту новость воспринял тоже молча. Не задал своего извечного «Почему?». Только вздохнул, глядя по сторонам. Вокруг всё сверкало. Хлама в новом цехе стало больше, чем в старом, горы металла разных сортов превратились в горы стружки. Под розовым лаком этого было почти не видно. Но Самый Главный всё это видел.

— Есть отдельные недостатки… — суетился ответственный за заводские дела. — Вместе с тем… мобилизуя резервы… расшивая узкие места… внедряя достижения науки… хотя и есть отдельные недостатки…

— Есть, — отозвался кто-то. — И их больше, чем отдельных достоинств.

Самый Главный вскинул голову. Ответственный умолк, застыл на месте. Но быстро пришёл в себя. Пылающий взгляд, от которого задымилась копоть на стенах, лазером прошёлся по цеху:

— Кто сказал?! Признавайтесь, кто сказал?!

Да говоривший и не думал прятаться. Это был старый работяга в аккуратной спецовке. Ответственный бурил его взглядом, а ему не было до этого ровным счетом никакого дела: он надвинул на нос очки и склонился над станком.

Самый Главный подошёл к нему. Пожал работяге руку. Тот улыбнулся и снова принялся за дело. Самый Главный вернулся к ответственному. Ответственный часто моргал, как анализирующая машина, когда не проходит вновь полученная информация. «Виноват, — говорила его растерянная улыбка. — Не предусмотрел. Не учёл. Исправлюсь. Больше не повторится». Но когда он наконец открыл рот и перестал моргать, из него полились совсем иные речи:

— Мы не будем оглядываться на пессимистов. Мы не будем верить очернителям. Да, отдельные недостатки. Да, их больше, чем достоинств. Но! Но!! Но!!!

Он понимал, что говорит явно не то. А остановиться не мог. Только делал попытки перестроить программу на ходу:

— Но мы готовы приложить все силы! Задействовать все рычаги! Мобилизовать недомобилизованные резервы! Нас не остановит на полпути…

— Отдельные недостатки, — не слушая его, повторил Самый Главный. — Почему их больше, чем отдельных достоинств?

Сказал тихо. Но эти слова произвели грандиозный эффект.

Шум и грохот раздался одновременно со всех сторон. Я думал: падают стены. Но то падал розовый лак. Он трескался, там и тут отваливались целые куски. На их месте открывались новые цвета и оттенки. Все удивлённо крутили головами: как будто видели знакомый цех впервые. Иначе прореагировали только ответственный (он присел и закрыл голову руками) да члены комиссии (которые вообще никак не прореагировали).

Работяга, оставив станок, подошел к Самому Главному. Пожал ему руку. Сказал:

— Командир, спасибо.

— Вы меня знаете? — удивился Самый Главный.

— Мы вместе воевали против врага. Вы-то и тогда были на виду, а я — человек маленький.

Самый Главный смахнул слезу. Опять оглянулся на ответственного. Сделал вид, как будто хлопает в ладоши.

Ответственный стал уменьшаться на глазах. Вот он сжался почти вдвое. Цех тоже менялся на глазах. Тут и там ожили бездействовавшие транспортеры. Плавно задвигались краны. Вместо лака на стенах появились плакаты. Багровея от напряжения, они молча голосили со стен и даже с потолка:

«Ускорим сдачу двигательной установки в эксплуатацию!»

«Сдадим корпус в срок!»

«Шасси — до срока!», и выше всех, на громадном полотнище:

«Досрочное окончание ремонта — наш трудовой подарок братьям по разуму!»

Сияли огни сварочных аппаратов. Где-то что-то падало, грохоча и звеня. Где-то что-то медленно поднималось под самый потолок.

Я не могу сказать, что Самого Главного это сильно порадовало. Когда он подошёл ко мне, вид у него был совсем не радостный, а ужасно усталый.

— Поздно, — сказал он. Помолчал и добавил: — Я распоряжусь, вас отвезут в гостиницу. И дам охрану.

— Что я, маленький? — пожал плечами я. — Зачем охрана? Вон, и снег перестал, пойду пешком и заодно прогуляюсь… как это у вас… на сон грядущий.

— Хм… А вы… не боитесь? Вы подумайте.

Я сделал вид, что подумал. И, распрощавшись, вступил в парк у заводских ворот.

— Эй, ты!

Я уже привык, и местное обращение меня нисколько не удивило. Удивил тон: ленивый и угрожающий. Как это у них получается — лениво угрожать?.. Тёмные фигуры маячили за деревьями.

— А ну, тормози! Кому сказал!

Ко мне со всех сторон подступили юные аборигены. У всех в зубах светились огоньки. На Земле это называется «дай прикурить». Верный способ завязать как знакомство, так и ссору… Но ничего. За мной — предполётная подготовка.

Они подошли. И не успел я понять, что им от меня надо, как получил сокрушающий удар промеж глаз. Увернуться, со всей моей подготовкой, не успел. От второго удара — по затылку — увернуться было даже теоретически невозможно.

— За что? — вместе с искрами и кружочками вспыхнул логичный вопрос.

Юным аборигенам он понравился: компания загоготала. Но смех вдруг утих.

На аллею вышел Самый Главный.

— Действительно, за что? — повторил он. — Мы дрались, когда нас обижали, а вы? Попробуй вас обидеть — вон какие здоровые! Что вот вам не хватает? Хоть бы для начала попросили у него закурить, было бы хоть понятно. А то без слов — по лицу!

— А чё… — прогундела самая маленькая фигура: я отличал её по запаху спирта, разбавленного водой до полной неузнаваемости и подслащенной какими-то эфирами и сахарами. Она там называется короче — я не помню, как.

— Ну, вот ты объясни, — обратился к фигуре Самый Главный. — Почему вы просто так, ни за что, ударили человека?

— А чё… — повторила фигура. И, поковыряв в носу, произнесла: — Если бы мы у него чё-нибудь взяли, это одна статья, а если просто по морде — это уже другая, поменьше. Да-а. Нас учи-или.

Она хотела ещё что-то сказать. Фигура побольше вовремя хлопнула её по затылку:

— Тихо ты, умный! Он с врагами воевал, он приёмчики знает!

— А ничё он нам не сделает, — гундосо отозвалась самая большая фигура. — Не имеет права: мы несовершенновзрослые.

Эти слова вконец вывели Самого Главного из терпения:

— Ах, вы… несовершенновзрослые! Я вам такой приём организую на полярных курортах с обширной воспитательно-трудовой программой! Делать вам, что ли, нечего?

— Ага-а… — проныла самая маленькая фигура. — Увеселилки с одиннадцати закрываются, да нас туда и не пускают. Мы несовершенновзрослые…

— Так, так. Ах, вы… — усмехнулся Самый Главный, хотя усмешка была невесёлая. — Не зря в школу ходили: научились говорить то, что от вас хотят услышать. Ну, да ладно. Вот вам для начала. Раз, два, три!