Сашка обиделся, отошел к окну. Дед тряпкой осторожно стал обтирать от смазки пулемет.

Тяжело, с надрывом всхрапывал во сне Сашка, свесив руку к лежащему на полу «Стронгу». В углу, на лавке тоненько подсвистывал носом Дед.

Артур заворочался и в который раз закрыл глаза. Спать, надо спать, пытался приказать он себе. Проклятие, что у него здесь, вечный день, что ли? Сколько я уже без сна?..

Громко всхрапнул Сашка. Артур открыл глаза и увидел Волонтера. Он сидел на колченогом табурете, свесив руки между колен.

— Пришел, — сказал Артур, приподнимаясь на локте.

— Нет, — сказал Волонтер, он не мигая смотрел на него. — Вам нужно уходить. «Призраки» идут по следу.

Артур увидел, что глаза у него смертельно уставшие. Что-то наподобие жалости приподнялось в Артуре, он кивнул и спросил:

— Десант в прошлое, это все, что мы можем?

Волонтер не ответил, продолжая неподвижно сидеть.

— Понятно, — Артур криво усмехнулся. — Что тебе все это: пришел и ушел.

— Ты ошибаешься, проходчик, — с расстановкой сказал Волонтер. — У нас одна цель и один путь, и не надо спрашивать того, чего мы оба не знаем.

Артур сел на топчан и стал растирать занемевшую руку.

— Но…

— Ты снова ошибаешься, проходчик, — мягко сказал Волонтер. — Там нет реального мира.

В углу, на лавке зашевелился Дед и отчетливо сказал:

— Волонтер погиб в Русле Хаоса. Слава поводырям, ушедшим в неизвестность.

Артур резко повернул голову, Дед тоненько засвистел носом. Нет, этого не может быть, испарина тронула его лоб. Зачем тогда Волонтер здесь?.. Обернулся… колченогий табурет был пуст, на полу расползалось кровавое пятно.

Дрогнуло пространство, и Артура бросило в пропасть безвременья…

Стремительно катились на берег волны, и Юлька, раскинув руки как крылья, бежала навстречу… металось солнце в зените… таяли в лучах заходящего солнца фантомы-рейдеры и… уходил за горизонт Волонтер. Я же помню Юльку, отчаянно подумал Артур. И море помню. Господи, когда же это было? Где все это?

— Тебе приснилось, — говорил Сашка, помогая Деду подпереть обрубком ствола дверь. — Со мной тоже бывало.

— А пятно? — хмуро спросил Артур, он встал с головной болью.

— А пятно было, — убежденно сказал Сашка. — Было ведь, а, Дед?

— Было, — подтвердил Дед, вешая на грудь ручной пулемет.

Артур растерянно посмотрел на Сашку, на Деда.

— Как же так? Ничего не понимаю.

— Пошли, — махнул рукой Дед, глядя в сторону. Дед уверенно вел их только одному ему известным путем. Быстро прошли густой кустарник и вошли в лес. Это был странный лес. С одной стороны ровные ряды коричневых стволов лиственниц, с другой — ряды белых берез. Это была знаменитая шахматная роща.

— Дай бог, пронесет, — тревожно сказал Дед, оглядываясь по сторонам.

Тревога передалась и Артуру с Сашкой. Они прекрасно знали, что такое шахматная роща, но другого пути не было. Обход — это потерянное время, а им был дорог каждый миг времени.

Артур загадал, что если они проскочат рощу до начала партии, то, значит, Волонтер ему приснился, ну, а если… Тонкий свист, и с деревьев упали ветки. Обернувшись, они увидели серые фигуры, бегущие к роще, и столб дыма над лесом.

Сашка рванул с плеча «Стронг», но Дед заорал, пихая его в спину:

— Вперед!

Они немного не добежали до конца рощи, как она пришла в движение. Прямо перед Артуром ствол лиственницы взлетел вверх, осыпав его землей с корней. Он метнулся в сторону, чтобы не упасть в образовавшуюся воронку, и едва не угодил под опускающийся сверху ствол березы. Это была блиц-партия. Скорость перемещения деревьев нарастала. Они едва успевали уворачиваться от падающих стволов деревьев, воронки не огибали — перепрыгивали, а сверху сыпался и сыпался земляной дождь. Сзади уже не стреляли, и Артур понял, что «Призракам» сейчас не до них. Они угодили в самый центр рощи, и ему стало жутко, представив, что там происходит.

Роща кончилась, и они выскочили на бурое поле. Теперь можно было и оглянуться. Со стороны казалось, что кто-то невидимый выдергивает деревья и стремительно перемещает их. Скорость все возрастала, партия набирала темп.

— Конец «Призракам», — хрипло дыша, сказал Сашка.

Артур вспомнил, что он загадал, и по телу скользнул озноб.

— Все же Волонтер приходил, — сказал он и посмотрел вверх.

Здесь не было солнца, и небо в серой пленке, густо усеянной черными точками.

— Сколько их! — выдохнул Сашка, бледнея.

— Караулили, — сказал Дед и тронул Артура за плечо. — Игра окончена, дорога назад открыта.

Артур не ответил. Он смотрел, как от горизонта по земле ползет багровый туман и пляшут на сером холсте черные точки. И ощущал, как спешит десант в прошлое.

Артур снял с плеча «Стронг» и подумал: счастлив тот, кто поймет все…

Из-за горизонта выполз холодный полукруг луны, как чей-то полуприкрытый равнодушный глаз. Он безучастно глянул на три неподвижные фигуры у края леса. И не было ему до них никакого дела. Зачем все это? Все суета сует… И снова миллиарды лет он будет вот так всходить, познав одно — есть только он и Вечность.

Он вдруг решил, что его зовут Фауст. Может, такое имя и было. Но он решил назваться Фаустом, если его спросят. И еще он вообразил, будто ему тридцать лет. В Новый год исполнится ровно тридцать. А пока меньше. Правда, профессор не так давно говорил, будто сейчас июнь, но, возможно, ошибался. Новый год — Фауст помнил точно — случился давно, и пора было наступить еще одному. Фауст дал себе слово, если никто в ближайшее время не скажет — пришел Новый год, тогда он сам себе это скажет.

Вчера он ходил в сторону восхода. По слухам, в той стороне водятся собаки и кошки. И вроде бы там все по-другому. Он шел долго, час или пять, но ничего такого не обнаружил. Все было так же, как и там, где они жили с Профессором.

К вечеру Фауст вернулся к себе. Здесь было привычнее. Однако напоследок он взобрался, цепляясь за арматуру, на вершину одного из завалов, но не увидел вдали ничего необычного. Все то же.

Зазвонил будильник, и наступило утро. Если бы Профессор не заводил каждый день будильник, никто бы не узнал, что утро.

Странная личность — Профессор. Болтают, он и прежде был чудаковатым. Он утверждает, что еще очень молодой, что ему сорок четыре, а это, мол, по данным какого-то Юнеско — период зрелой молодости.

Фауст знал про стариков. Их так называл Юнец. Они жили через площадь. Старшему из них было лет четырнадцать, младшему пять или шесть. Их было не меньше двадцати, а Юнец у них за главного. Соседка трепала, будто Юнец живет с ними по очереди и будто любит мальчиков больше девочек. Но, верно, врала. Из зависти. Потому что к ней самой никто не ходит. От нее пахнет мочой. Соседка пытается убедить всех, что у нее болезнь такая, от страха приключилась, но к ней все равно никто не ходит.

А эти старички Юнца живут, пожалуй, неплохо. Здание у них внутри практически целое. Раньше там то ли магистрат был, то ли гимназия. А может, монастырь. Теперь не узнать: все названия перепутались. Точнее, названия остались, а что они обозначали — нет. Приходится верить на слово, или не верить, особенно Юнцу: много говорит. К примеру, он рассказывает, что у него дисциплина. Спать ложатся по приказу, а перед этим все чистят зубы. По очереди, так как щетка всего одна. Потом не вставляют зубы обратно в рот, а кладут на тумбочки, ровно по три сантиметра от переднего и бокового краев, так удобнее брать их по команде подъем. Или это Соседка врала? Она ненавидит Юнца. Шипит и злится, когда он рассказывает. Раньше кричала, что никаких таких детей-стариков в подвале бывшей ратуши нет, все-то он выдумывает. Но однажды ночью те явились к ней и побили ее. Теперь она бормочет, что выдаст Юнца музыкантам. Но Юнца это не пугает. Он говорит, что если бы у него было оружие, он бы никого и ничего не ждал, а сам бы отправился на войну, так как правильно понимает свой гражданский долг.