В этом городе я родился. Вырос. Пережил войну.

В начале сентября 1944 года фронт приблизился к нашему городу. Немцы принялись сооружать вокруг Ломжи линию обороны, копать рвы и окопы. Но несколько дней спустя в город вступили советские войска. В полдень я услышал торжественную мелодию государственного гимна Польши, а потом уличные громкоговорители передали призыв к населению вступать в Войско Польское. Я решил стать солдатом.

Утром 20 сентября я явился в белостокский райвоенкомат. Оттуда нас повезли в район расквартирования 8-го запасного полка. Казармы были забиты людьми. А в ворота военного городка входили все новые группы людей в штатском. Меня направили в здание у ворот. Старшина роты показал мне, где находится кухня, а миску и ложку рекомендовал раздобыть самому.

Через три дня нас погрузили в эшелон. «Поедете в Люблин», — сказал старшина роты. В вагоне было холодно. Спали на нарах. На остановках варили в котелках гороховый суп из концентрата. Через несколько дней доехали до Люблина, где я стал курсантом офицерского пехотного училища.

Нас сразу же повели в баню. Там штатскую одежду забрали и выдали летнюю форму из хлопчатобумажной ткани.

Утром началось обучение. Я попал во 2-й взвод подпоручника Хаймана, входивший в роту подпоручника Рыбалтовского.

27 февраля 1945 года меня произвели в офицеры, а уже на следующий день я выехал из Люблина в расположение 27-го пехотного полка 10-й пехотной дивизии, куда получил назначение.

Полк походным порядком двигался к фронту. Чтобы догнать его, я пересаживался с одного вида транспорта на другой. За Равичем я наконец нагнал свою часть. Майор Ян Суетин, начальник штаба полка, приказал мне явиться к командиру 2-й роты автоматчиков подпоручнику Модраю.

Подпоручник Модрай оказался высоким мужчиной с продолговатым лицом. Принял он меня очень сердечно. Через какое-то время созвал офицеров роты и представил меня. Оказалось, что я назначен его заместителем. Все офицеры роты были молодые.

В начале апреля 1945 года мы находились в тридцати километрах от Вроцлава. Город горел. Зарево пожаров было видно издалека. Немцы упорно оборонялись.

В пасху рота участвовала в операции по прочесыванию лесов. Мы захватили трех гитлеровских диверсантов, сброшенных к нам в тыл на парашютах. Тогда-то я и раздобыл пистолет П-38. Пленных отослал в штаб полка. На второй день пасхи наши разведчики обнаружили в лесах к югу от деревни Карчице-Мале большую группу немецких солдат. В ожидании приказа о наступлении наш полк занял оборону в районе Мочидла. На участке нашей роты и 1-го батальона противник предпринимал попытку прорваться через наши позиции, но, потерпев неудачу, отошел в направлении Вроцлава.

4 апреля по приказу офицера штаба полка подпоручника Беня я снял роту с позиций (подпоручник Модрай был болен). В семь часов утра следующего дня мы начали движение в направлении Одера. Это был наш последний переход перед занятием обороны на Нейсе.

Двигались ночью. Рота шла во главе полка. Офицеры — подпоручник Бень, майор Суетин и я ехали верхом.

Бойцы шли пешком, попеременно отдыхая на немногочисленных повозках.

Ночью голова колонны подошла к переправе на Одере. Наш путь проходил через населенные пункты Прусице-Мале и Пелчин к расположенным на Одере Сцинаве и Польковице. Утром, в половине седьмого, мы подошли к Домановице.

В ночь на 7 апреля мы форсировали Одер. Переправа проходила спокойно. Понтонный мост находился под сильной охраной зениток и батареи прожекторов. После форсирования Одера мы двигались в направлении на Польковице и Пшемкув. 8 апреля в 7 утра остановились неподалеку от Новой Кузни. На следующий день перешли реку Бобер, затем прошли через Илаву и сделали привал в лесу около Богумилова.

Там я впервые увидел легендарного командира 2-го батальона капитана Бетлея. Тогда ни у кого и в мыслях не было, что этот веселый человек станет героем полка и что через несколько недель о его подвиге будут слагать песни.

В ночь на 9 апреля наша часть выступила. Кругом темнел сосновый бор. Часов в одиннадцать ночи мы подошли к линии фронта на такое близкое расстояние, что отчетливо стали слышны стрельба и разрывы гранат. Весь день большая часть офицеров полка находилась на передовой. В сопровождении советских командиров они принимали позиции и огневые точки, подробно расспрашивали о положении и намерениях противника.

Ночью наши батальоны начали сменять советскую часть. 2-я рота автоматчиков была непосредственно подчинена командиру 27-го пехотного полка полковнику Яну Кушнярову, наблюдательный пункт которого находился на расстоянии 150–200 метров от переднего края на холме, господствующем над окрестностями. Отсюда видна была и река Нейсе.

Подпоручник Бень приказал моей роте окопаться. Я указал командирам взводов, где должны находиться их позиции, и после постановки задачи вернулся к командиру роты подпоручнику Модраю. Он находился в лесу с обозом роты и попросил меня и дальше командовать ротой, так как очень плохо чувствовал себя.

Я пошел проверить выполнение приказов. Убедился, что взводы подготовили позиции согласно моим указаниям. Со стороны Нейсе доносились отзвуки перестрелки. Особенно отчетливо слышался треск станковых пулеметов. Немецкая артиллерия вела беспокоящий огонь. Наши орудия временами вступали в артиллерийскую дуэль. Так прошла ночь.

Под утро мы увидели немецкую кухню в конной упряжке, которая галопом неслась неподалеку от нас. Выставили «собачку» — так солдаты прозвали легкий 50-миллиметровый миномет. Послышалась команда — и мины одна за другой взвились в воздух. Одна из них, срезая ветви, разорвалась прямо над нашими головами. Но, к счастью, никого не задело.

Кухню мы, конечно, не разбили. Это сделали за нас 82-миллиметровые минометы 3-го или 2-го батальона. Не успели мы прийти в себя, как стоявший неподалеку от меня сержант рухнул на землю: пуля фашистского снайпера прошла под его правой лопаткой.

Утро 17 апреля предвещало хороший день. Около шести часов двинулся в наступление 2-й батальон капитана Бетлея. После короткой артподготовки батальон перешел на другой берег Нейсе по понтонному мосту, который вскоре был разрушен немецкой артиллерией. Бетлеевцы с ходу заняли передний край фашистской обороны.

В 10 часов командир батальона докладывал о занятии второй оборонительной позиции гитлеровцев и о продолжении наступления в глубь обороны противника. И тогда случилось то, чего никто не ожидал. С берега, занятого 2-м батальоном, на нас обрушился огонь из пулеметов и автоматов. Вероятно, немцы поняли, что наша часть не расширила прорыва и не прикрыла с флангов наступающий батальон. Воспользовавшись нашей ошибкой, немцы пытались окружить батальон Бетлея.

Радиостанция, как назло, молчала. Бетлей не отзывался. Как стало известно позже, радиостанция была разбита артиллерийским снарядом.

Немцы приступили к ликвидации батальона. На помощь Бетлею выступила рота станковых пулеметов из 3-го батальона. К наблюдательному пункту командира полка потянулись легкораненые. Они рассказывали о наступлении бетлеевцев и об отваге их командира. После полудня 3-й батальон получил приказ переправиться через реку и прорвать немецкое кольцо.

В сумерки начали возвращаться солдаты из батальона Бетлея. Ночью с группой около сорока солдат вернулся сам Бетлей, раненный в ногу. Комбат и его люди были измучены до предела и ругались, что им не помогли вовремя закрепить успех.

Ночью немцы пытались ворваться в наши окопы. Они, вероятно, надеялись, что мы примем их за возвращающихся солдат Бетлея. В бой включились автоматчики, которые совместно с 3-м батальоном отогнали немцев за реку.

В этих атаках гитлеровцы понесли значительные потери. Наши потери были минимальными. Около десяти часов утра с немецкой стороны раздался голос диктора, кричавшего в микрофон: «Поляки! Сдавайтесь! Вы никогда не перейдете через реку».

Диктор ошибся. В ту же ночь мы форсировали Нейсе.

Ночью наша часть двинулась к переправе в районе Ротенбурга. Измученные непрерывными боями, солдаты брели по шоссе. На подводах ехали легкораненые, которые не пожелали отправиться в госпиталь. С шоссе хорошо была видна линия переднего края: ее обозначали вспышки ракет и четкие точки трассирующих пуль. Видно, бои стали жарче, потому что такой канонады до сих пор не было. Как я потом узнал, 8-я и 9-я пехотные дивизии, тем временем продвинулись далеко вперед. Мы ждали своей очереди у переправы. Мой связной, рядовой Генрик Мателёнес, воспользовавшись передышкой, организовал ужин. Сняв сиденье с подводы, он покрыл его плащом. На этом импровизированном столе кроме кофе, хлеба, лука и шпика оказались немецкие консервы и вино.