Мы также зашли в несколько ювелирных магазинов и в одном из них заказали кольца для помолвки. Поскольку во время войны было невозможно купить золотые изделия, для заказа следовало приносить свое золото. Мы так и поступили, и вскоре из магазина мне доставили пару превосходных колец.

6 января наша группа кандидатов в офицеры отправилась в горный курорт Альтенберг, расположенный примерно в 20 километрах к югу от Дрездена. Нам предстояла неделя тренировок по спуску с гор на лыжах и лыжные кроссы по пересеченной местности. По вечерам для нас устраивали выступления женской танцевальной труппы и молодежного хора с репертуаром из народных песен. Наши дневные «развлечения» были более суровы.

На фоне красивого зимнего пейзажа наши инструкторы первые два дня учили нас основам катания на горных лыжах. Хотя у меня имелся опыт хождения на лыжах на Восточном фронте, эта разновидность лыжного спорта была мне неизвестна. По окончании инструктажа мы отправились на вершину горы. Собравшись там группой, мы наблюдали за тем, как наши товарищи один за другим исчезают из вида, скатившись вниз. Наконец и я получил команду «марш!». Набирая скорость, я стремительно заскользил по склону и вскоре приблизился к трамплину. Съехать в сторону было невозможно. К тому времени как я достиг края трамплина, я почти сидел, скорчившись, на лыжинах. Приземлился я на мягкий снег прямо на «пятую точку».

Через пару дней инструкторы приказали нам спуститься с горы в санях для бобслея. Не отличаясь особой сноровкой в этом виде спорта, я не захотел рисковать собственной шеей и ухватился на всем ходу за ствол попавшегося мне на пути большого дерева.

Вскоре после возвращения в Дрезден, в училище, мы столкнулись с новым испытанием, рассчитанным на проверку нашего мужества. Примерно в десять часов вечера инструкторы приказали нам надеть плавки и отправиться в крытый бассейн, находившийся на территории училища. Там мы построились у подножия вышки для прыжков в воду, высота которой составляла 10 метров. Затем нам по одному приказали подняться наверх. После этого инструктор выключал свет и заставлял каждого курсанта прыгать вниз в полной темноте. Хотя некоторые мои товарищи проявили нерешительность, я без всяких сомнений прыгнул с вышки, решив, что инструкторам незачем калечить будущих офицеров.

В немецкой армии подобные методики обучения и воспитания предусматривали безоговорочное выполнение приказов начальства, независимо оттого, с какими препятствиями придется столкнуться или какие сомнения могут при этом возникнуть. Как бы то ни было, но со всеми трудностями я благополучно справился и 1 марта был произведен в звание обер-фенриха (старшего кандидата в офицеры).

За несколько дней до окончания учебы мы узнали о том, что Адольф Гитлер выступит в Дессау перед выпускниками училищ, которые приедут туда со всей Германии. Даже при моей нелюбви к нацистскому режиму я не мог не испытать волнения от будущей поездки.

Последующее сообщение о том, что фюрер присутствовать на этом мероприятии не будет, а вместо него перед нами выступит гросс-адмирал Дениц, командующий кригсмарине, было встречено нами с немалым разочарованием. Несмотря на то что я с детских лет интересовался подводным флотом, речь главного военного моряка рейха меня нисколько не вдохновила.

Выпуск из училища состоялся 15 марта 1944 года и прошел без всякой помпезности. Начальник училища произнес короткую энергичную речь, пожелав нам дальнейших успехов. Полевая подготовка, которую мы прошли в училище, имела скромную практическую пользу и не шла ни в какое сравнение с боевым опытом, который я приобрел на Восточном фронте. Однако теоретические знания, которые мы получили, представлялись мне интересными и нужными для моей будущей роли командира. Кроме того, было очень приятно провести несколько месяцев вдали от передовой с ее окопами, пулями и снарядами.

На следующий день я прибыл из Дрездена в Ольденбург и доложил капитану об успешном окончании училища. Прошел день, и я получил лейтенантские погоны и с радостью отправился к армейскому портному, чтобы внести необходимые изменения в мою форму.

Хотя я был не уверен в том, что ждет меня по возвращении на фронт, я, наконец, достиг своей давней мечты стать лидером.

17 марта — 13 мая 1944 года

Получив 17 марта двухнедельный отпуск, я поехал из Ольденбурга в Гамбург, находясь в тревожном предвкушении помолвки с Аннелизой. У нее уже закончилась первая половина отпуска, и она с нетерпением ожидала моего приезда.

Вместо того чтобы провести три ночи в доме герра Берндта, я снова остановился у тети Фриды в Винтерхуде. Однако обедали и ужинали мы в доме Аннелизы в Вандсбеке, чтобы дать мне возможность чуть ближе познакомиться с ее отцом и другими родственниками, жившими там же.

18 марта в доме тети Фриды мы с Аннелизой обменялись кольцами в знак заключения нашей помолвки. По этому случаю мы не стали устраивать никаких торжеств, а просто сообщили об этом ее отцу, а я по телефону известил моих родителей в Пюггене.

В самый разгар войны, когда будущее представлялось крайне туманным, мы с Аннелизой согласились, что нам следует подождать со свадьбой до наступления мира.

Через несколько недель мне предстояло вернуться на Восточный фронт, и я не был абсолютно уверен в том, что смогу встретить свой двадцать четвертый день рождения. Хотя мне было тяжело решиться на то, чтобы связать свою судьбу с другим человеком, согласие Аннелизы стать моей женой подарило мне надежду, осветившую мрачную темноту будущего.

Несмотря на то что решение подождать лучших времен было вызвано исключительно беспокойством о нашем будущем, мы понимали, что мне придется получить разрешение на брак у моего армейского начальства. Помимо обычных бюрократических необходимостей, мы столкнулись с одним дополнительным препятствием, состоявшим в том, что у матери Аннелизы была еврейская фамилия Саломон.

Это была девичья фамилия ее матери, усыновленной семьей еврея-мясника из Гамбурга. Услышав эту фамилию, власти отказались дать разрешение на брак без дальнейшего расследования. Сопротивляться подобным расистским ограничениям в те годы было бессмысленно, хотя я считал, что государство не имеет никакого права вмешиваться в личные дела граждан, какой бы национальности ни была моя будущая жена.

Уехав из Гамбурга через два дня после нашей помолвки, мы с Аннелизой провели несколько дней в доме моих родителей в Пюггене. 24 марта она уехала домой на неделю, прежде чем отправиться в Леер. 4 апреля Аннелиза получила назначение в бельгийский город Беверло.

В конце марта я поехал в Мюнстер на двухнедельные курсы ротных командиров. Они включали в себя аудиторные занятия, а также полевую подготовку на полигоне. Эти курсы предоставили мне возможность познакомиться с новым оружием, высокоточным 210-мм гранатометом. Снова получив двухнедельный отпуск, я отправился в Пюгген, после чего, 30 апреля, прошел недельные курсы в офицерской школе верховой езды в городке Зольтау, неподалеку от Мюнстера.

После раннего подъема у нас начинались уроки верховой езды на манеже. Нам нужно было научиться запрыгивать на лошадь, когда она скакала по кругу. Кроме того, нам показывали, как заставить лошадь лечь, чтобы укрыться за ней, когда окажешься под огнем противника.

К концу второго дня занятий я почувствовал, что сильно натер кожу на ягодицах и внутренней стороне бедра. Каждую ночь раны немного заживали, но днем я натирал их снова. Однако если исключить физические страдания подобного рода, опыт, приобретенный в Зольтау, в целом представлялся мне вполне позитивным. Хотя многие мои товарищи по курсам находили эти занятия тяжелыми, мне они не казались слишком трудными, потому что работа на ферме научила меня обращению с лошадьми.

8 мая, по завершении этой последней части необходимой офицерской подготовки, я пробыл три дня на базе 58-й дивизии в Ольденбурге. К моей великой радости, туда смогла приехать на пару дней Аннелиза, получившая краткосрочный отпуск после бомбежек в Беверло. Хотя с ней ничего не случилось, перспектива будущих налетов вражеской авиации сильно встревожила меня.