Ноябрь 1942 года — февраль 1943 года

Наступление на южном берегу озера Ильмень было частью генерального контрнаступления, начатого Красной Армией зимой 1941/1942 года. В начале февраля противнику удалось блокировать наши части в районе города Демянска. Снабжать их продовольствием и боеприпасами стало возможно только с воздуха.

В конце апреля части вермахта в результате контрнаступления сумели пробиться к оказавшимся в кольце блокады немецким солдатам, образовав не слишком надежный коридор в семь километров шириной и двенадцать километров длиной, снабжение по которому осуществлялось с огромным трудом. В конце ноября 1942 года 58-я пехотная дивизия воссоединилась с другими дивизиями вермахта в районе Демянского котла, покинув берега озера Ильмень.

Накануне новой русской зимы наша дивизия заняла позиции близ реки Пола на всхолмленной местности, именуемой Валдайской возвышенностью. Как обычно, мы имели лишь смутное представление о нашем точном географическом местоположении и знали лишь то, что нам следовало знать согласно текущей тактической обстановке.

Бои под Демянском велись практически постоянно, хотя на нашем участке передовой они были не такими мощными, как ранее на Волховском фронте. Отразив несколько интенсивных атак русских и множество малочисленных вылазок красноармейских отрядов, мы то наступали, то возвращалась на прежние позиции, однако в целом линия фронта оставалось относительно стабильной. Хотя эти боевые операции имели важные последствия, в те дни я воспринимал их как нечто незначительное.

Получив новое задание, мы с моим связистом заняли место на невысоком холме неподалеку от Демянского коридора, где в большом блиндаже находилась группа наших солдат. Поскольку было невозможно вырыть убежище в промерзшей как камень земле, его соорудили на поверхности и сложили из бревен, присыпанных для маскировки снегом. Стена из снега, обращенная в сторону русских позиций, являлась дополнительной защитой. Неподалеку располагалась небольшая наблюдательная вышка.

Несмотря на все наши усилия обезопасить себя, мы скоро сделались жертвами советских снайперов. Боясь попасть под пулю, в дневное время суток мы безвылазно сидели в блиндаже. После того как мне пришлось провести в нем несколько дней подряд, я почувствовал, что далее терпеть подобное бездействие я не могу, и нужно что-то делать.

Захватив маузеровскую винтовку, я выбрался из блиндажа наружу. Опустившись на колени, я руками проделал в снежной стене небольшое отверстие. Внимательно осмотрев простиравшуюся передо мной белоснежную целину, я не заметил никаких признаков присутствия вражеских снайперов.

В следующее мгновение в снежную стену рядом со мной впилась пуля, пролетев прямо над моей головой. Приняв свое поражение в несостоявшейся дуэли, я вытащил винтовку из импровизированной бойницы и быстро нырнул обратно в блиндаж. Я понял, что нам теперь и дальше придется жить под угрозой выстрелов вражеских снайперов.

Чуть позже я начал осматривать позиции противника с наблюдательной вышки и заметил русского солдата, который брел по снегу примерно в 500 метрах от наших позиций. Когда я дал сигнал открыть огонь, наши пехотинцы навели на цель 50-мм миномет.

Когда мина взорвалась примерно в 50 метрах от русского, тот явно испугался. Осознав опасность, он со всех ног бросился бежать по глубокому снегу. Несмотря на то что теперь обстрел начали вести пять или шесть наших минометов, ему каким-то чудом удалось скрыться. Должен признаться, что иногда война казалась мне безобидной игрой, а не безжалостной схваткой не на жизнь, а на смерть.

Несколько недель позже следующей жертвой стал я, когда оказался в другом блиндаже на передовой, примерно в полутора километрах от прежнего.

На утро следующего дня после моего прибытия туда я проснулся и увидел, что ночью выпал снег, как будто покрывший землю толстым, почти по колено, ковром. Выйдя из блиндажа с полевым телефоном, я пробежал небольшое расстояние по живописному заснеженному полю и вскоре нашел хороший наблюдательный пост. Защищенный белым камуфляжем, я выпрямился в полный рост, чтобы лучше осмотреть окружающее пространство.

Даже не прибегая к помощи бинокля, я сразу заметил пару вражеских блиндажей. Эти сооружения, почти на два метра возвышающиеся над землей, были прекрасно мне видны, и от них меня отделяло расстояние не более 100 метров. Хотя только что выпавший снег прикрыл земляную крышу блиндажей, они явно были построены недавно и представляли несомненную угрозу нашему участку фронта.

Выбрав ближний ко мне и более крупный из двух, я сообщил его координаты по телефону нашим солдатам, обслуживавшим 150-мм гаубицы, и попросил дать один выстрел по цели площадью 10 квадратных метров. Через пару минут грянул залп, взметнувший вверх облачко снега примерно в 20 метрах слева от русского блиндажа. Пристреляв расстояние и направление, артиллеристы выпустили второй снаряд точнее, и он упал в десяти метрах справа от цели. Пройдя ближе к передовой, я сделал следующую поправку и попросил выстрелить снарядом со взрывным устройством замедленного действия.

Этот снаряд попал в цель. После того как он пробил крышу блиндажа, возникла короткая пауза, а затем грохнул взрыв.

Прежде чем я сообщил координаты новой цели, рядом со мной начали рваться мины, выпущенные вражескими минометами. Несмотря на мой камуфляж, русский наблюдатель все-таки заметил меня. Я превратился в жертву советских минометчиков.

Увязая в снегу, я устремился в укрытие — наш бункер, расположенный в десяти метрах от меня. Когда я уже был на полпути ко входу, у меня за спиной разорвалась вражеская мина. Я почувствовал, как меня обдала волна воздуха. На мое счастье, глубокий снег частично поглотил силу взрыва и уберег меня от серьезного ранения.

Оказавшись в блиндаже, я попросил одного из солдат проверить, не ранен ли я. Осмотрев мою спину, тот сообщил, что меня здорово посекло крошечными осколками. Следующие полчаса он терпеливо извлекал их из моей кожи. Мне в очередной раз повезло, я избежал серьезного ранения.

Обязанности корректировщика огня мне очень нравились, и моим любимым занятием вскоре стало определение как можно более точных координат цели. В прошлом году я сумел навести огонь наших орудий на пять-шесть вражеских блиндажей, и в 13-й роте это снискало мне репутацию мастера своего дела. Однако уничтожение большого советского блиндажа близ Демянского коридора привлекло ко мне нежелательное внимание противника.

К тому времени части Красной Армии начали размещать на передовой громкоговорители для ведения пропаганды, адресованной нам, немцам. Нас убеждали и запугивали на прекрасном немецком языке. Спустя неделю после уничтожения вышеупомянутого русского блиндажа кто-то из моих товарищей спросил, известно ли мне о том, что русские называли мое имя и угрожали лично мне.

Как оказалось, он услышал следующую фразу: «Люббеке, когда мы тебя поймаем, то отрежем яйца!» Очевидно, кто-то из пленных немецких солдат назвал меня как главного виновника уничтожения блиндажа.

Я воспринял угрозу чрезвычайно серьезно. Всем нам был известен недавний случай, когда русские оскопили двух попавших к ним в плен унтер-офицеров вермахта одной из рот нашего полка. Мы нашли их на следующий день умершими от потери крови.

Подобная жестокость укрепила во мне решимость любой ценой избежать плена, даже если для этого придется добровольно расстаться с жизнью. Подобное решение коренным образом отличалось от настроения, которое я испытывал в дни Французской кампании. Если бы меня взяли в плен французы, то я был бы уверен, что они обошлись бы со мной вполне гуманно.

Понимая, что блокирование наших войск советскими частями под Демянском было стратегической необходимостью, верховное командование вермахта в феврале 1943 года начало отвод наших войск. 17 февраля поступил официальный приказ об эвакуации. Несмотря на постоянное давление со стороны Красной Армии, вермахт провел отступление в образцовом порядке. 58-я пехотная дивизия была выведена из-под Демянска 24 февраля.